Страница 28 из 29
В Италии о поводах чаще говорят, чем о сути. Так было и летом 1990 года, когда поводом для очередных острых внутриполитических разногласий стало обсуждение в парламенте проекта нового правительственного закона о СМИ и, в частности, о телевидении. Ранее действовавший закон явно устарел. Он был принят еще в 1976 году и не соответствовал расстановке сил в политических, деловых и культурных кругах, не регулировал финансовых отношений, связанных с TV государственного и частного секторов.
За эти годы вырос, окреп концерн итальянского международного телевидения – дом Берлускони, который стал также издателем многих газет и журналов (ориентировавшихся, главным образом на итальянскую социалистическую партию – ИСП). Капитал частного телевидения складывался из многих компонентов, но они были тщательно прикрыты коммерческой тайной. Об открытости – транспарентности – еще не говорили. Зрители же, как правило, о богатстве судили лишь по рекламным роликам, которые в среднем на 30 секунд по 60–70 раз прерывали прокатывавшиеся по частным каналам фильмы. Безусловно, это, с одной стороны, чрезмерно удлиняло фильмы и мешало просмотру, а с другой – «лопатой» и даже «конвейером» наполняло сейфы владельца частных телекомпаний. (По данным газеты «Стампа», «Фининвест» за прокат рекламы получал 25 % от общих в стране расходов на рекламу. И ее смотрели 50 % зрителей.) При этом сам Берлускони считал, что занижение цен на рекламу, чем занималось РАИ, подрывало рынок. Все были согласны в одном: пришла пора урегулировать положение на телевизионном рынке (но по-разному), принять такое соломоново решение, которое бы удовлетворило все стороны – и РАИ, и «Фининвест». Был найден компромисс: фильмы будут прерываться рекламой не больше трех раз, но не ранее чем с 1992 года, а возможно, и с 1993 года. (Законы здесь быстро забываются. Закон, что дышло…)
Вопрос о новом законе, как писала «Коррьере делла сера», за 14 последних лет тысячу раз кочевал между дворцами, где заседают правительство, Палата депутатов и Сенат. Его значение понятно, ибо он в основе своей касается проблем финансирования средств массовой информации, взаимосвязи гостелевидения и печати с могущественными финансовыми концернами, в частности с Берлускони, чьи редуты уже выглядели несокрушимыми, а фортификации непроходимыми.
Но все-таки не только упорные попытки сопротивления тресту Берлускони стояли за кулисами кризисной ситуации 1990 года. Уже просматривался выход из кризиса «мирными средствами». Но какие-то механизмы еще не срабатывали. Так что же все-таки чуть не толкнуло страну к 50-му по счету кризису? (Кризис этот произошел в апреле 1991 года).
… В воскресенье, 5 августа 1990 года, вечером, позже, чем в других административных зданиях Рима, погасли огни во дворце Мадама – резиденции Сената итальянского парламента. Там была поставлена последняя точка: открытым голосованием принят закон о телевидении. Одобрены нормы, регулирующие деятельность государственного и частного радиотелевидения. (После опубликования в официальном вестнике закон вошел в силу.) В понедельник, 6 августа, газеты дали скромные комментарии, резервируя за собой право и возможность вернуться к «закону О. Мамми» в ближайшие дни, недели и даже месяцы, уже после традиционных августовских каникул. По мнению же сенаторов, это было лишь короткое затишье перед очередными схватками. Уставшие от борьбы стороны подводили итоги, подсчитывали плюсы и минусы. Но, как бы там ни было, закон о телевидении был принят. Вино, как говорят, не льют, его надо пить. В тот же день, 6 августа, О. Мамми, в то время министр-республиканец, руководитель ведомства почт и телесвязи, что высится на римской улице Америки, пришел на первую прессконференцию. Он, как это было принято по протоколу, выразил удовлетворение завершенной работой, но и объективно отметил, что, конечно, не все одинаково оценивают новый закон. Одни – максималисты (судя по всему, речь шла о коммунистах, левых независимых и левом крыле христианских демократов) – называли закон «плохим», другие – «сбалансированным», а третьи – «важным шагом вперед». Таким образом, в средствах массовой информации был представлен плюрализм мнений, как это зафиксировано в статье 21 Конституции Итальянской Республики. Закон О. Мамми был зарегистрирован под № 223 от 6 августа 1990 года.
