Страница 86 из 123
Но тут сама судьба, вероятно, ослепила Кутузова каким-то туманом бездействия...
Полагаясь больше на свои пушки, чем на своих солдат, он добивался победы издали...
Застигнутые этим смертоносным градом, солдаты Нея стояли на одном месте и с удивлением смотрели на своего начальника, как бы ожидая его последнего слова, чтобы считать себя погибшими; они все еще надеялись на что-то или, по выражению одного из его офицеров, они не падали духом, потому что в этом крайне опасном положении они чувствовали, что душа Нея оставалась безмятежной и покойной, словно среди свойственной ей стихии. Он был безмолвен и сосредоточен; он следил за неприятельской армией, развернувшей вширь оба свои фланга, для того, чтобы отрезать французам всякий путь к спасению.
Вечерний мрак начинал заволакивать все окружающее: это было единственное преимущество, которое давала зима нашему отступлению, — сумерки наступали очень рано. Ней их-то и дожидался. Он воспользовался перерывом для того, чтобы отдать приказ о возвращении назад, к Смоленску. Все рассказывали, что его подчиненные окаменели от удивления; услышав такое приказание, даже его адъютант не поверил своим ушам; он устремил на своего начальника растерянный взгляд и молча стоял, не понимая ни слова. Тогда маршал повторил приказание; они повиновались и без колебания оборотились спиной к родной армии, к Наполеону, к Франции и снова углубились в Россию, принесшую им столько страданий...
Они следили глазами за всеми движениями своего начальника: что же он предпримет? И, каковы бы ни были его намерения, куда же направится он, без проводника, в неведомой стране? Он же, движимый инстинктом опытного воина, остановился на краю большого оврага, на дне которого, как он и предполагал, протекал ручей. Ней приказал расчистить снег, покрывавший лед, который сломали также по его приказанию. Тогда, увидев течение ручья, маршал воскликнул: «Это приток Днепра! Вот наш проводник! Мы должны следовать за ним, он приведет нас к реке: мы переправимся на другой берег — там наше спасенье!» И он немедленно последовал по этому направлению.
Но вблизи большой дороги, покинутой ими, они остановились в какой-то незнакомой им деревне... Там Ней соединил войска и велел развести бивачные огни, словно намереваясь остаться там на продолжительное время. Казаки, ехавшие следом за ним, поверили этому и, очевидно, дали знать Кутузову о месте, где на следующий день французский маршал отдаст свое оружие, так как вскоре послышалась пушечная пальба...
В то же время его поляки объезжали все окрестности. Единственным человеком, которого им удалось разыскать, был хромой крестьянин; ему несказанно обрадовались. Он объявил, что Днепр находится на расстоянии лишь одной мили, но что вброд перейти его нельзя и что он, вероятно, еще не замерз. «Он замерзнет!» — воскликнул маршал; когда же ему указали на наступившую оттепель, он прибавил: — Как бы там ни было, мы должны переправиться: это наша последняя надежда!
Наконец часам к восьми мы прошли какую-то деревню, и хромой мужик, шедший впереди нас, остановился, указывая на реку... Зимняя стужа подморозила реку окончательно только в этом месте; но выше и ниже поверхность ее была подвижна.
Вместо недавней радости всеми овладела тревога. Быть может, поверхность этой враждебной реки была обманчива? Один офицер решился пожертвовать собой. Он с трудом достиг противоположного берега. Вернувшись к своим, он объявил, что людям и, может быть, некоторым лошадям есть возможность переправиться, но что все остальное придется покинуть, причем необходимо торопиться, так как вследствие оттепели лед начинает таять...
Ней увидел, что лишь часть колонны находится возле него: не обращая на это внимания, он имел бы возможность переправиться на другой берег, где он надеялся найти спасение и подождать там отставших. Но эта мысль не пришла ему даже в голову; кто-то подсказал ему ее, но он тотчас же отверг ее! Он положил три часа на то, чтобы все снова соединились; затем его приближенные увидели, что он, спокойно и не волнуясь опасностью ожидания, закутался в свой плащ и проспал глубоким сном все три часа ожидания на берегу реки: у него был уравновешенный темперамент великих людей, изумительно сильная душа обитала в этом теле, отличавшемся крепким здоровьем, без которого не бывает героев.
Наконец около полуночи началась переправа. Но те, кто первыми отделились от берега, закричали остальным, что лед опускается под их тяжестью и что им приходится идти по колена в воде; а вскоре было слышно, как стала ломаться эта ненадежная подпора с ужасным треском, раздававшимся вдали, словно во время ледохода. Все остановились, охваченные ужасом!
Ней приказал переправляться поодиночке; все осторожно двинулись вперед, не зная порой, среди темноты, ступают ли они на льдину или же попадают в какую-нибудь расщелину, так как встречались такие места, где приходилось переходить через большие трещины, перепрыгивая с одной льдины на другую, рискуя упасть между ними и навеки исчезнуть. Сначала они колебались, но те, кто шел позади, крикнули, чтобы они торопились.
Когда же, наконец, после долгих страданий они достигли противоположной стороны и считали себя уже спасенными, то перед ними предстал такой крутой и обледенелый берег, что не было возможности взобраться на него... Рассказчики содрогались при одном воспоминании о толпах людей, теснившихся над этой пропастью, о непрерывном отзвуке падений, о криках утопавших и, главным образом, при воспоминании о слезах и отчаянии раненых, лежавших в повозках, которых нельзя было переправить по такому хрупкому пути; раненые эти протягивали руки к своим товарищам, умоляя не покидать их.
Тогда их начальник попытался переправить несколько повозок, нагруженных этими несчастными; но когда повозки достигли середины реки, то лед стал опускаться и наконец проломился. Стоявшие на берегу услыхали сначала долетавшие до них из бездны душу раздирающие отчаянные крики, затем заглушенные и прерывавшиеся стоны, затем наступило ужасное молчание — все исчезло!..
В течение этих последних суток погибло и заблудилось четыре тысячи отставших людей и три тысячи — солдат; колонна лишилась артиллерии и обоза. У Нея оставалось около трех тысяч строевых и столько же людей, шедших беспорядочными толпами. Наконец после стольких жертв и после того, как удалось кое-как соединить тех, кто смог переправиться, все двинулись в дальнейший путь, и покоренный Днепр стал союзником и проводником французов.
Солдаты неуверенно подвигались наудачу, как вдруг один из них, упав, заметил проторенную дорогу. Дорога эта, увы! оказалась даже слишком наезженной, так как те, которые шли вперед и, нагнувшись, стали ощупывать ее руками, в ужасе закричали, что они различают свежие следы, оставленные многочисленными пушками и лошадьми. Итак, они ушли от одной неприятельской армии лишь для того, чтобы попасть в руки другой! И им, едва двигавшимся, придется снова сражаться! Значит, война была повсеместно! Но Ней приказал им идти вперед и доверился грозным следам, которые привели его к Гусиному, куда они неожиданно проникли; там они захватили все. В Гусином они встретили все, чего были лишены с минуты выступления из Москвы: жителей, съестные припасы, покой, теплые помещения и около сотни казаков, проснувшихся пленными. Переговоры с этими последними, а также необходимость дать подкрепиться солдатам задержали Нея на некоторое время в этой деревне.
Около десяти часов они встретили две новые деревни и стали располагаться в них на отдых, как вдруг заметили, что окрестные леса охвачены движениями. Пока все перекликались, переглядывались и сосредотачивались в той из двух деревень, которая была ближе к Днепру, из-за всех деревень показались тысячи казаков и окружили несчастное войско своими копьями и пушками.