Страница 42 из 92
— Нет, — отвечала она, — мы судим здесь о делах, а там забавляются; зачем нарушать их удовольствие. Читайте только громче, я буду слышать.
По окончании доклада статс-секретарей приглашались лица, которым был назначен прием. В двенадцать часов прием прекращался, и к императрице входил ее старший парикмахер Козлов, чтобы причесать ей волосы по старинной моде, с небольшими буклями позади ушей. Затем Екатерина направлялась в парадную уборную, где все, докладывавшие в этот день, дожидались ее. Кроме них, сюда собирались великие княжны и некоторые приближенные для утреннего приветствия. Здесь же находились четыре камер-юнгфрау, прислуживавшие государыне при туалете. Одна из них подавала кусочек льда, которым императрица протирала лицо; другая накладывала ей на голову флеровую наколку, а две сестры подавали булавки. Туалет продолжался около четверти часа, и в течение этого времени Екатерина разговаривала с присутствовавшими; затем, раскланявшись, она шла в сопровождении камер-юнгфрау в спальню, где при помощи их и своей любимицы Перекусихиной одевалась в шелковое платье.
До обеда, который назначался в два часа, императрица снова занималась. К обеду в будние дни приглашались только самые близкие лица; он продолжался не более часа. Императрица отличалась воздержанностью в пище и питье: никогда не завтракала и не ужинала, а за обедом брала себе небольшие порции от трех или четырех блюд; из вина пила рейнвейн или венгерское. К еде Екатерина была невзыскательна. В числе придворных поваров находился один, служивший долгое время, но готовивший довольно плохо. Несмотря на неоднократные представления гофмаршала, императрица не соглашалась уволить этого повара и, когда наступала его очередная неделя, она, смеясь, говорила приглашаемым на обед:
— Мы теперь на диете, надобно запастись терпением — зато после хорошо поедим.
После обеда все немедленно разъезжались, а Екатерина удалялась в спальню, где кто-нибудь из приближенных читал ей иностранную почту или книги, а она в это время делала слепки с камей, которые очень любила и собирала, или вязала из шерсти на длинных спицах одеяла и фуфайки для своих внуков. Когда чтения не было, она сочиняла, писала письма и деловые бумаги.
В шесть часов вечера в Эрмитаже или на половине императрицы происходили собрания, делившиеся на большие, средние и малые.
К большим приглашались все именитые особы обоего пола и члены иностранных посольств. В театре давалась опера, хотя Екатерина была равнодушна к пению и музыке. После спектакля начинались танцы, кончавшиеся ужином. Во время танцев императрица садилась играть в вист, рокамболь или бостон. Обычными ее партнерами были графы Разумовский, Чернышев, Орлов, Строганов и австрийский посланник Кобенцель. Играли по полуимпериалу за фишку.
Строганов был страстный игрок и необычайно волновался, когда проигрывал. Однажды он разгорячился до того, что бросил карты, вскочил со стула и начал быстро ходить по комнате, почти крича императрице:
— С вами играть нельзя, вам легко проигрывать, а мне каково!
Присутствовавший при этом московский губернатор Н. П. Архаров испугался и всплеснул руками.
— Не пугайтесь, Николай Петрович, — хладнокровно сказала ему Екатерина, — тридцать лет все та же история!
Походив немного и успокоившись, Строганов опять сел, и игра продолжалась, как будто ничего не произошло.
Средние эрмитажные собрания отличались от больших меньшим числом гостей. На эти собрания приглашались только лица, пользовавшиеся особенным благоволением Екатерины.
Малые собрания составлялись из самых близких и хорошо известных императрице людей и походили скорее на дружеские вечеринки.
Здесь велись литературные споры, сообщались новости в мире науки и искусств, сыпались остроты, экспромты, каламбуры. Когда общество несколько утомлялось разговорами, начинались разные игры: «в билетцы», отгадки, фанты, лото, даже в жмурки и в веревочку. Во время святок гадали кольцами, на воске, на олове и т. п. Екатерина руководила всеми этими забавами. У нее была любимая «литературная игра», состоявшая в том, что кто-нибудь из присутствовавших, взяв лист бумаги, писал какую-нибудь фразу или вопрос, а остальные, один за другим, не задумываясь, должны были продолжать написанное. В бумагах постоянного участника малых эрмитажных собраний обер-шталмейстера Л. А. Нарышкина сохранилось несколько листков этой игры; они напечатаны в журнале «Сын Отечества» за 1836 г. Кавычками отмечены ответы императрицы.
