Крестная мать

— Где мы? — оглядывался Пилюгин — невысокого роста, с узкой, начавшей лысеть головой. Оба были без головных уборов, мерзли.

— Кажись, на левом берегу, возле авиазавода. Вон, переход через железную дорогу, видишь? — Лапшин вертелся из стороны в сторону, коренастая мощная фигура не находила покоя: он как можно быстрее хотел сориентироваться. Вдруг истерично закричал: — Они же нас под поезд тащили, понял? Малость не дотащили, кто-то помешал.

— Вот суки! И как же они нас ломанули, а? Я и не понял ничего. Только вошел — бац! — без памяти… А руки-то, руки!.. О-о-ох! Пальцев не чувствую. Отрубили, что ли, Борис? Глянь!

— Да нет, пальцы на месте. Поломаны только… И мои… Вот сволочь-диверсант, что с людьми сделал!.. Давай, становись на колени, грызи веревку зубами. Не пойдем же мы так! Сейчас легавые еще навалятся, отвечай тогда!

— Скажем, хулиганы напали, повязали, вот, избили…

Изрядно повозившись, боевики все же освободили друг друга от веревки, хромая, двинулись с окраины города, от железной дороги, поближе к магистральной улице — там можно было поймать машину.

— Ждал он нас, не иначе. Ждал! — матерился Лапшин. — Засаду устроил. Корешей позвал. Их там человек десять было, не меньше.

— Он и один десятерых уложит, — возражал Пилюгин. — Да ты не спеши, Борис! Я же еле иду!.. И угробить нас хотели, конечно. Но помешали им, ясно… Что с людьми сделали, а? Ни рук, ни ног не чувствую… Говорил же: давайте пистолеты с глушителями!.. Так нет — удавить! Нас самих и удавили. Изувечили. Месяца на два-три в гипс теперь закуют… А Лукашин где? Васек? Почему их там не оказалось? Сбежали, козлы, не иначе. И вообще… я что-то ничего не понимаю.

— А чего тут понимать? — говорил Лапшин. — За воров нас Дорош принял, за обычных ночных домушников. В милицию не стал обращаться, он и сам милиция, и суд, и прокурор. Непонятно только, как мы с тобой тут, на другом конце города, оказались… А ведь могли бы нас, правда что, и под поезд кинуть. Мы же вырубленные были, делай что хочешь: руки-ноги бы развязали, в рот водки налили, на пазуху еще по бутылке сунули и — на рельсы. Шли, мол, ребята с пьянки, да и попали под колеса… Попробуй докажи, что не так.

— Ну ладно, оклемаемся — все равно замочим этого Дороша! Никуда от нас не денется, — пообещал холодной ночи и первым уличным фонарям, до которых они наконец добрели, Пилюгин и прикрыл изувеченной теперь рукой плешину: почему-то она мерзла сильнее.

Разумеется, Дорош с Бобровым никого из нападавших боевиков не собирались убивать. Оглушив Пилюгина с Лапшиным, поработав над бандитами, они загрузили их в «Жигули» и отвезли на окраину города, оставили у железной дороги, недалеко от пешеходного перехода, в полной уверенности, что через час-полто-ра они будут обнаружены. Явившуюся в квартиру третью личность (Васька) они тоже встретили достойно, но личность, подвывая от боли, ушла все-таки на своих ногах…

Раскручивать дело (ночное нападение на квартиру) Дорош официально не захотел и убедил Боброва в том, что рано или поздно эти боевики окажутся у него в руках — всех он теперь знает прекрасно. Боевики на какое-то время выведены из строя (недели на две-три), и времени вполне хватит, чтобы разобраться с их «крестными отцами». Да, Каменцев, Городецкий и Дерикот очень обеспокоятся результатами неудавшегося покушения на своего врага, но он, Дорош, сделает новый ход конем: объявит соседям, что к нему забрели непрошенные гости, лихие ребята, воры, пришлось их как следует проучить. Помог родственник, приехал погостить…

Бобров согласился с доводами Дороша: боевики, в самом деле, были мелкой сошкой, вряд ли кто-нибудь из них признается в истинных намерениях ночного похода на квартиру Анатолия — скорее всего, изобразят попытку ограбления, кражи.

— Ну хорошо, а что ты с «китами» будешь делать? — поинтересовался Бобров. Они, не прячась теперь (шел третий час ночи), сидели на кухне, пили кофе, курили.

