Страница 21 из 29
Нырнула значит кикимора в топь, и давай траву болотную искать на дне. Плавала, плавала, и нашла.
— Вот, — говорит, — Пирошенька. Что просил. Теперь давай делом займемся пока водяной меня не хватился. Этот старый пердун уже ни на что не способен. Нового водяного искать мне надобно.
Воняло на этих болотах конечно знатно. Да и кикимора не первой красавицей была.
— Эх, не могу я так, — говорю ей. — Выпить бы!
— Это можно устроить.
Нырнула кикимора в топь и бутылку со дна притащила, а там самогон ядреный. Видать у Вальды выменяла. Делать нечего. Взял я у нее травку болотную, спрятал в карман, ну и давай из горла глыкать.
И что-то хорошо на душе так стало. Решил я кикимору ублажить.
Она мне масло дала от бородавок: я член свой намазал. И стал ее рукой между ног щупать. Вроде п**да как п**да, только холодная больно.
— Ну как же я тебя трахать буду, ты же холодная как лед. У меня же член отвалится.
— Не привередничай Пирошенька не отвалиться. Масло сейчас подействует и согреешься.
Тут печь так в штанах начало, пенис мой сам подпрыгнул, да так что девать его некуда. Гореть весь стал.
— Ты что мне дала? Что со мной такое?
— Это средство ядреное, я им член своего водяного натираю, чтобы стоял как столб, а то совсем, никуда не годный стал. Мне его Вальда сделала, по старой дружбе.
— Иди сюда проказа!
Я схватил кикимору за зад, глаза зажмурил, да и давай ее нахлобучивать. Вокруг светильники из светляков, квакальщицы для романтической атмосферы поют, и я стою на поляне и кикимору раком имею. Ох, и стонала же она. Мой член правда размером велик ей оказался. Кричать стала: "Ох больно Пирошенька, а я-то остановиться не могу". Свербит там все от масло ее. Мне сейчас что кикимора, что любая дырка была, лишь бы проклятый зуд унять. "Ох великоват размерчик у тебя, уморишь ведь..." Ну вынул тогдая друга своего да и в задницу ей засунул. Там у нее вроде посвободней было. Видать частенько туда ее все имели.
— Хозяин опасность, — предупредило кольцо.
И тут на нашу голову водяной вылез, да и давай орать:
— Ах ты б*ть такая! Ты что же мне это изменять удумала?
Выполз весь в складках в тине болотной, яйца до пола. Схватил он корягу, значит, и на нас. Кикимора как увидала ревнивца, так с члена спрыгнул и побежал, куда глаза глядят. А на меня тут водяной накинулся, да и давай драться. А член то у меня не падает. Гадость какую-то подсунула бестия. И так свербит, что не знаю, куда его деть.
Ну и оприходовал я водяного. В зад ему засадил и давай трахать. Ох и брани с него посыпалось — всех чертовых матерей вспомнил. Смеху было на болотах. Квакальщицы чуть не померли. Все животы надорвали. А что было делать?
* * *
Сидели мы с Водяным долго потом. Молчали.
— Ты ежели кому расскажешь, то я убью тебя вампир.
— Не боись сосед — не расскажу. Ты прости меня. Это все кикимора твоя масло дала мне какое-то. Ничего с собой сделать не смог.
— Я квакальщицам своим рты-то заткну. А ты смотри мне! Чтоб ни одна душа не прознала. Срамота-то какая. На старости лет-то... тьфу.
— Ну я пойду тогда?
— Иди Пирошенька, иди! А с кикиморой с моей увижу еще хоть раз, все причиндалы пообрываю. Ежели сама приставать станет, ты мне говори.
— Хорошо Водяной. Будь здоров!
Попрощавшись со стариком я и побрел к себе в пещеру. Нужно было подумать, где остальные травы найти. Бал должен был быть уже скоро. Нужно было успеть до него.
* * *
Я шел к пещере и этот досадный инцидент с водяным у меня никак не уходил из головы. Как жить-то теперь с такими воспоминаниями? Тогда я попытался подумать, о чем-нибудь другом — более приятном.
Я вспомнил свою первую жертву.
(воспоминание)
Я помню, как проснулся в темной пещере и осознал, что вижу в темноте. Мне было так хорошо и спокойно. Я посмотрел на свою когтистую руку и увидел, что моя кожа темна как ночь. Я стал трогать свои зубы, которые превратились в клыки. С непривычки они мешали мне закрывать рот, пока я не научился ими попадать друг между другом.
