Страница 60 из 92
Явившийся в апрельский Петербург 1771 г. некий немец собирал невских жителей в трактир Гейденрайха «Лондон», что на Новой Исаакиевской улице, суля им весьма замысловатое зрелище: «Новоизобретенный оптический, с великим трудом и искусством сделанный Театр Света, какого здесь еще не видали».
Уточняя, что речь идет не столько о свете, сколько о театре, афиша на русском и немецком языках извещала: «Он состоит в четырех отменных исторических дистанциях, в коих ежедневно являются перемены, состоящие в разных перспективных иллуминованных улицах с некоторыми в торжественные дни возженными фейерверками, с превеликолепно иллуминованными садами и достопамятными церквами знатнейших городов в Европе. Но сии оптические представления весьма отличны от известных уже публике общих оптических представлений, потому что представляются в настоящей их величине и совершенной красоте. К большему еще увеселению видны будут разные мосты и улицы, по которым люди ходят взад и вперед; ездят верхом, также в колясках на санях с колокольчиком, так что зрителям представится, будто бы они действительно видят настоящую, весьма приятную из большого города простирающуюся дорогу».
Кроме «отменных исторических дистанций», показываемых, вероятно, при помощи движущихся фигурок и волшебного фонаря, этот «автоматических и оптических инструментов художник» предлагал петербуржцам еще одну невидаль: «Механическим образом сделанная машина представляет почти живого старика из Швабии, у которого движутся глаза и всякий член. Сей старик ответствует на всякий вопрос громко и явственно; сказывает сколько ему лет; узнает цвет платья; не дается в обман: естьли положат к нему в ящик деньги, то он, выняв, рассказывает, в котором году и в каком месте монета чеканена; также курит табак, умеет играть в карты и в тавлей, да и многие другие удивления достойные показывает действия».
Вообще-то механические фигуры для Петербурга особой новизны не составляли. Периодически заезжие искусники демонстрировали различного рода «художественные машины»: то «в натуральной величине пастуха и пастушку, которые играют тринадцать арий на флейтоверсе», то «малую голландскую женщину, которая каждую минуту по 18 дюймов лент делает». Но чтобы «механическим образом сделанная машина» говорила — такое и впрямь могло привести в изумление. Оттого, надо полагать, любители подобных художеств потянулись на Новую Исаакиевскую, чтобы взглянуть на «почти живого старика», прозываемого Корнелием, и либо уверовали в чудо, либо дивились хитроумию немецкого механика, либо называли увиденное шарлатанством и жалели немалую по тому времени сумму в 30 копеек, отданную за первое кресло. Лишь через месяц, когда внимание к «Театру Света», видимо, ослабело, его содержатель объявил о снижении цен на места, уверяя горожан в том, что никто из них о любопытстве своем «сожалеть не будет, потому что таковых искусных машин, как особливо представляемая старика Корнелия, ни в какое время не видано было». Последнее, впрочем вызывало сомнение.
К 1771 г. уже два поколения наезжавших в Париж обитателей русской столицы могли видеть знаменитый автомат работы Жака Вокансона — «Флейтиста», который, как излагал один из словарей XVIII в., «играет многие песни с удивительною исправностью, употребляя свои губы к надуванию немецкой флейты и пальцы к переменению тонов». А возвратившиеся из Швейцарии, возможно, рассказывали о некоторых удивительных созданиях Пьера-Жака и Анри-Луи Дрозов — механической девочке, что «сидя в креслах, играет на клавирах», или о «фигуре, представляющей двухлетнего младенца, который, сидя, пишет на налое». «Оная, — уведомят в 1777 г. «Санкт-Петербургские ведомости», — сама обмакивает перо в чернила, стрясает с него лишнее и пишет явственно и правильно все то, что ей сказывают, без всякого к ней со стороны прикосновения. Она ставит, где надобно, прописные буквы и отставляет в письме слова порядочно; при том надлежащее между строками наблюдает расстояние. Во время письма смотрит на бумагу, а по написании буквы или слова, обращает глаза на того, кто ей сказывает, или на подлинник, с которого списывает, и оному в исправном букв написании как будто подражать старается».