— Ту идею, о которой мы с тобой говорили, пора раскручивать, — спокойно улыбнулся Дорош. — Помнишь: информацию нужно дать акционерам. Кстати, акции «Мечты» и у моей Людмилы есть. Так что имею полное право спросить у господина Городецкого о деньгах. Давай, Витя, поспим, что ли, а потом я с твоего разрешения схожу в офис «Мечты» и там поработаю.

— Ладно, ты ложись, а я все же домой поеду, — Бобров встал. — Хорошо мы с тобой нынче поразмялись… лихо! — Он потянулся. — Как дела в «Мечте» завершишь — приходи. Не забывай, что ты в «Беркуте» работаешь. И дел у нас — невпроворот.

…Выспавшись, проводив Людмилу на работу (жена приехала в восьмом часу), Дорош отправился к офису «Мечты». На этот раз у подъезда дома машин было поменьше, не мелькали знакомые лица охранников-боевиков (явно приходили в себя), не видно было и Лукашина. Вахтер внизу сказал, что и Городецкий куда-то уехал, предупредил, что до обеда его не будет.

«Ага, засуетились, забегали», — отметил Дорош и почувствовал себя совсем свободно: никто теперь не мешал делать то, ради чего он сюда явился. А явился он сказать, пустить слух о подтвержденных теперь бывшим главбухом акционерного общества намерениях президента — слинять с деньгами акционеров за границу.

Поднявшись на третий этаж офиса, где бурно кипела финансовая жизнь — здесь покупали и продавали акции «Мечты» — Дорош сначала пригляделся к посетителям: в основном собрались пожилые люди. Ясно, что они и составляют большинство акционеров «Мечты», но были и люди среднего возраста, и молодежь.

Дорош стал в очередь к одной из касс.

— Вы знаете, господа, — громко сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно. — Советую вам как можно быстрее освободиться от акций «Мечты» — получай назад свои деньги. Я узнал чудовищную новость: почти все наши деньги Городецкий пёревел в иностранный банк, в Германию. И сам вот-вот туда уедет.

Длинные очереди у касс онемели. «Господа» — потертые временем пенсионеры, какие-то хмурые люди мгновенно окружили Дороша. Все некоторое время тревожно, с испуганными лицами смотрели на него. Потом высокий старик в распахнутом заношенном пальто, из-под которого выглядывала целая коллекция орденских планок, судорожно дернув острым кадыком, спросил:

— А… откуда вы это знаете, уважаемый? Может, вы просто провокатор? Документы у вас есть?

— Документы мои такие же, как и у вас, — Дорош показал всем пачечку акций «Мечты» (Людмила в свое время купила десять штук). — А насчет провокации… Спросите, вон, у любой кассирши: за что Городецкий выгнал своего главного бухгалтера, Нину Ивановну?

— А и спросим, — загремел старик с орденскими планками и решительно шагнул к окошку кассы. Спросил строго:

— Скажите, уважаемая: Нина Ивановна, главный бухгалтер, работает?

— Нет. Она уволилась.

— Сама уволилась или ее Городецкий уволил?

Девица в амбразуре кассы помялась.

— Ну… это вы лучше сами спросите у Антона Михайловича. Он после обеда должен приехать.

— А вы что, не знаете?

— Не знаю.

Пока старик препирался с кассиршей, а окружившая толпа акционеров внимательно слушала перепалку, к Дорошу подошла женщина, спросила твердо, глядя ему прямо в глаза:

— Вы… точно все знаете? Я безработная, пришла, вот, получить дивиденды, хотела еще акции купить. А тут вы… простите, не знаю вашего имени-отчества?

— Анатолий Григорьевич. А вас, простите?

— Татьяна Николаевна. Морозова.

— Татьяна Николаевна, я достаточно серьезный человек, чтобы не пускать уток. И к тому же, коллективист. Я мог бы сам потихоньку получить деньги на свои акции и уйти, так?.. Ну вот. А я всю жизнь борюсь с жуликами и старался оберегать от них простых людей. Потому и объявил вам, что знал.

— Но… ведь это очень серьезно, то, что вы сказали!

— Я за свои слова отвечаю. И честно вас всех предупредил. Проверить мои слова очень просто: нужно создать финансовую комиссию из людей, которые разбираются в финансах, и потребовать от Городецкого отчета.

— Нужно срочно провести собрание акционеров! — подхватила другая женщина, которая внимательно слушала разговор.