Страница 26 из 120
Проходивший мимо милиционер с револьвером на ходу
крикнул:
– Вы своих гоните на площадь, а там укажут. После работы
всем работавшим будут выданы значки.– И ушел.
– Зачем-то, миленькие, народ-то собирают? – спросила,
подходя, старушка лет семидесяти.
– Ай ты не записывалась еще? – сказал малый в сапогах
бутылками, в двухбортном пиджаке.
– Нет, батюшка...
– Что ж ты зеваешь! Сейчас уж погонят. Записывайся скорей.
– Господи, чуть-чуть не опоздала,– говорила старушка,
отходя после записи,– голова, как в тумане, совсем заторкали.
– Скоро ли погоните-то? – кричали нетерпеливые голоса.
– А куда итить-то?
– Чума их знает. Таскают, таскают народ...
– Не таскают и не чума их знает,– сказал бритый человек в
солдатской шинели,– а предлагают всем сознательным
гражданам идти на праздник труда.
На него все испуганно оглянулись и замолчали. Только какая-
то торговка, в ситцевом платье, с платочком на шее, сказала:
– Взять бы сговориться всем и не ходить, что это за право
такое выдумали.
– А добровольно идти или обязательно?
– Добровольно,– отвечал человек с листом: – с квартиры по
одному человеку.
– А ежели не пойдешь, что за это будет?
– Черт ее знает... Говорят, значок какой-то выдавать будут.
– А у кого не будет значка, тому что?
– А я почем знаю, что ты ко мне привязалась, у коммунистов
спрашивай. Гоняй их, чертей, да еще объясняй все. И так голова
кругом идет,– проворчал человек с листом.
Торговка в ситцевом платье задумалась, а потом сказала:
– Взять бы сговориться всем да не ходить.
– Ты тут сговоришься, а на другой улице не сговорятся, вот и
попала,– сказал бывший лавочник в старых лаковых сапогах.
99
– А тут значок еще,– говорили в толпе.– Черт его знает,
может быть, он ничего не значит, а может, без него никакого
ходу тебе не будет. Вот теперь калоши, говорят, выдавать скоро
будут... Придешь получать,– значок ваш предъявите. Нету? – Ну
и калош вам нету.
– Это-то еще ничего: а как вовсе тебя вычеркнут? – сказал
кто-то.
– Откуда?
– Там, брат, найдут откуда.
– Ну, кончайте разговоры и айда на площадь.– В ряды
стройся!
– Чисто как на параде,– сказал чей-то насмешливый голос.
– Это еще что... А в прошлый раз нас коммунист гонял, так
песни петь заставляли, вот мука-то.
– Равняйся! – крикнул человек с листом, задом отходя на
середину улицы, как отходит командир, готовящийся вести свой
полк на парад.
– Старуха, что ты тыкаешься то туда, то сюда! Раз командует
равняйся, значит, должна становиться. По улице идите, куда на
тротуар залезли?
– О господи батюшка!..
– Шагом!.. Марш!.. Куда опять на тротуар полезли? Что за
оглашенные такие!..
– Да я беременная...
– Так что ж ты затесалась сюда. Усердны, когда не надо. С
квартиры по одному человеку сказано, а их набилась чертова
тьма.
– Без калош-то оставаться никому не хочется,– сказал чей-то
негромкий голос.
– Домой иди, ведь сказано тебе...– говорили беременной.
– Значка, боюсь, не дадут.
– Вот окаянные, разум помутили этим значком. Бабка, не
отставай!
Когда подходили к площади, навстречу показался еще отряд
с оркестром музыки и с красными знаменами. Встречные шли,
переговариваясь, с веселыми лицами и даже приветственно
помахали платками и шапками.
– Этих уже окрестили,– сказал бывший лавочник.
Вдруг передние остановились.
– Чего стали? – кричали задние, поднимаясь на цыпочки.
– Не знают, куда дальше гнать. Пошли спрашивать.
100
– Тут бы лопаток с вечера наготовить, работу загодя
придумать, и отделались бы все в два часа,– проговорил какой-
то волосатый человек.– А теперь жди, стой.
– Пусть руки отсохнут, ежели лопатку возьму,– сказала
торговка в ситцевом платье.
