Страница 31 из 41
Я приняла решение уехать с Хосе Игнасио. Еще бы, ведь я его люблю! У нас на руках были билеты на шестнадцатое июня; Хосе Игнасио оставалось доработать последнюю неделю в поселковой поликлинике; Вероника в моих услугах не нуждалась; местные жители всё еще обсуждали череду смертей, но эмоции поутихли. Впрочем, затишье было обманчивым.
Tel vice, tel supplice.
Каков грех, такова и расплата.
Меня беспокоило состояние Лилии. Она всерьёз утверждала, что к ней по ночам приходит злобный дух Софии и душит её мохнатыми медвежьими лапами. По её просьбе однажды я ночевала у неё. Сначала я не заметила ничего странного и даже уснула, но среди ночи начали происходить действительно странные вещи, и вот не верь после этого в приведений.
Я приподнялась на постели и со страхом, приглушенным здравыми убеждениями, прислушивалась к тишине, наполненной непонятными звуками, холодящими кровь в жилах. Лилия ровно дышала, свернувшись калачиком и ангельски сложив руки перед невинным лицом с приоткрытыми губами. Её волосы темными из-за лунного освещения змейками расползлись по подушке — они вдруг зашипели, как будто рядом со мной спала Медуза Горгона. Я отшатнулась и замерла, не спуская глаз с волос — они поднимались, но не так, как если бы ими играл влетевший в комнату летний ветер, — их по пряди приподнимала невидимая рука и бросала, поднимала и бросала. Я склонилась над Лилией, приглаживая её волосы, не давая невидимке прикасаться ним. Такое со мной происходило впервые. Я слышала, как бьется моё сердце, как с гулом по полу проноситься черная холодная тень, как трещат обои в соседних комнатах. Этот треск по звукам походил на растрескивание яичной скорлупы; а потом мне почудилось, будто сотни цыплят в наспех сколоченном сарае клюют по полу разбросанные зерна пшеницы. Я нарисовала себе в воображении именно эту картинку, когда все звуки смешались и за моей спиной раздался протяжный выдох — невидимка пытался сдуть меня как карточный домик, а я сидела над спящей младенческим сном Лилией, боясь развернуться и посмотреть в глаза пугающей меня нечистой силе.
Были ли у неё глаза вообще, я не знала, но то, что оно смотрело, не вызывало никаких сомнений. Это что-то носилось по дому, бесшумно передвигаясь, но задевая мебель, приподнимая шторы. Вздрагивали и звенели чашки с бокалами, шуршали страницы сборников стихов Лилии, оставленные на столике в гостиной. Я боялась разбудить Лилию и ужасалась, что нечистая сила — это не выдумки обезумевших старух. Похоже, что дух Софии и впрямь приходил к Лилии мстить из-за Джеймса. Назовем этого призрака Софией, как и его телесную оболочку при жизни. София то буйствовала, то печально прерывисто всхлипывала, листая стихи Лилии, исполненные в порывах особого любовного вдохновения. Я не заметила, как страх сменился жалостью, и осторожно вышла из спальни. Что я хотела в тот момент, не знаю — утишить грешную душу, но как бы мне это удалось? Рядом со мной София встала во весь рост, опустив страницу тетрадки. Я ощутила холод дыхания на своих щеках, но, не чувствуя страха, смотрела в пустоту перед собой. София была прозрачной, но она присутствовала в комнате, однозначно. Она жалобно хныкала, по кругу обходя меня. Лёд её рук соприкасался с моими заледеневшими пальцами. Она замолкала, потом пыталась что-то сказать, но ни единого человеческого звука я так и не распознала. Вопли, заглушенные плачем, — это всё, что я слышала от духа Софии. Не думайте, что я была пьяная. Нет!
— Софи, ты должна уйти, — попросила я её тихо и мягко, — среди живых духам не место.
Она на минуту исчезла, и весь дом погрузился в нерушимое спокойствие. Я так и стояла в гостиной около стола с разбросанными тетрадками. Лилия по-прежнему спала крепким сном. Но вдруг с новой силой затрещали обои, словно они были скорлупой, по которой София бегала в легкой бесшумной обуви. То в одном углу, то в другом. Волны треска раскатывались поочередно по всем стенам. Шторы взлетали и опускались, посуда звенела, люстра качалась как уличный фонарь в ветреную погоду.
— Софи, оставь Лилию в покое, не пугай её своими проделками — они с Джеймсом любят друг друга. Не мсти ей, — осторожно выпрашивала я здоровья для психики и без того впечатлительной поэтической натуры Лилии.
София зашипела, спустившись ко мне с потолка невидимым морозным облаком.
