Страница 11 из 62
«Несмотря на ранний час, улицы уже не были пустые, а на Васильевском острове сплошные массы народа шли и ехали по тому же направлению. При виде наших карет пешеходы просто начинали бежать, вероятно, из опасения опоздать. Смоленское поле буквально было залито несметною толпою народа.
Наконец мы подъехали к месту казни. Между необозримыми массами народа была оставлена широкая дорога, по которой мы и доехали до самого каре, образованного из войск. Здесь мы вышли из экипажа и вошли в каре. В центре был воздвигнут эшафот, в стороне поставлена виселица, против нее устроена низкая деревянная площадка для министра юстиции со свитой. Все выкрашено черною краской.
Скоро к эшафоту подъехала позорная колесница, на которой спиной к лошадям, прикованный к высокому сиденью, сидел Каракозов. Лицо его было сине и мертвенно. Исполненный ужаса и немого отчаяния, он взглянул на эшафот, потом начал искать глазами еще что-то, взор его на мгновение остановился на виселице, и вдруг голова Каракозова конвульсивно и как бы непроизвольно отвернулась от этого страшного предмета.
А утро начиналось такое ясное, светлое, солнечное. Палачи отковали подсудимого, взвели его на высокий эшафот и поставили к позорному столбу. Министр юстиции обратился ко мне: «Господин секретарь, объявите приговор суда». Я взошел на эшафот, остановился у самых перил и, обращаясь к войску и народу, начал читать: «По указу Его Императорского Величества»; после этих слов забили барабаны, войско сделало на караул, все сняли шляпы. Когда барабаны затихли, я прочел приговор от слова до слова и воротился к министру.
На эшафот взошел протоиерей Полисадов. В облачении и с крестом в руках он подошел к Каракозову, сказал ему последнее напутственное слово, дал поцеловать крест. Палачи стали надевать саван, который совсем закрывал Каракозову голову, но у них не получалось, потому что не вложили рук его в рукава. Полицмейстер, сидевший верхом на лошади возле эшафота, сказал об этом. Палачи сняли саван и надели уже так, чтобы руки можно было связать длинными рукавами назад. Это тоже, конечно, прибавило горькую минуту осужденному, ибо, когда снимали с него саван, не должна ли была мелькнуть в нем мысль о помиловании? Впрочем он, скорее всего, потерял всякое сознание и допускал распоряжаться собою, как вещью. Палачи свели его с эшафота, подвели под виселицу, поставили на роковую скамейку, надели веревку...
Я отвернулся и простоял за министром юстиции боком к виселице все 20 или 22 минуты, в продолжение которых висел преступник... Наконец министр сказал мне: «Его положили в гроб». Я обернулся к виселице и увидел у ее подножия простой гроб, который обвертывали веревкою. Тут же стояла телега в одну лошадь. На телегу положили гроб, и правосудие свершилось!»
* * *
Надежды, возлагаемые Каракозовым на покушение, не сбылись, Выстрел не только не всколыхнул народ, напротив — как бы сплотил все российское общество. Взрыв патриотизма был неслыханный. В народе же сложилась легенда, что Каракозова послали дворяне, желающие отомстить царю за освобождение крестьян.
Разночинная интеллигенция стала складываться еще в середине века. Дети мелкого дворянства, не имея средств к существованию, поневоле начинали искать какой-либо заработок. А найти его можно было, лишь получив образование. Не мог же в ту пору дворянин, например, трудиться на фабрике или в поле.
Дети разорившихся дворян, потеряв с отменой крепостного права свои привилегии, поступали в университеты, где близко знакомились с другими сословиями: отпрысками купцов, священников. Вспомним тургеневских Аркадия и Базарова. Ведь это люди, разные по социальному положению.
Со временем из этих групп молодежи образовалась так называемая разночинная прослойка, разночинцы (разные по чину, сословию).