– Знаем мы, как они лопатки выдают,– привезут по одной
лопатке на пятерых и ладно.
– И слава богу, по крайней мере руки не поганить об такую
работу.
– Не очень-то слава богу. Скажут, не работала – без значка и
останешься.
Торговка сердито замолчала, потом, немного погодя, сказала:
– Я не виновата, что у них лопаток нету, а раз я была, значит,
должны значок дать.
– С ними пойди потолкуй. Скажут: в очередь бы работала.
– Лопатки везут. Разбирай, не зевай,– торопливо крикнул кто-
то.
Все бросились к телеге. А впереди торговка в ситцевом
платье. Она схватила за конец метелки, которую держала другая
женщина.
В воздухе замелькали руки, лопатки, метелки. Слышались
голоса испуганных и прижатых к телеге людей.
– Чего вы! Ай одурели? Эй, баба, что ты, осатанела, что ли!
Ты ей так руки выдернешь,– кричали на торговку.
Милиционер, схватив двух женщин сзади за хвосты и
оттягивая их назад, говорил:
– Успеешь! Обожди! Обожди!
– Совсем взбесился народ! Ктой-то еще про калоши тут
вякнул. Наказание, ей-богу.
Бритого человека в солдатской шинели в первую же минуту
сбили с ног, и он, чтобы не быть раздавленным, залез под телегу
и выглядывал оттуда.
– Так его, черта, не проповедуй,– крикнул кто-то.
Торговка в ситцевом платье отвоевала лопатку, а другая,
вырывавшая у нее, сорвав себе руку, грозила ей из-за телеги
кулаком и кричала:
– Я те дам, как из рук вырывать, поскуда поганая. Взбесилась
совсем, с руками рвешь.
– А ты не цапайся раньше других. Одна уж готова все
ухватить.
– Шагом марш!
101
– Вот и отмеривай улицу,– говорил какой-то трубочист с
метелкой на спине,– до сорока лет дожил, троих детей имею.
Минут через пятнадцать опять остановились около площади.
– Что опять стали?
– На место пришли. Пошел спрашивать, да что-то опять,
знать, не так.
Все смотрели на площадь, которую, переговариваясь и
смеясь, с вспотевшими лицами мели мужчины и женщины.
– Празднуют,– иронически сказал лавочник.– Заместо того,
чтобы сговориться всем и уйти, гнут себе спину. Эх, лошадиное
сословие!..
– Куда ж ты их пригнал сюда?– крикнул стоявший на
площади высокий человек с лопаткой в руке.
– А я почем знаю?.. Мне сказано сюда...
– Что, у них там шарики, что ли, в головах не работают,– уж
третью партию ко мне присылают. Я и с этими-то чертями не
знаю, что тут делать.
– Что, ай назад? – спрашивали у провожатого.
Тот нахмуренно подходил, ничего не отвечая. Потом вынул
платок, отер им вспотевший лоб и, оглянувшись зачем-то по
сторонам, хмуро и неопределенно махнул платком вдоль улицы:
– Пошел туда!..
– С вечера бы надо придумывать работу,– сказал опять
длинноволосый человек.
– Мы прошлый раз так-то помучились. Народу нагнали
пропасть, не найдем никак, что делать, да шабаш. Все заставы
обошли. До шести вечера ходили. Спасибо, провожатый
хороший попался,– все-таки выдал значки.
– Что ж вы бродите до двенадцати часов, как сонные мухи! –
крикнул какой-то военный, быстро проезжавший на лошади, как
ездит управляющий, осматривая в поле работы,– пристанища
себе нигде не найдете?
– А что ж, когда отовсюду гонят,– сказал угрюмо
провожатый.
– Голова-то не работает ни черта, вот вас и гонят.
Поворачивай назад. Идут молча, словно утопленники...
– Вот к этому ежели бы попали, беспременно петь заставил
бы,– сказал лавочник.– Из этих самых, должно.
– Как же, так и повернул,– проворчал провожатый, когда
военный скрылся за поворотом. И продолжал вести дальше.
102
Увидев на углу пустыря разваленный дом, он остановился и
крикнул:
– Перетаскивай кирпичи к забору да засыпай ямы. Только