1) Мои воздушные замки:
«Они не в Испании, и каждый день я к ним пристраиваю что-нибудь».
Клочок земли на берегу Волги, близ Казани, или, если можно, еще в лучшем климате России.
Иметь всегда перед глазами хорошие примеры.
Мои воздушные замки слишком различны, чтобы приступить к исчислению их.
Я никогда не созидаю воздушных замков, ибо доволен своим участком.
Я желал бы иметь такую зрительную трубку, чтобы за 800 и 900 миль глядеть на академические собрания Эрмитажа.
«Они точно сделаются воздушными замками для отсутствующих».
2) Народные пословицы:
Кого тянут за уши, того не должно тянуть за ноги.
«Понедельник не вторник».
Кто идет задом, тот не подвигается вперед.
Клобук не превращает в монаха.
Лошадь короля не тайный советник.
«Исключая необыкновенных случаев».
Всякая кошка родится с хвостом и ушами.
Что не истина, то ложь.
3) Дорога, которою думаю достичь бессмертия:
Много есть дорог, которыми его достигают, но лишь случай указывает, которую избрать.
Я стану за санями ее величества.
«Берегитесь: дорога, по которой сани ее величества ездят, сказывала мне моя кормилица, еще ухабистее дороги на острове, где мы сегодня обедали».
Добрый отдых после доброго обеда.
Я сделаюсь бессмертным мучеником за терпение мое со скучными людьми.
Я поеду в свите господина Томаса.
«Веселая компания, но вряд ли дорога к бессмертию».
В 10 часов вечера эрмитажные собрания заканчивались, и императрица, простясь с гостями, удалялась в спальню, где, помолившись и выпив стакан отварной воды, ложилась в постель.
На масленице или в хорошую погоду зимой совершались иногда катания на санях. За заставой готовили трое саней, запряженных десятью или двенадцатью лошадьми; к каждым из саней цепляли по 12 салазок. Екатерина садилась одна в передние сани; дамы и мужчины помещались также поодиночке в салазках. Странный поезд несся с шумом и гамом, салазки беспрестанно опрокидывались, сидевшие в них катились в снег, раздавались крики, смех, шутки. Таким образом приезжали в Чесменский дворец. Пообедав здесь, пускались проселочной дорогой за Неву, к Горбылевской даче, где катались с ледяных гор, пили чай, и к вечеру возвращались в город.
Раза два в год Екатерина в сопровождении нескольких придворных дам посещала публичные маскарады. Чтобы лучше сохранить тайну, нанимались извозчичьи кареты. Екатерина, меняя голос, интриговала намеченных ею лиц и нередко бывала жертвой разных дурачеств, на которые, впрочем, она не сердилась. Однажды некая дама дерзко сорвала с нее маску. Екатерина пришла в страшное негодование, но ограничилась только следующим выговором:
— Вы нарушили сохраняемый всеми порядок; должно уважать всякую маску; вы не ожидали увидеть меня под оною, и вот явное доказательство вашей неосторожности.
Императрица не любила показываться на улицах и вообще выезжала очень редко. В один день, почувствовав сильную головную боль, она проехалась в открытых санях и получила облегчение. На другое утро боль возобновилась, и ей посоветовали испытать снова то же лекарство, но она не согласилась, сказав:
— Что подумает народ, когда увидит меня два дня подряд на улице.
В мае Екатерина переезжала в Царское Село, где оставалась до глубокой осени. Здесь отменялись все придворные церемонии и приемы, сокращались доклады и приглашения. Императрица отдыхала, на свободе предавалась литературным занятиям, вела жизнь зажиточной помещицы. Рано утром, в простом платье и шляпке, с тросточкой в руке, в сопровождении только Перекусихиной, она обходила царскосельские сады и фермы, распоряжалась посадкой деревьев, расчисткой дорожек, устройством цветников, посадкой овощей, наблюдала за порядком и чистотой на скотных дворах и в курятниках. По вечерам на большом лугу перед дворцом собирались приближенные, играли в горелки, катались на лодках и т. п., а в дождливую погоду общество скрывалось в знаменитую «колоннаду», где играл духовой или роговой оркестр.