Но подлинный плюрализм, отмечалось в комментарии третьего канала РАИ, оказался загнанным в «тесную политическую клетку». Как следовало понимать, например, статью 41 нового закона? По ее положениям для государственного и частного телевидения фильмы, продолжающиеся 110 минут, могут прерываться рекламными роликами не более трех раз; следующие 110 минут той же ленты – 4 раза. Три государственных канала при создании дневных программ могли использовать рекламные ролики, но они не должны занимать более 4 % телевизионного времени и всего в течение 12 минут могли монтироваться в какой-либо самый удобный час телевещания. Для частных компаний, прерывающих почти каждый фильм десятки раз, тоже были установлены «ограничения». Определялась возможность прокатывать ролики в пределах 15 % общего телевизионного времени и не более 18 минут в час. И, наконец, тоже 15 %-ный «лимит» и 20-минутное предложение рекламы в определенный час установлен для областных и провинциальных телекомпаний, а их, напомним, было более 700 в Италии! Море рекламы!
Против засилия рекламных роликов выступали практически все видные деятели искусств Италии 80-х годов: Феллини и Сорди, Карра и Моравиа, и сотни менее знаменитых. В обиде были даже гении веков минувших: экранизация их произведений без всякой связи с действием варварски прерывалась коммерческой рекламой. Особенно безжалостны частные фирмы были к Твену и Хемингуэю, Моцарту и Бетховену, Гете и Сервантесу, Стендалю и Верди.
Пока суть да дело, пока многие тщетно возмущались, и бились о «стену», дом Сильвио Берлускони, владевший самыми популярными частными каналами («Канале-5», «Италия-1», «Рете-Куаттро»), получал ежегодно 2 трлн лир от телерекламы. Для сравнения замечу, что в 1989 году, по подсчетам экономистов, все итальянские газеты распределили между собой 2 трлн 800 млн лир, полученных от рекламы, и столько же забрал один Берлускони. Суммы эти огромны, и их разыгрывали на зеленом сукне гранды теле-газетно-журнальных трестов, и среди них, конечно же, Сильвио Берлускони. Уступать он не собирался. Не для того мы боролись 12 лет, заявил он. «Гостелерадио – это рак нашей системы» и требует хирургической операции. Если бы общество существовало полностью по законам рынка, как частные предприниматели, то РАИ давно бы провалилось». Это были уже выстрелы в адрес руководства РАИ.
Итак, по закону прокат рекламы на телевидении должен был уменьшиться. Но с какого времени? Только с января 1993 года. А за оставшийся период утечет немало времени и денег. И известно куда. А что будет после 1993-го? 1994, 2000 и 2003 годы.
«Италия идет не в ногу с Европой», – заметил Джузеппе Менелла из газеты «Унита». В европейском сообществе 15 февраля 1990 года уже принята «общая установка», регламентирующая нормы проката рекламных роликов с 3 октября 1991 года. Но за Альпами, на Апеннинах, об этом, видимо, мало кто слышал, а если и слышал, то позабыл и не заметил, не придал этому документу значения. Газеты «Мессаджеро» иронизировала: «Чего стоят заявления о роли нашей старой и всегда новой Европы, ее движущей силе в истории, если быстро принимаемые документы так же быстро теряются на заваленных бумагами столах».
Но справедливости ради, следовало отметить, что в новом «телевизионном законе» были учтены и некоторые немаловажные факторы: на экранах Италии должны теперь демонстрироваться фильмы на 40 % европейского происхождения, из которых обязательно половина – итальянских. Таким образом, был дан определенный отпор засилию американского и японского коммерческого кинематографа.
Но все же от «закона О. Мамми», как антимонопольного, максималисты ожидали большего. Помимо урегулирования вопросов предоставления и трансляции рекламы, а значит коммерческого аспекта, они рассчитывали на более решительные меры при проведении так называемой «антитрестовской политики в области средств массовой информации».