Страница 65 из 120
По уходе Аннушки пришла Софья, и опять Ирина увидела,
что ее глаза, как бы против воли, задержались на принесенной
Аннушкой коробке конфет.
Ирина опять почему-то мучительно покраснела. Ей стыдно
показалось сказать Софье о том, что ей соседняя прислуга
подарок принесла.
А Софья Николаевна, вернувшись в комнаты, никак не могла
отогнать от себя мысль, откуда у Ирины конфеты? «Ну, что за
глупость, что за мелочь!» – сказала она себе с возмущением, как
будто в ней сидел какой-то отвратительный сыщик, который
замечал все, чего не нужно было замечать. Но, с другой
стороны, почему же не нужно замечать? Ведь в самом деле,
странно: у человека нет ни копейки денег, а на столе стоит
коробка конфет...
А потом хватилась – брошки нет!.. Софья Николаевна стала
почему-то лихорадочно искать. Почему она испытывала такое
беспокойство, она сама не знала. Она перерыла все у себя в
комнате. Несколько раз останавливалась, обводила всю комнату
глазами, пожимала плечами и опять принималась искать.
249
Когда ей, очевидно, приходили какие-то мысли, которые
были очень позорны, она сжимала голову руками и говорила
вслух:
– Глупо, невозможно! Гадко так думать!
А потом брошка нашлась. Она сама забыла ее на
умывальнике. Софья ужаснулась на самое себя.
Она почувствовала прилив такого раскаяния, такой любви к
Ирине и отвращения к себе, что нужно было сейчас же пойти в
кухню, припасть к плечу своего друга и кровавыми слезами
выплакать все нечистое из своей души.
Она, вскочив, бросилась в кухню, чтобы стать перед Ириной
на колени и сказать:
«Спаси меня, очисти меня от скверны! Вот что, вот что я про
тебя думала. Откуда это и почему, я сама не знаю! Я, может
быть, вздорная, вспыльчивая, но... но все-таки не дурной, не
низкий человек!»
Софья вбежала с выступившими на глаза слезами в кухню и
остановилась. Кухня была пуста. На столе лежала какая-то
записка. Она подошла и прочла:
«Я ушла совсем. Прошу меня не искать...»
Ирина лежала на кровати Аннушки, укрытая ее одеялом из
разноцветных треугольников, дрожала мелкой дрожью, как от
лихорадки, и говорила:
– Аннушка, милая, спаси меня, я больше не могу у них
жить...
А Аннушка сидела у нее в головах, гладила ее по плечу и
успокоительно-ласково, точно няня, говорила:
– Ничего, бог даст, устроимся. Вот велика беда, подумаешь.
Я уж присмотрела местечко. Настоящие люди, с душой. А чтобы
вернее было, в союз запишемся. Хорошая прислуга всегда себе
место найдет.
250
Грибок
Около обвалившегося деревянного дома, выстроенного два
года назад, стояла толпа тесным кружком, головами внутрь, и
что-то рассматривала.
– Что такое там? – спрашивали вновь подбегавшие.
– Грибок нашли.
– Какой грибок?
– А вот дом отчего обвалился. Сейчас инженер говорил.
В середине толпы стоял рабочий с техническим значком на
фуражке, очевидно, железнодорожник, и рассматривал что-то
невидимое, держа двумя пальцами, как рассматривают блоху.
– Вот он, сволочь,– сказал рабочий,– поработал два года,–
дом и загудел.
К нему наклонились головами.
– Что ж не видно-то ничего? – спросил малый в больших
сапогах.
– А ты увидеть захотел? Наставь трубу хорошую, вот и
увидишь.
– Самоварную – на что лучше,– сказал кто-то.
– А какой он из себя-то?
– «Какой»... да никакой, просто на вид – плесень и больше
ничего.
– И целые дома валит?!
– А как же ты думал... Он как заведется, так и начинает
точить,– вишь, вон, целую слободу для рабочих выстроили, а
спроси, надолго это?
Из дома напротив вышла женщина с подоткнутым подолом и
с помойным ведром и крикнула:
– Ну, чего тут выстроились, чего не видали? Настроили тут.
Двух лет не прошло, как он завалился...