Помню, как прикоснулся к своей голове и понял, что потерял все волосы. Мои уши отросли и стали длинней. Они словно рожки возвышались над моей макушкой.
Я представлял себя монстром, который разглядывает свой новый облик посреди темной пещеры. Я сунул руку в штаны и нащупал член. Пошло приятное возбуждение и он встал. Я был рад, что остался мужчиной.
Но тут великий голод одолел мое тело. Я возжелал крови. Мне хотелось ее сильнее, чем пьяница жаждет вина. А еще мне хотелось есть. И я знал, что теперь должен есть людей.
Я вырвался из своей пещеры как зверь и устремился в дом мясника. Он спал там со своей толстухой женой, походившей на свинью, и ничего не подозревал. Я устроил в доме настоящую бойню. Ах слышали бы вы как они орали.
Перед тем как сожрать господина Брюхса я сказал ему:
— Ну что безголовый индюк, кому теперь нужна твоя работа? А после я оторвал его голову и всласть насосался крови. Потом я трахнул его жену. Выбирать мне не приходилось, а я хотел испытать свои новые возможности. Мои животные инстинкты позволяли моему члену стоять как копье. А ощущения блаженства превосходили старые в много раз. И это было неописуемо.
Эта корова подо мной стонала как бегемот, пока ей не свело ноги от наслаждения, и я ее не прикончил. Мой вам совет, если вас трахает грандир не кончайте иначе он вас сожрет.
Весь окровавленный я вывалился из дома мясника. Все его свиньи и лошади в страхе шарахались по своим загонам.
— Не бойтесь мои дорогие, — сказал я им тогда, — трахать я вас не собираюсь! Разве что только съесть!
Я вцепился в дверной косяк, вырвал кусок доски и зарычал на всю ночную округу. Таким сильным я не ощущал себя никогда.
После я сожрал всю его скотину. И всех за одну ночь. Как мне потом объяснял Влас — первый голод всегда после обращения самый неутолимый.
На этом воспоминания оборвались предупреждением моего кольца.
— Хозяин засада!
* * *
Возле пещеры меня ждала засада. Охотники на чудовищ выследили меня.
— Ну что паскуда готовься к смерти! — Кто-то из них кинул яркую бомбочку мне под ноги и она взорвалась оглушая мой тонкий слух своим взрывом.
Я закричал звериным воплем и бросился убегать. Но сзади меня уже ждали охотники с острыми мечами. Они размахивали ими при свете факелов и норовили отсечь мне голову.
И я принял бой. Тут мне неплохо помогли мои стилеты. Я орудовал ими как шершень. Через мгновение мне удалось зарезать одного из них. Он застонал и рухнул на землю. Двое других шли на меня. Я сделал неудачный выпад и тут же лишился руки.
Отрубленная конечность упала на землю. Я так разозлился, что не мог себя контролировать. В ярости применив телепатию, я метнул отрубленную руку сжимающую стилет прямо в сердце одного из охотников. Со вторым пришлось повозиться, но вскоре и он был мертв. Сзади на меня налетела девка, она пронзила мне спину и попыталась продрать мясо до самого копчика. Я испытал невероятную боль. Все мои внутренности заливала кровь. Но мне удалось схватить ее и впиться клыками в шею.
Девка со светлым каре протяжно застонала. Она вцепилась в мою голову ногтями, пытаясь оторвать ее от своей шеи. Тогда я сунул руку ей между ног и нащупал там волосатую вагину. Я засунул туда свой палец и изнутри когтем стал ее держать, продолжая сосать кровь из молоденькой шеи, пока последняя капля не оказалась у меня в устах.
Бездыханное тело охотницы рухнуло на пол. И что заставило эту молодую прелестницу вступить на такую опасную тропу, наравне с мужиками?
Я облизал свой палец и захромал в пещеру.
Мне следовало теперь быть более осторожным. Они едва меня не убили. Весь израненный я с трудом дополз до кровати Крагала и завалился на нее.
Я стонал как девственница в первую брачную ночь. Мне было очень больно. Все внутренности горели огнем. Ах каким же жестокими были эти люди. Как бесчеловечно они со мной обходились. Я не чувствовал отрубленной руки. Мое сердце бешено колотилось, пытаясь запустить все необходимые для спасения процессы регенерации.