Страница 40 из 47
СВИНЬИ ХРЮ, ПОРОСЯТА ХРЮ
Свиньи хрю, поросята гигя, гуси гого. Встани, затопляй, перекисла, мешай. Чья была кручина — нещопана лучина, А великая печаль — на пече детей кочать. Плачет дитя, возрыдает дитя — пособити нельзя. Бачка сердит, так мачка… Пиво-то в шубе, вино в зипуне, брага в шебуре. Прощелыга вода и нога и боса, она без пояса. Кто напьется воды — не боится беды, Никакой кормолы и не дьявольшены. Когда Москва женилась, Казань понела, Понизовные городы в приданыя взела: Иркутска, Якутска, Енисейской городок, А и Нов-город был тысяцкой, А Уфа-та… сваха была, Кострома-город хохочет, В поезду ехать не хочет. А вздумали-(в)згодали по Куракина послали. А Куракин говорит: «Изопьем-ка вина, то прибудет ума!». Испили маленько, шумит в голове, Испить боло побольше — побольше шумит, Изопьем, посидим, пошлем по жены, по свои госпожи. А жены наши идут, будто утачки плывут, А и матери идут, будто свиньи бредут. А и ел чеснок, отрыгается, Целовал молоду, то забыть нельзя. А капуста в масле — не ества ли то? А грибы с чесноком — не волога ли то? Молодица в шапке — не девка ли то? Взгел;й молодец — не утеха ли то? Мать дочери своей говаривала и наказывала: Не велела молоденьки с мужем спать, Под одежду… А и я молода с глупа разума-ума Потихоньку… и всего мужа… «А спи ты, мой муж, не раскатывайся, Что сизой голубок на гнездушке». А и мужу-то жена свету видети дала: Петлю на шею сама взложила, Ана милому в окошко конец подала: «Мил, потени! мой голубчик, потени!». Милой потянул, ее муж-ат захрипел, Будто спать захотел. А и я мужа не била, не бранивала, А и только… сыну говаривала: «Ешь, муж, нож, ты гложи ножны, А и сохни с боку, боли с хребту, Со всего животу!». А и ела баба сметану, да брюхо болит, А гледела бы на милова да муж не велит, Под лавкой лежит, он сабакой ворчит, Кобелем визжит. Баба… хочет баню сбить, потолок своротить, Двери выставити, баню выстудити. Ваня — в баню, жена ево — за баню, Василей — на сенях. Бог дал сына, сына Екима, А затем будет Иван, добро будет и нам. А щука-де — не рыба, лень — не еда, А чужа жена — ожога, Ожгла молодца поперек животца. А (щу)чины не ем, коросей-та не ем, А и ем треску, припру к шес(т)ку. А жена мужу… на истопке, Привела ево смотреть: «Вот, муженек, голубей гнездо Тебе киевских, мохноногиньких». Попадья на попа разгузынилася-распечалился, А кобылу-ту колом и корову-ту колом, Она мелкова скота ослопиною с двора, Он видит, поп, неминучую свою, Ухватил он книгу, сам бегом из избы.СТАТЬ ПОЧИТАТЬ, СТАТЬ СКАЗЫВАТЬ
А стать почитать, стать сказывати: А и городы все, пригородья все, Малую деревню — и ту спомянуть. А в Нижнем славном Нове-городе, на перегородье В бубны звонят, в горшки благовестят, Да помелами кадят, мотовилами крестят, Стих по стиху на дровнях волокут. А и молоду молодку под полос(т)ью везут. А на лавицы ковер, на пече приговор, На полатех мужик с Ориною лежит. А не мил мне Семен: не купил мне серег, Только мил мне Иван: да купил сарафан, Он, положа на лавку, примеривать стал, Он красной клин в середку вбил. А был я на Волме, на Волме-горах, А купил я девоньку, да Улкой зовут, Дал я за девоньку полтину да рубль. ………………..О СТАНИШНИКАХ ИЛИ РАЗБОЙНИКАХ
Как далече-далече во чистом поле, Что ковыль-трава во чистом в поле шатается, А и ездит в поле стар-матер человек, Старой ли казак Илья Муромец. А и конь ли под ним кабы лютой зверь, Он сам на коне, как ясен сокол. Со старым ведь денег не годилося: Только червонцов золотых с ним семь тысячей, Дробных денег сорок тысячей, Коню ведь под старым цены не было. Почему-то цены ему не было? Потому-то коню цены не было, — За реку-то он броду не спрашивал, Котора река цела верста, А скачет он с берегу на берег. Наехали на старова станишники, По-нашему, русскому, разбойники, Кругом ево, старова, облавили, Хотят ево, старова, ограбити, С душей, с животом ево разлучить хотят. Говорит Илья Муромец Иванович: «А и гой есть вы, братцы станишники! Убить меня, старова, вам не за что, А взяти у старова нечево!». Вы(мал) он из налушна крепкой лук, Винимал он ведь стрелку каленую, Он стреляет не по станишникам, — Стреляет он, старой, по сыру дубу. А спела титивка у туга лука, Станишники с коней попадали, Угодила стрела в сыр кряковистой дуб, Изломала в черенья в ножевыя дуб. От тово-та ведь грому богатырскова, Тово-та станишники испужалися, А и пять оне часов без ума лежат, А и будто ото сна сами пробужаются: А Селма стает, пересемывает, А Спиря стает, то постыривает, А все оне, станишники, бьют челом: «Ты старой казак Илья Муромец! Возьми ты нас в холопство вековечное! Дадим рукописанье служить до веку». Говорит Илья Муромец Иванович: «А и гой есть вы, братцы станишники! Поезжайте от меня во чисто поле, Скажите вы Чу рил у сыну Пленковичу Про старова казака Илью Муромца».