Страница 11 из 21
Все правильно, друзья мои. Кондиционирование воздуха - очередной большой, сексистский заговор против женщин.
Замерзшие работники делают больше ошибок и менее производительные.
Мужчины же могут просто переключиться на более разумный выбор одежды для более теплых офисов.
Я говорю о коротких костюмах. Они восхитительны! Плюс, нам всем очень нравится видеть Ваши колени, парни.»
Я ненавижу эту работу.
В шесть утра мне позвонил напарник и сказал, чтобы я собиралась. Дело прямо-таки неотложное, первой важности: арестовать мужчину, который "принуждает" свою жену кормить ребенка грудью. Никогда бы не подумала, что доживу до такого сумасшествия! Моя мать без всяких принуждений кормила меня своим молоком и ничего плохого с ней не случилось. Ну, она исчезла при странных обстоятельствах, когда мне было три года, а отец потом неоднократно говорил мне, что "её забрали домой белые люди". Что ему тогда привиделось? Может, он не хочет рассказывать мне какую-то страшную тайну? Это могло бы объяснить некоторые вещи...
Как бы то ни было, я молодая, образованная и уверенная в себе женщина, которая не понимает, как наше чокнутое правительство могло додуматься до такого маразма. Мужчины виноваты уже в кормлении младенца грудью! Что дальше? Ах да, я помню годы учёбы в колледже и все эти "женские" и "гендерные" исследования. Сексизм и мизогиния всюду, все мужчины - потенциальные насильники, патриархальная гетеронормативность, бла-бла-бла. Кажется, в словаре написано, что феминизм - "за равенство полов" и что "гендер - это социальный конструкт", но не похоже, чтобы наши феминистки когда-либо стремились к равноправию женщин и мужчин. Смешно, когда они говорят о "гендерном равенстве" и "выборе", если они давно набрасываются с критикой на других женщин, которые видят, во что превратился феминизм в Америке. В настоящую тоталитарную секту, которая ненавидит абсолютно каждого, кто не согласен с их идеологией. И их ненависть уже много лет направлена как на мужчин, так и на женщин. Достаточно просто вспомнить десятки пропагандистских лживых статей в СМИ о блоге "Women Against Feminism (Женщины против феминизма)". Каждое либерально-демократическое издание уже десять лет поливает грязью женщин, говорящих не более, чем правду о современном западном феминизме и выступающих за настоящее равенство всех людей. Я просто смеялась каждый раз, когда одна из них феминисток говорила мне: "Ты просто не понимаешь, что значит феминизм, посмотри в словарь". Я смотрела, а что толку?
"Кейт, это настоящий ад!", - подумала я, вставая с кровати.
Первым делом я зашла в ванную, чтобы принять теплый душ и освежиться. Закончив, я посмотрела на себя в зеркало. Мои темно-рыжие волосы уныло спадали мне на плечи, локоны спутались и выглядело это все жутковато. Я взяла расческу и несколькими ловкими движениями привела волосы в порядок. Чертыхнувшись, я вышла из ванны и протопала в свою комнату. Надев полицейскую форму, я чувствую себя чудовищем, осознавая, что мне сейчас предстоит сделать. Долг зовёт, а совесть рыдает.
Я даже не успела что-нибудь поесть, а мне уже звонит напарник. Коул нервничает, видимо, ему тоже не нравится то, что от нас требуется.
Я спускаюсь по лестнице, так как лифт внезапно сломался, и выхожу на улицу. Патрульная машина стоит в тени напротив здания, в котором я снимаю квартиру. Я вижу Коула, высунувшего левую руку через опущенное стекло. Его голова качается в такт его любимой музыки, которую он выключает, как только я подхожу к машине.
- Привет, - сказала я, сев на своё место и закрыв дверцу с такой силой, что машина качнулась. Я зла, очень зла.
- Выглядишь не очень, - глухо произнёс он и завел двигатель. По крайней мере это была правда, а не бессмысленный комплимент.
Мы поехали вершить "справедливость". Так называемую справедливость, которая кажется мне сущим сумасшествием. Мои руки так и чешутся сорвать с формы этот гадкий полицейский значок, а потом и одежду разорвать в клочья и выбросить, а ещё лучше - сжечь!
