Страница 73 из 135
на то и пословица есть: хочешь знать, где хорошее вино,
спроси у попа. - Маленькие круглые глазки участкового задорно
засверкали, он, надо полагать, догадывался, о чем пойдет
речь. - Может, и пьяный, а и то правда, - согласилась старуха. -
А хоть и тверезый, ему все одно, потому как охальник, а не поп.
Шалопутный. Вчерась молитву служит, а там детвора с улицы
зашла, расшумелась. Известно, дети - они и на собрании и в
кино озорничают. Так он на них как закричит, прости господи,
да по-матерному, а на Петрейкова хлопца: "Эй ты, ублюдок,
выматывай к..." - старуха стыдливо запнулась и потом
вполголоса добавила: - к такой-то матери. Вот истинный бог,
так и сказал. С амвона по матушке. Где ж такое видано, чтоб
поп в церкви матерился? Богохул это, а не поп.
Николай Николаевич вдруг разразился заливистым
хохотом, выговаривая сквозь смех:
- Ай да поп, ай да батюшка! С амвона по матушке.
- Я его посовестила, - продолжала жаловаться старушка.
- Что ж вы, говорю, рази ж такое позволительно? Это ж великий
грех. Так он меня за эти самые слова взят да за упокой и
помянул. Вот. За здравие надо, а он за упокой. Будто бы по
ошибке, а я знаю, что и совсем нарочно. Да еще говорит: "Ты
чехов читала?" А нашто мне его чехи. И что у них там такое
написано? Я женщина неграмотная.
Я догадывался: поп-озорник посоветовал рассказ Антона
Павловича Чехова прочитать. Отсылал, так сказать, к
"первоисточнику". Лейтенант не обратил внимания на
чеховскую "деталь" и резюмировал, продолжая смеяться:
- Отомстить решил. Не любит поп критики. А кто ее
любит, сама рассуди, Романовна?
- Ты уж поговорил бы, Николай Николаевич, в своем
райкоме, пусть бы нам партийца прислали, чтоб он тут порядок
навел. Ну? А то что ж это такое? В алтаре зеркало держит и
девкам моргает. Куда это годится!
- Так ведь церковь-то у нас отделена от государства,
райком вам ничем не поможет, - отрубил лейтенант.
- А ты поговори, - настаивала старуха с заискивающей
учтивостью.
- А что говорить? Вот если б он хулиганил, тут бы и
милиция вмешалась.
- И надо, чтоб милиция, - согласилась старуха. -И
хулиганил. А материться в церкви при народе - это как? И
хулиганство. А то что ж? И по закону по вашему не дозволено.
- Нет, Романовна, ничем не могу помочь, сами
разбирайтесь. Ваш поп - делайте с ним, что хотите. Прогоните
его, найдите себе другого, если не можете без попа обойтись.
С кадрами, я вижу, у вас не того. А, Романовна?
Она ушла не простясь и, кажется, обескураженная тем,
что нигде нельзя найти управу на "охальника-попа", к которому
она питала личную обиду.
Лейтенант своими рассказами укреплял во мне
посеянные Струновым зерна. Я твердо решил пойти работать
в милицию.
Преступники и их жертвы... Они не выходили у меня из
головы, не давали покоя. Почему и как становились люди на
путь преступлений, что их толкнуло или побудило? Я пытался
анализировать, но у меня тогда не было достаточно фактов и
глубокого знания причин и мотивов преступлений. Теперь
другое дело - за год работы в столичной милиции мне
довелось столкнуться с самыми неожиданными сторонами
человеческой низости, подлости, которую мы называем
уголовщиной.
Вот и сегодня, как всегда, я пришел на работу к девяти
утра. Дежурный уже доложил начальнику происшествия за
ночь - работы хватит. На мою долю выпало два дела:
хулиганство и карманное воровство. Первое оказалось
несложным и даже веселым. Передо мной лежало заявление
заведующего рыбным магазином. В заявлении сообщалось,
что вчера в пять часов пополудни к нему в кабинет зашли двое
парней - оба студенты института - и избили его. Фамилии
хулиганов были указаны, к заявлению прилагалось
медицинское свидетельство. Заявление было предельно
лаконичным. Прежде чем разговаривать со студентами,
которые по распоряжению дежурного уже были доставлены в
милицию, я позвонил заведующему магазином и попросил его
подробней рассказать, как все происходило.
