Страница 86 из 135
глазах у человека, отвергнувшего ее любовь. Так поступают
иногда сильные и жестокие натуры, переводя любовь в
ненависть, за которой всегда до поры до времени таится
коварная женская месть.
Нельзя сказать, чтобы в дни, когда работали разного
рода комиссии - из министерства, горздравотдела, из редакции
и горкома в связи с "делом Шустова", - Дина проявляла какую-
либо активность против Василия Алексеевича - а ей по долгу
службы приходилось давать объяснения представителям всех
комиссий. Нет, она в своих показаниях старалась держаться
подчеркнуто беспристрастно, рассказывала только о том, о
чем ее спрашивали. Ни слова, ни полслова лишнего ни "за", ни
"против". Она даже старалась в эти дни держаться в стороне и
от злорадствующих и от сочувствующих, как бы демонстрируя
свою отчужденность и безучастность ко всему происходящему,
и всем своим видом подчеркивала, что "дело Шустова", как и
судьба самого Шустова, ее нисколько не интересует.
Обвинение Василия Алексеевича во взяточничестве не
подтвердилось. "Дело" было прекращено, но я понимаю, чего
это стоило Шустову, хотя внешне он ничем не выдавал своего
состояния: как всегда, был строг, требователен, несколько
резковат. С начальством держался независимо и с
достоинством, а это не всякому нравится. Первая серьезная
стычка с Семеновым произошла у него сразу же после
прекращения "дела Шустова". Очевидно, причиной послужило,
кроме всего прочего, и то нервное напряжение, в котором
пребывал Василий Алексеевич целых два месяца, в течение
которых изучалось и разбиралось его "дело".
У больной Захваткиной, поступившей в нашу клинику
несколько дней назад с трофической язвой на голени левой
ноги, был установлен рак кожи. Неожиданного и этом ничего не
было, поскольку известны в медицинской практике случаи,
когда язва переходит в злокачественное образование.
Захваткина была положена в отделение Шустова, и Василий
Алексеевич готовил больную к операции по своему методу.
Однако главный врач принял другое решение: операцию не
делать, больную направить в другую больницу, в
онкологическое отделение. Шустов вначале попытался
спокойно объяснить Вячеславу Михайловичу, что в его
практике это не первый случай, что здесь, в клинике, ему
пришлось оперировать методом вакуумтерапии четырех
больных трофической язвой со злокачественным поражением
кожи. Операции прошли удачно, и все четверо совершенно
излечились. Главврач слушал его нетерпеливо, поморщился и
брезгливо обронил:
- Случайное совпадение. Да и не известно, были ли у
них злокачественные образования.
- Как так не известно?! Это отмечено в истории болезни.
Случаи эти описаны в моей диссертации, - сурово, но без
вызова сказал Шустов.
Семенов криво ухмыльнулся и произнес с присущей ему
надменностью:
- Ради диссертаций мы не имеем права производить на
людях сомнительные эксперименты. Лечить вслепую - удел
знахарей и шаманов.
Василий Алексеевич окончательно утвердился в своей
догадке: в нормальной обстановке работать ему не дадут.
Откровенная недоброжелательность, даже враждебность к
нему со стороны непосредственного начальника вывела его из
равновесия. С немалым трудом эти два месяца он держал
себя в руках, а тут взорвался. Не владея собой, в присутствии
Дины Шахмагоновой Шустов не закричал, нет, подойдя
вплотную к главврачу, как-то простонал ему в лицо,
выдавливая сквозь зубы каждый звук:
- Вы подлец, Семенов... Из подлецов подлец!..
Больше он ничего не сказал, круто повернулся и ушел в
операционную. У него был такой вид, что Вячеслав
Михайлович не на шутку струхнул, постоял несколько минут в
растерянном оцепенении и потом молча, не взглянув даже на
Дину, направился к себе в кабинет. Через полчаса был
вывешен приказ, в котором объявлялся выговор Шустову В. А.
за грубость и нетактичное поведение.
Горячность проявилась с обеих сторон, да и стороны-то
едва ли предвидели возможные последствия. О стычке
Шустова с Семеновым немедленно стало известно не только
медперсоналу клиники, но и больным. У вывешенного приказа
толпились люди, комментировали, обсуждали, высказывали
свое мнение, строили догадки. В любом коллективе люди
тоскуют по сенсациям. Сенсация нужна, как разрядка, чтобы
встряхнуть застоявшееся однообразие работы. Собственно,
столкновения главврача с заведующим отделением уже ждали.
Некоторые еще раньше поговаривали, что Семенов с
Шустовым не сработаются: одному из них непременно
придется уйти, а вот кому именно - оставалось вопросом, на
который нелегко было дать хотя бы мало-мальски уверенный
ответ. Потому что уход из клиники ее основателя Шустова был
бы, по мнению одних, равносилен закрытию клиники. А что же
касается Вячеслава Михайловича, то не для того его
назначали на должность главврача, чтобы через какие-то
месяцы освобождать. Словом, сенсация быстро
распространилась по клинике. К нам в лабораторию дошла в
последнюю очередь, удивила и, конечно, взволновала меня. Я
захотела собственными глазами увидеть приказ, а когда
прочла, то тут же решила поговорить с Василием
Алексеевичем. Зашла в отделение и стала невольным
свидетелем нового инцидента. Больная Захваткина
категорически отказывалась ехать в другую больницу и
просила, слезно умоляла оставить ее здесь и чтобы
обязательно лечил ее сам доктор Шустов. Дина уговаривала
Захваткину, убеждала, что так для нее будет лучше, что в
нашей клинике вылечить ее недуг невозможно, что для ее
лечения нужна специальная аппаратура, которой наша
клиника не располагает. Но больная не хотела слушать и
требовала к себе Шустова. Дина, очевидно, чтобы не ставить
Василия Алексеевича в неловкое положение, солгала больной,
что Шустов почувствовал недомогание и уехал домой...
Услыхав такое, находящиеся в палате больные - всего их было
одиннадцать человек - зашумели:
- До инфаркта довели нашего Василия Алексеевича!
- Затравили!
Дина поняла, что промахнулась, попробовала успокоить
палату, но сделать это было уже трудно. Тогда старшая сестра
вынуждена была пойти на попятную: услыхав чьи-то голоса в
коридоре, моментально сориентировалась и выбежала из
палаты со словами:
- О! Кажется, голос Василия Алексеевича. Я сейчас его
позову.
Я вышла вслед за ней. Шустов был в операционной.
Дина сообщила ему, что Захваткина отказывается покинуть
клинику. Он посмотрел на Дину, резко, с раздражением
спросил:
- Распоряжение главврача вам ясно? Вот и действуйте.
При чем здесь я?
- Захваткина требует вас, Василий Алексеевич, - с
подчеркнутой официальностью сообщила Дина.
- Распоряжение о ее переводе отдал не я, а главврач.
Пусть она его и требует, - ответил Шустов. Лицо его было
бледным и усталым.
Дина пожала округлыми плечами, повела широкой
мужской бровью. Взгляд ее говорил: "Я бы могла тебе
ответить, но во мне достаточно выдержки и я не хочу дерзить
тебе при посторонних". Она, кажется, не собиралась уходить и
вопросительно посматривала на меня, словно я должна была
вразумить потерявшего самообладание коллегу. Я сказала,
посмотрев на Шустова с горячим участием:
- Тебе бы лучше самому пройти в палату и поговорить с
Захваткиной. Не доводить до скандала. Больные не должны
знать...
- Больные всегда все знают раньше нас с вами, -
перебил он нетерпеливо и - к Дине: - Хорошо, скажите