Страница 42 из 120
никакой собственности! Вы смотрите на все глазами западного
буржуа, а этот взгляд здесь совершенно неприемлем.
– И все-таки негодяи,– повторила опять Вера Сергеевна.
163
Андрей Андреич утер платком лоб и замолчал. Он понял, что
ей трудно будет дать почувствовать, что он делает для нее,
возвращая без всяких разговоров обстановку, когда она с
наивностью буржуазной куколки не может и не хочет понять,
что такие вещи здесь – исключение, что он в конце концов по
декрету не обязан ей возвращать. И у него, действительно,
начинало подниматься глухое недоброжелательное чувство к
ней. И против воли думал о том, что он здесь перенес все
тяжести варварского режима, отгрызался раз десять от
посягательств на эту обстановку, а они там благодушествовали,
отсиживались в перчатках да в шелковых чулочках, а теперь
приехали, и у них нет даже простого удивления перед тем, что
всё цело, не продано и всё им возвращается, несмотря на то, что,
в сущности, она даже не жена Василия Никифоровича, а так –
неизвестно что. И нет ни малейшей признательности. С них за
одно хранение в течение семи лет... содрали бы столько, что вся
обстановка этого не стоит.
А вот она даже не позаботилась отдать ему полтинник за
извозчика, который он вчера заплатил за нее. Конечно,
полтинник – ерунда. Но когда человек к чужим полтинникам
относится небрежно, он и к рублям будет относиться так же,–
думал учитель, с насильственной улыбкой принимая из рук
молодой женщины налитый стакан. И так как она при этом,
улыбаясь, смотрела на него,– как бы этой улыбкой подчеркивая
странность их встречи,– он поцеловал ее руку.
А она перевела взгляд, несколько времени смотрела перед
собой, потом вздохнула, как будто задумавшись о чем-то, и
сейчас же опять улыбнулась ему, точно боясь его встревожить
минутной задумчивостью.
Он попробовал ответить ей улыбкой, но от рассеянности
обжегся горячим чаем и расплескал стакан. От этого он еще
больше почувствовал себя в мучительно-глупом положении и
замолчал.
– Что вы, милый друг, странный такой сегодня? Совсем
другой, чем вчера?
Он покраснел и неловко, торопливо сказал, что ничего
особенного, неприятно подействовала встреча с соседкой в
коридоре, потому что эти грязные люди готовы самые лучшие
отношения истолковать отвратительным образом.
Вера Сергеевна выслушала и сидела некоторое время молча,
глядя перед собой. Потом вздохнула и сказала:
164
– Больше всего я боюсь человеческой грубости и грязи.– Она
опять на секунду задумалась и содрогнулась спиной от какой-то
неприятной мысли. Потом встряхнулась и проговорила с
улыбкой: – Но нужно стоять выше этого... Однако уже
одиннадцать часов.
Андрей Андреич промолчал. У него сейчас же мелькнула
мысль, что, может быть, она сказала это затем, чтобы услышать
от него приблизительно такую фразу:
«Не смотрите на часы, устроимся по-вчерашнему»...
Но он не сказал этой фразы.
А может быть, она сказала это затем, чтобы напомнить ему,
что она ждет от него ответа относительно вещей и обстановки,
ведь она, вероятно, заметила, что на салфетках – метка Василия
Никифоровича.
И зачем он эти салфетки подал!
Чтобы скрыть неловкость, он встал и сделал вид, что ему
нужно позвонить по телефону. Выйдя в коридор, он опять
увидел соседку, которая возилась над корзиной в дальнем конце
коридора. И когда она оглянулась на стук его двери, он
почувствовал почти отчаяние от этого, как ему казалось,
упорного преследования.
– Просто сил никаких нет! – сказал Андрей Андреич и,
сделав вид, что забыл номер телефона, пошел обратно в комнату.