- Они что, были пьяные?
- Надо полагать! - кратко ответил завмаг.
- Они на что-нибудь жаловались, что-нибудь требовали?
- Да нет, просто ворвались в кабинет. Один держал дверь,
чтоб, значит, никто не вошел, а другой подскочил ко мне и два
раза ударил меня кулаком. По голове... - уточнил завмаг.
- Ничего не говоря?
- Ничего. Решительно.
- Вы их до этого знали, встречались?
- Никогда в жизни.
- Странно. Какой-то дикий случай. А каким образом
фамилии их узнали?
- Да тут наши... - завмаг запнулся, затем прибавил: -
Работники наши их знают. Один из них хахаль продавщицы
нашей. Есть тут у нас одна такая - я ее увольнять собирался.
- Ах вот в чем дело! - вслух произнес я, начиная строить
в уме предположения.
И вдруг завмаг ошарашил меня неожиданной просьбой:
- Послушайте, товарищ капитан. Не будем затевать
волынку, верните мне мое заявление - и делу конец. Случай
действительно, как вы сказали, дикий. Парни были под
градусами. Продавщица, наверно, пожаловалась на меня, что
вот, мол, увольняет. Они погорячились. Черт с ними. Знаете,
лучше не связываться. Хулиганье ведь - будут мстить.
- Да что вы, это несерьезный разговор! - возмутился я. -
Разве можно такое прощать? Случай безобразный, и мы не
должны, не имеем права оставить его безнаказанным.
Но завмаг проявлял удивительную настойчивость:
- Знаете, я вчера погорячился с заявлением. А теперь
подумал - не стоит раздувать кадило. Да и у вас небось других
дел по горло. В общем, верните мне заявление. Я прошу вас.
Все-таки студенты. Они извинились, раскаиваются.
- Да? Приходили извиняться? - переспросил я,
почувствовав в его голосе фальшивые нотки.
- Приходили, - вяло обронил завмаг.
- Когда? Вчера или сегодня?
- Сегодня были.
Последний ответ казался малоправдоподобным: как же
они успели сегодня извиниться, когда с утра, до открытия
магазина, их увел милиционер? Я обещал завмагу вернуть
заявление, сказав, что доложу начальству. Такой неожиданный
поворот на сто восемьдесят градусов показался
подозрительным. Я не очень верил доводам завмага,
которыми он пытался объяснить свое решение. "Тут что-то
другое кроется", - подумал я и вызвал студента, того самого,
который дважды ударил кулаком по голове.
Это был плотный, коренастый крепыш невысокого роста.
Светлые, по-детски открытые глаза озаряли круглое, немножко
скуластое розовое лицо, слегка застенчивое и решительное. Я
уже привык к той мысли, что внешность бывает обманчива, и
все же, глядя в эти доверчивые, чистые глаза, усомнился, что
передо мной стоит хулиган, которого надо немедленно
наказывать.
- Валентин Солнцев? - задал я первый вопрос.
- Так точно, Солнцев, - ответил он по-военному.
- Служил в армии?
- Нет, - и виновато улыбнулся, будто оправдывался в
том, что не служил в армии.
- Вчера вы избили заведующего рыбным магазином?
- Да, избил, - тихо и без раскаянья подтвердил он,
продолжая смотреть на меня все тем же открытым печальным
взглядом, который как-то обезоруживал.
Я кивнул на стул:
- Садитесь. Расскажите подробно все, как было. Причину
вашего поступка, что побудило и так далее.
- Все очень просто, товарищ капитан, - голос у него вдруг
задрожал, пальцы забегали, выдав сильное волнение, а в
светлых глазах вспыхнуло ожесточение. - Завмаг - последний
мерзавец... Он вынуждал продавщиц, от него зависимых...