- Эй, ты как? - спросил Коул, на секунду повернув голову ко мне. Его сильные руки крепко сжали руль. Светлые короткие волосы блестели в лучах солнечного света. Голубые глаза напоминали мне океан, в котором так хотелось искупаться.
- Я в шоке, - призналась я.
- Я тоже. Это первый такой вызов за время моей службы, - он покачал головой. Костяшки его пальцев побелели от злости, которую он испытывал, как и я. - Знаешь, я думал, всякое повидал. Пропаганда однополых браков, реклама суррогатного материнства повсюду, - он кивком указал на один из множеств бигбордов, на котором была изображена гей-пара с ребенком и молодая девушка, родившая им его. Мой желудок подпрыгнул к горлу и я закатила глаза от отвращения. - Но запретить матерям кормить ребенка своим молоком, заявив об ужасной угрозе для их здоровья - это уже бред сумасшедшего!
- Так ведь этот запрет поддержали даже феминистки. Типа, кормление грудью очень опасно в первую очередь для женщины. Некоторые сказали, что грудное вскармливание - это рабство. - Я развела руками и вздохнула. - Подумать только, так скоро и гетеросексуальный секс запретят! Будут детей в лабораториях делать, как и писал Олдос Хаксли.
- И программировать с эмбриональной стадии развития. Работайте на корпорации, верьте либералам, покупайте новые айфоны и трахайтесь в зад, - засмеялся Коул.
Я понимаю, что его смех полный отчаяния. Нет ничего веселого в том, что происходит в нашей стране. Кто мог представить себе, что на каждом углу, почти на всех главных телеканалах будет реклама суррогатного материнства? Кажется, это какой-то кошмар и ты со всех сил пытаешься проснуться, но у тебя ничего не выходит. Остается лишь сокрушаться каждому новому безумию, которое обрушивается на Америку нашими властями, возомнившими себя могущественными инженерами общества и формирующие его сознание, не спросив нас, хотим ли мы таких перемен, такого эксперимента?!
Мы свернули налево и выехали на улицу, где живет "преступник". Я хотела бы отстрочить этот момент, но не могу и от этого сердце обливается кровью. Как мы могли принять правила, диктуемые нам сумасшедшими фанатиками и корпорациями? Мы стали безмолвными рабами, выполняющими любой приказ всемогущих господ, пишущих законы и решающих как и кому жить.
- Не переживай так, может как-то уладим всё, - Коул пытается успокоить меня, но это бесполезно, всё равно, что говорить смертельно раненному в глуши леса, что сейчас приедет скорая и всё будет хорошо.
Патрульная машина остановилась напротив дома мужчины, которого мы приехали арестовать.
Одноэтажный дом с белой облицовкой сверкал чистотой, как и окна, выходившие на улицу. Подстриженный газон, аккуратные кусты - всё говорило о том, что здесь живёт благополучная семья, а не безработные наркоманы. Я вышла из машины следом за Коулом и не спеша направилась к входной двери.
Мы встали у входа и я посмотрела на напарника растерянным взглядом, полным боли. Он положил одну руку на моё плечо, как бы пытаясь придать мне сил, а второй рукой постучал в дверь.
Прошла целая вечность, пока, наконец, я не услышала мужской голос.
- Полиция? Кто вас, черт подери, прислал?
Кажется, его голос был приглушен. Я не смогла ничего ответить, слова просто застряли во мне. Все зашло слишком далеко в этой якобы "свободной" стране, где, как нас убеждают СМИ, установлена "демократия".
- Мы лишь хотим задать вам пару вопросов, Джейсон! - встав вплотную к двери, крикнул Коул, уже знавший как зовут предполагаемого "злоумышленника".
- Убирайтесь! - услышала я в ответ. На этот раз голос принадлежал женщине, вероятно, супруге Джейсона. Это был крик отчаяния. - Уходите, пока не позд...
Договорить она не успела, так как неожиданно для меня раздался выстрел. Я сама не поняла, как мои ноги сделали рывок, и я повалила Коула на землю.