– Ты бормочешь, а сама не знаешь что,– сказал
железнодорожник,– вот на другой год у нее завалится, а
виноваты мы будем. Поди, объясняй вот таким-то – отчего дом у
нее завалился.
-...а дома на стену повесить ничего нельзя,– все зеленое
делается.
Железнодорожник посмотрел грустно на женщину и сказал:
– Чертушка! Ведь у тебя грибок и есть, самый настоящий.
– Чего?
251
– Грибок, говорю, у тебя.
– Поди ты кобыле под хвост! – сказала женщина, плюнув.–
Борода в аршин выросла, а он все зубы чешет. Она еще раз со
злобой плюнула и ушла.
– Не понимает!.. У нее грибок растет, а она только плюется.
– Вот от этого-то невежества все и горе. Тут не то что
отдельные дома, скоро целыми улицами начнет валиться,–
сказал человек в двубортном пиджаке.
– Да, ядовитый, сволочь,– сказал малый в больших сапогах,
растирая что-то на пальцах.– Вот у нас, на нашей улице,
четырехэтажный дом рухнул, до крыши еще не довели, а он,
сволочь, его уж обработал.
На него покосились.
– Что ж, он и камень, что ли, грызет?
– А нешто дом-то каменный был?
– А какой же тебе еще?..
– А что ж, он и каменный своротит,– сказал кто-то.
– А как же его узнавать, что он есть? – спросил малый.
– Как узнавать? Воткни топор в стену: если вода выступит,
значит, он тут и есть.
– Слюни, сволочь, пускает?
– Я уж не знаю, что он там пускает, а только если жижа
выступит, значит, он тут.
– Ну, пропало дело,– сказал человек в двубортном пиджаке.–
У нас целую слободу выстроили, у всех слюни пускает.
– Теперь на постройку без трубы и не показывайся,– сказал
малый в больших сапогах.
– А ежели его сушить начать? – спросил кто-то.
– Кого сушить? – спросил, недоброжелательно покосившись,
железнодорожник.
– Да вот его-то...
– Сверху высушишь, а он в середку уйдет.
– Ежели эта гадость завелась, так ее не высушишь,– сказал
кто-то.– Ежели только сжечь, ну, тогда еще, может быть.
– Вот бы этой бабе, что ведро выливала, услужить... вон она
опять вылезла. Эй, тетка, хочешь у тебя грибок выведем?
– Жене своей выведи, косолапый черт!..
– Обиделась...
– Темнота... Живет человек и не знает, что небось какой-
нибудь год и осталось ей, а потом не хуже этого вот. Тоже вот
так-то соберется народ, а она, ежели ее не придушить, будет
252
вопить на всю улицу, на строителей все валить. Ты ей про
грибок, а она на стену лезет.
– Вон, материал везут.
Все оглянулись: в стороне по мостовой ехали мужики с
подводами.
– Тоже небось захватили его. А сидят себе, зевают по
сторонам, как будто так и надо.
– Эй, вы, чертушки! Небось заразу везете? – крикнул им
малый.
Передний мужик натянул вожжи.
– Чего?
– То-то вот – «чего»... Пойдем-ка, поглядим.
Все толпой подошли к возчикам.
– Дай-ка топор-то,– сказал малый в больших сапогах.
– На что тебе топор?
– Да ну, давай, много не разговаривай!
Мужик нехотя дал топор.
– Слезай к чертовой матери.
– Что ты, ошалел, что ли?
– Слезай, не разговаривай.
– Да руби, чего ты на него смотришь! – крикнули из толпы.
Мужик как ошпаренный отлетел от своих дрог с лесом. Малый
размахнулся и всадил топор в бревно. Все бросились, головами
вместе, смотреть.
– Во-во! Пустил слюни, пустил! – закричали ближние
– Ах, сволочь! Скажи, пожалуйста!
– Ну, садись, дядя, вот твой топор. Добро хорошее приволок,
нечего сказать!
Мужик молча сел, тронул лошадь и долго поглядывал с
опаской на бревна, точно ожидая, что они под ним взорвутся,
потом, оглянувшись на толпу, плюнул и хмуро поехал дальше.
253
Крепкие нервы
Какой-то человек в распахнутой шубе и в шапке на затылке,