Несколько либерально настроенных из них создали в 1862 г. общество «Земля и воля». Это были Огарев, братья Серно-Соловьевичи, Обручев и др.
Программой общества явился листок «Что нужно народу?». Его сочинил Огарев.
Прежде всего, говорилось там, народу нужны земля и воля. Но дать их должно правительство. Политических требований или национализации земли в программе не было.
Позже духовным вдохновителем разночинной молодежи стал журнал «Современник», редактируемый Чернышевским.
Возник вопрос метода борьбы: социальная насильственная революция или постепенное изменение общества, ведущее к социализму.
Революционное движение 1870-х годов XIX в. — это прежде всего деятельность партии «Народная воля». В ней едва набирается сорок человек, нет подчас денег на неотложные нужды, но несколько лет подряд эта партия является предметом головной заботы у правительства...
Основной задачей новой революционной партии наметилась политическая борьба: с самодержавием, с полицейским режимом. А методом этой борьбы стал террор. Если Каракозов и Соловьев были одиночками, то здесь уже наметилась некая система. Идея террора подобно ржавчине расползается среди народнических кружков. Старая народническая идеология еще сопротивлялась: по ней, политическая свобода и конституция были не более чем буржуазными предрассудками; политическая борьба считалась для социалистов ненужной, это удел либералов. Террор народничество не допускало. Правда, в партии «Земля и воля» был особый отдел, но он действовал лишь против шпионов и сыщиков.
После липецкого и воронежского съездов образовавшаяся партия полностью нацеливается на политику и террор. Покушение следует за покушением.
Как сами террористы объясняли необходимость таких действий?
Кибальчич говорил на суде:
«Если бы обстоятельства сложились иначе, если бы власти отнеслись патриархальнее к деятельности партии, то ни крови, ни бунта, конечно, теперь не было бы, мы все не обвинялись бы в цареубийстве, а были бы среди городского и крестьянского населения. Ту изобретательность, которую я проявил по отношению к метательным снарядам, я, конечно, употребил бы на изучение кустарного производства, на улучшение способа обработки земли...»
Желябов соглашается с ним:
«Я долго был в народе, работал мирным путем, но вынужден был оставить эту деятельность по той же причине... Русские народолюбцы не всегда действовали метательными снарядами, в нашей деятельности была юность розовая и мечтательная, и если она прошла, не мы тому виной. Движение совершенно бескровное, отвергавшее насилие, не революционное, а мирное, было подавлено. Я насилия не признавал, политики касался мало, товарищи еще меньше. Все мои желания были — действовать мирным путем в народе, тем не менее, я очутился в тюрьме, где и революционизировался. Вместо мирного слова мы сочли нужным перейти к фактической борьбе...»
Значит, если верить этим словам, правительство вынудило народников стать террористами.
Но если проследить развитие народничества, увидим: сначала шла пропаганда — по Лаврову, затем агитация и крестьянский бунт — согласно Бакунину, потом заговор, захват власти и использование ее для социальной революции — по Ткачеву. Стало быть, народники теоретически переходили к более простому, как им представлялось, методу — образовании партии заговорщиков, которым не нужно агитировать массы, просвещать народ и т. д.
Что такое социальная революция, они представляли довольно смутно. «Ни одна из современных программ классового социализма и не мерещилась нам в то время, и социализм понимался всеми исключительно в смысле идеалистическом, по Фурье и Роберту Оуэну, а то и просто никак не понимался»,— так писал позже известный народоволец Морозов. Он сам стремился к борьбе с монархизмом вообще, «и наилучшим средством для этого считал способ Вильгельма Телля и Шарлотты Корде».
Известно, что политическая ситуация в стране базируется на ситуации экономической.
В 1861 г. отменено крепостное право. Но крестьянин без земли все равно был в зависимости от помещика. Продуктовой, отработочной или денежной — одной из этих форм он должен был рассчитываться за арендованную землю.