— Будь добрым духом! — продолжала я. — Не причиняй людям зла.
Холод пронесся сквозь меня, и Лилия за долю секунды встрепенулась, треплемая за плечи невидимыми руками духа. Она не сразу распахнула глаза, и её голова была вяло откинута назад, плечи не касались постели — София держала её навесу и трясла, заставляя проснуться. Я кинулась к постели и сама схватила Лилию за плечи:
— Лилия! — повторила я несколько раз. — Идём спать ко мне!
Лилия отрешенно уставилась на меня, не понимая, в чём дело:
— Ты боишься? — спросила она, улыбнувшись, и удобно улеглась, кутаясь в тонкий плед.
Спиной я чувствовала пробегающий холодок, но старалась подавить волнение и отвечала Лилии спокойным медленным тоном:
— Нет, нет… Ничего я не боюсь, но думаю, что нам лучше будет провести эту ночь у меня, а завтра мы что-нибудь придумаем.
— Ты видела её, так? — Лилия тут же спохватилась. — Она сначала медленно, словно крадучись, ходила по дому, потом носилась как ненормальная по стенам, да?
После того, как прозвучало её вопросительное «да», оконная длинная занавеска воспарила и затрепетала как флаг на сильном ветру, издавая будоражащие резкие звуки.
— Это всего лишь сквозняк, — я встала и захлопнула приоткрывшееся окно. — Никого я не видела, но боюсь, что спать в этом доме я не смогу. Идём ко мне, — настаивала я.
Лилия недоверчиво огляделась по сторонам. Дух Софии, казалось, задумчиво ходил из угла в угол. И что ей нужно? Может, записка была фальшивой, и Софию оклеветали? Что если она не успокоится, пока Каратов не найдёт настоящую гарпию? Мне казалось, что я схожу с ума.
Поскрипывали сухие доски пола. София не желала нас покидать, но и не набрасывалась на Лилию, пытаясь удушить. Может, это невозможно? София могла только испугать? Я с духами не сталкивалась ранее, не знаю, что у них на уме.
— Нужно было спать при свете! — воскликнула Лилия и встала с постели. — Она здесь. Я чую её дух.
— Не выдумывай. Скорее всего это воображение разыгралось… скрипят полы, трещат обои, сквозняк листает сборники твоих стихов… Завтра пригласим батюшку, и ты будешь спать спокойно. А сегодня идём ко мне.
Я еле уговорила Лилию, но так и не призналась ей, что и я чувствовала дух Софии, то злостный, то жалобный, то нерешительный, то уверенный в желании мстить, но всё-таки дух, чьё присутствие не приносило радости и положительных эмоций. Мы перебрались ко мне, и до утра нас никакие силы не тревожили. Почему так, не знаю. Казалось бы духи могут передвигаться, как хотят, даже проходить сквозь стены. Но нас, видимо, пожалели.
До нашего с Хосе Игнасио отъезда оставалось шесть дней. После ночи в доме Лилии я поговорила с Джеймсом и убедила его поторопиться со свадьбой и забрать Лилию к себе, вопреки её устаревшим принципам «до свадьбы ни-ни». Джеймс в свою очередь приятно удивил меня своими планами на будущее: он обсудил с Семёном идею продажи магазина, и Семён, позабыв или сделав вид, что позабыл давние обиды, был готов уплатить Джеймсу кругленькую сумму за магазин вместе со всем оборудованием и остатком товара.
— Мы купим домик в частном секторе, вдали от городской суеты, но ближе к цивилизации, нежели этот богом забытый посёлок! — говорил Джеймс воодушевлено. — Откроем точку на рынке, а со временем и продовольственный магазин.
Очевидно, что у Джеймса тоже проснулась неприязнь к посёлку вместе с его контингентом сплетниц, опустевшими заброшенными домами, пустынными улицами, а еще и ввиду последних событий, не удивительно, что он принял немаловажное решение кардинально поменять жизнь, прямо как я несколькими месяцами раньше. Жаль, конечно, что я не прижилась на новом месте как капризная азалия на солнечной стороне; жаль, что распрекрасные пейзажи здешних мест сочетаются с черной стороной человеческой сущности. Но я не могу сказать, что мне так уж не повезло — я нашла дружбу и любовь, а это важнее и сильнее, чем все пережитые невзгоды, недоразумения, череда невиданных ранее преступлений. Вот только цепочка смертей, к несчастью, не замкнулась, и за шесть дней на кладбище отнесли еще два гроба (рекордное количество для этого маленького посёлка, вовлеченного в большую воронку страстей). Жизни смывало как кипяток в раковине с только что прочищенной трубой.