Сомнительно, чтобы по своему внутреннему устройству Корнелий походил на означенные автоматы. Скорее всего, это была попросту замаскированная под автомат (подобно уже прославленному к этому времени «Шахматному игроку» Вольфганга Кемпелена) кукла, движениями которой при помощи изобретательно сконструированного механизма управлял и за которую через систему акустических труб говорил помощник немецкого механика, спрятанный либо в солидного объема подставке, либо за стеной в соседнем помещении.
* * *
Императрица Екатерина II скончалась в ноябре 1796 г. Если верить легенде, то за несколько месяцев до ее смерти были некоторые предзнаменования. Так в июле ужасный громовой удар повредил многие украшения в любимой ее комнате в Эрмитаже. В исторических записках, вышедших в Париже, находим другое предзнаменование кончины императрицы. Автор рассказывает, что Екатерина была вызвана каким-то привидением в тронную залу и что там увидела свою тень, сидящую на престоле. Очевидно, автор записок повторяет уже известную легенду о видении императрицы Анны Иоанновны. Рассказывали также, что императрица, садясь в карету, чтобы ехать на бал к графу Самойлову, увидела, как яркая звезда упала за ее каретой. На другой день Екатерина сказала своей приближенной, графине А. А. Матюшкиной: «Такой случай падения звезды был перед кончиною императрицы Елизаветы, и мне это то же предвещает!».
Де Санглен в своих записках рассказывает, что накануне удара императрица много говорила о смерти короля сардинского и стращала собственной своей кончиной Л. А. Нарышкина. Не было ли это предчувствием? — говорит он. Позднее ему передавала Перекусихина и камердинер покойной Захар Зотов, что в среду, 5 ноября, встав по обыкновению в 7 часов утра, императрица сказала вошедшей к ней Перекусихиной: «Ныне я умру,— и, указав на часы, прибавила:
— Смотри! в первый раз они остановились».— «И, матушка, пошли за часовщиком, и часы опять пойдут».— «Тут увидишь,— сказала государыня и, вручив ей 20 тысяч рублей, прибавила: — Это тебе».
После этого императрица выпила две большие чашки крепкого кофе, пошутила с Перекусихиной и пошла в кабинет, где приступила к обычным своим занятиям. В 10 часов утра комнатные служители удивились долгому ее отсутствию, в тревоге отворили дверь и увидели императрицу лежавшей на полу. Перекусихина и Зотов в ужасе поднимают ее, выносят и кладут на пол на сафьяновый матрас. Доктор Роджерсон тотчас пускает кровь и кладет к ногам шпанские мушки. Императрица не приходит в чувство. Роджерсон делает два прижигания раскаленным железом на плечах Екатерины, пытаясь привести ее в чувство, но и это не помогает. Тридцать шесть часов организм Екатерины борется со смертью. Перекусихина не отходит от Екатерины, доктора ежеминутно меняют платки. Только одно дыхание указывает еще на жизнь в организме; в девятом часу дыхание становится труднее, и, наконец, вздохнув в последний раз, императрица в 9 часов 55 минут умирает.
Башилов в своих «Записках пажа» говорит: «Я был дежурным у дверей той комнаты, где лежало тело государыни; перед этой комнатой сидели все сенные девушки, мамушки и камердинеры и горько плакали по своей благодетельнице. Вдруг отворились двери, и государь с государыней пришли на поклонение к усопшей. Все пали ниц. Государь сказал нам: «Встаньте, я вас никогда не забуду, и все остается при вас». Мы стали на колени, государь сказал нам: «Подите к обер-камергеру, графу Шереметеву»».
Император Павел I прибыл из Гатчины за сутки до кончины императрицы. Первым его поздравил со вступлением на престол капитан Талызин, за что получил Св. Анну. Болотов рассказывает, что когда узнал о смерти Екатерины князь П. А. Зубов, ему сделалось дурно, он упал в обморок. Так как при этом было мало людей, то император Павел, забыв свою нелюбовь к фавориту, первый подал ему стакан холодной воды и брызгал ему водой в лицо, чтоб привести скорее в чувство.