Мог ли он два дня назад предполагать, что он будет ежиться под
взглядом этой противной мещанки и быть в моральной
зависимости и на каком-то подозрении у этих слизняков!.. «Боже
мой, ну, чего она сидит!» – подумал он с раздражением и
полным упадком духа о молодой женщине.– Нужно было с
самого начала, как она пришла, сказать ей самым простым,
деловым тоном, без всякого пафоса и без этой – ни к селу ни к
городу – интимной близости, сказать, что он возвращает ей
имущество, несмотря на декрет, и только просит ее, в виду
неожиданности, оставить ему на первое время самое
необходимое.
– Да что с вами, милый друг? Какое-нибудь горе? – спросила
внимательно и участливо Вера Сергеевна. Она так серьезно, с
такой тревогой посмотрела на него, что у него едва не
показались слезы от этой неожиданной ласки женщины. Он
хотел было выдумать какое-нибудь несчастье, чтобы отвлечь ее
подозрение от истинной причины, но сейчас же подумал, что
165
если она начнет его жалеть, и он пойдет навстречу этой жалости
и женской ласке, то это будет только лишним шагом к близости.
– Нет, ничего...– ответил он.
Но ответил с таким убитым видом, что она не поверила и,
сев около него на диван, стала участливо-тревожно
расспрашивать. Это вышло еще хуже, потому что она при этом
даже взяла его за руку и нежно-успокоительно поглаживала ее.
Потом вздохнула и несколько секунд молчала.
– Я ехала сюда с отчаянием в душе,– проговорила она
медленно, как будто его настроение вернуло ее мысли к своей
судьбе.– Все, что произошло у меня с Василием
Никифоровичем, вышло так нелепо, что я потерялась...
– Уже двенадцать часов...– сказал Андрей Андреич как-то
совершенно неожиданно для самого себя и даже покраснел от
мысли, что она его слова могла понять как намек на то, что ей
пора уходить.
Вера Сергеевна, замолчав, тоже посмотрела на часы и
поднялась.
– Я потому не предлагаю вам остаться,– сказал он
поспешно,– что у нас эти люди... соседи, вы не можете себе
представить... Лучше пропустить один день.
– Да зачем же, милый друг, у меня есть, где переночевать. А
завтра или как-нибудь на днях вы сведете меня в театр? Я давно
не была в московских театрах.
– Да, да, конечно... непременно, завтра же! – сказал Андрей
Андреич как-то слишком поспешно, чтобы она не подумала, что
ему жаль денег на билеты.
Она уже надевала шляпку, а он все еще не выбрал момента
сказать ей про обстановку.
– Я пойду провожу вас,– сказал он,– кстати, мне нужно
переговорить с вами. Только далеко вас проводить не могу,
потому что мне нужно забежать к приятелю совсем в обратную
сторону.
Когда они вышли, он проводил ее до ближайшего
перекрестка и, собравшись с духом, сказал:
– Приходите завтра между тремя и четырьмя, мне нужно с
вами переговорить по одному важному делу.
При прощании она в сумраке слабого фонарного света
посмотрела на него долгим, задумчивым взглядом и сказала:
– Прежде я не была суеверной и не верила в судьбу, а
теперь... теперь верю...
166
Она сжала его руку и, быстро повернувшись, пошла по
пустынному тротуару ночной улицы.
Он долго видел ее тонкую, элегантную фигуру, потом,
вздохнув, пошел к дому, оглянулся у подъезда, не вернулась ли
она и быстро скользнул на лестницу.
А когда засыпал, то перед глазами вставала она в своем
весеннем костюме, и он с бьющимся сердцем снова и снова
вызывал в воображении ее тонкую фигуру в свете фонаря, ее
последний взгляд и торопливое пожатие руки...
VI
В три часа она пришла.
Андрей Андреич решил ей коротко сказать только о том, что
он возвращает ей обстановку. И при этом дать понять, что ему
нужно уходить по делу, чтобы не оставаться с ней долго и не
стать опять на линию сближения.
Но ему все-таки хотелось дать почувствовать, что если он