Страница 62 из 123
0'Миэра, французский генерал
***
Он
Кипел, горел пожар московский,
Дым расстилался по реке.
На высоте стены кремлевской
Стоял он в сером сюртуке.
Он видел огненное море;
Впервые полный мрачных дум,
Он в первый раз постигнул горе,
И содрогнулся гордый ум!
Ему мечтался остров дикий,
Он видел гибель впереди,
И призадумался великий,
Скрестиши руки на груди,—
И погрузился он в мечтанья,
Свой взор на пламя устремил,
И тихим голосом страданья
Он сам себе проговорил:
«Судьба играет человеком;
Она, лукавая, всегда
То вознесет тебя над веком,
То бросит в пропасть без стыда…
И я, водивший за собою
Европу целую в цепях,
Теперь покинул головою
На этих горестных стенах!
И вы, мной созванные гости,
И ы погибли средь снегов,—
В полях истлеют ваши кости
Без погребенья и гробов!
Зачем я шел к тебе, Россия,
В твои глубокие снега?
Здесь о ступени роковые
Споткнулась дерзкая нога!
Твоя обширная столица –
Последний шаг мечты моей,
Она – надежд моих гробница,
Погибшей славы мавзолей».
Н. Соколов
1850
Пожар в Кремле
Наполеон, завладевший, наконец, дворцом царей, упорствовал, не желая уступать его даже огню, как вдруг раздался крик: «Пожар в Кремле!» Крик этот переходил из уст в уста и вывел нас из созерцательного оцепенения, в которое мы впали прежде. Император вышел, чтобы взвесить опасность. Огонь дважды охватывал строение, в котором находился император, и его дважды удавалось погасить; но башня над арсеналом все еще горела. В ней нашли солдата русской полиции. Когда его привели к Наполеону, император заставил расспросить его в своем присутствии. Этот русский и был поджигателем; он исполнил предписание, заметив сигнал, поданный начальством. Итак, все было обречено разрушению, даже древний священный Кремль!
Император сделал презрительное и недовольное движение, и несчастного отвели в первый двор, где вышедшие из себя гренадеры пронзили его своими штыками.
Все это заставило Наполеона решиться. Он поспешно спустился по северной лестнице, известной по происшедшей когда-то там казни стрельцов, и приказал везти себя за город по петербургской дороге в императорский Петровский дворец, находившийся на расстоянии одной мили от Москвы.
Но нас окружал целый океан пламени: оно охватывало все ворота крепости и мешало нам выбраться из нее. Тогда наши после долгих поисков нашли возле груды камней подземный ход, выводивший к Москве-реке. Через этот узкий проход Наполеону с его офицерами и гвардией удалось выбраться из Кремля. Но и этот выход не избавлял их от опасности: приблизившись к месту пожара, они не могли ни отступить, ни остановиться, а расстилавшееся перед ними огненное море не позволяло им продвигаться вперед. Те же из наших, которые раньше ходили по городу, теперь, оглушенные бурей пожара, ослепленные пеплом, не узнавали местности, да и, кроме того, сами улицы исчезли в дыму и обратились в груды развалин.
И тем не менее следовало торопиться. Вокруг нас ежеминутно возрастал рев пламени. Всего лишь одна улица, узкая, извилистая и вся охваченная огнем, открывалась перед нами, но и она была скорее входом в этот ад, нежели выходом из него. Император, пеший, без колебания бросился в этот проход. Он шел среди треска костров, грохота рушившихся сводов, балок и крыш из раскаленного железа. Все эти обломки затрудняли движение. Огненные языки, с треском пожиравшие строения, то взвивались к небу, то почти касались наших голов. Мы подвигались по огненной земле, под огненным небом, меж двух огненных стен. Нестерпимый жар палил наши глаза, но нам нельзя было даже зажмуриться, так как опасность заставляла смотреть вперед. Дышать этим раскаленным воздухом было почти невозможно. Наши руки были опалены, потому что приходилось то защищать лицо от огня, то отбрасывать горящия головешки, ежеминутно падавшия на наши одежды.
И в то самое время, когда лишь быстрое движение вперед могло быть нашим единственным спасением, наш проводник в смущении остановился, и тут, казалось, должен был наступить конец нашей полной приключений жизни, как вдруг солдаты первого корпуса, занимавшиеся грабежом, распознали императора посреди вихря пламени, подоспели на помощь и вывели его к дымящимся развалинам одного квартала, который еще с утра обратился в пепел.
Там мы встретили принца Экмюльского. Этот маршал, израненный при Бородине, велел нести себя через огонь, чтобы спасти Наполеона или погибнуть вместе с ним. Он восторженно бросился в объятия императора, который встретил его довольно приветливо, но с хладнокровием, не покидавшим его в минуту опасности.
Чтобы окончательно избавиться от всех этих ужасов, пришлось миновать еще последнюю опасность — пройти мимо длинного обоза с порохом, продвигавшегося среди огня, и, наконец, только к ночи удалось добраться до Петровского дворца.
На другой день, утром, Наполеон первым делом обратил свои взоры на Москву, надеясь, что пожар затих. Но пожар бушевал по-прежнему: весь город казался громадным огненным столбом, вздымавшимся к небу и окрашивавшим его ярким заревом. Погруженный в созерцание этого страшного зрелища, он нарушил свое мрачное и продолжительное молчание восклицанием: «Это предвещает нам великие бедствия!»
Филипп-Поль Сегюр
***
Пожар распространялся с невероятной быстротой. Само небо, казалось, приняло участие в этом ужасном разрушении. Пожар Москвы может быть разделен на три периода: сначала горели предместья, затем город, наконец, Кремль.
«С крыши нашего дома, где мы сторожили день и ночь (рассказывала нам одна из жертв этого бедствия), мы увидели, что пожар начался внезапно позади комиссариата и расстилался по ветру, подобно свирепому потоку, пожирая и преодолевая на своем пути все препятствия. Скоро вся часть Земляного города, находящаяся по эту сторону Москвы-реки, представляла глазам огненное море, волны которого колебались в воздухе. В центре города и всюду, где потушили в предшествующий день, пожар начался с новой силой.
Китай-город подвергся также ужасному опустошению. Там был базар. Сила пламени, поддерживаемая множеством товаров, тесное пространство между лавками и ярость бури делали всякую помощь бесполезною и потери невознаградимыми. Другие кварталы города также не избежали бедствия. Пречистенка, Арбат, Тверская и оттуда вдоль вала Красных ворот и Воронцова поля до Яузы было все зажжено добровольно.
Какое зрелище представлялось нашим глазам! Небо исчезло за красноватым сводом, прорезываемым во всех направлениях искрящимися головнями. Над нашими головами, под ногами, всюду кругом — ужасно ревущее пламя. Сила ветра, разреженность воздуха, происходящие от жара, производили ужасный вихрь. Нас чуть не снесло с террасы; надо было скорей сойти и позаботиться о бегстве».