Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 37 из 135

зимой, ловили только летом.

Все это он обосновывал научно, убедительно. Он говорил

мне интересные вещи, о которых я, например, раньше и не

знала. Экономика прибрежного Заполярья! Рыба - и все. Так я

думала прежде. Оказываемся, нет. Оказывается, водоросли,

вся эта скользкая неприятная зелено-бурая масса, которая

обнажается во время отлива, - это тоже ценность, богатство.

По словам Аркадия Остаповича, из них можно вырабатывать

очень ценные продукты. А моллюски, рачки-креветки - это же

клад. Надо только организовать их промысел и переработку.

Для этого не требуется больших капиталовложений. Нужны

желание, энергия.

- Мы с вами живем на чудесной земле, милейшая Ирина

Дмитриевна! - говорил Дубавин, сверкая темными глазами и

возбужденно расхаживая по кабинету. В эту минуту мне

казалось, что такие люди, как он, в состоянии обновить

суровый заполярный край. Потом взглянул в окно на море,

затем на часы, сказал авторитетно: - Сейчас как раз высшая

фаза отлива. Пойдемте, я вам покажу, так сказать, в натуре.

Мы вышли на берег. Был зимний полдень. Еле-еле

брезжил сырой, зыбкий, туманно-сеющий рассвет. Липкий,

прелый западный ветер принес оттепель, тонкий слой снега

растаял, на влажной земле оставалась хрупкая корка льда.

- Скользко, - предупредительно сказал Аркадий

Остапович. Левой рукой он опирался на изящную дорогую

трость, правой поддерживал меня под руку, спросив, конечно,

на то разрешение.

- Вот, смотрите, - он поддел острым концом трости

водоросль, - это ламинария, или попросту морская капуста.

Без нее вы, дорогая Ирен, - он вдруг перешел на веселый,

полушутливый тон, - не можете работать по своей

специальности. Да, представьте себе. Обыкновенный йод,

ведь его получают вот из этой гадости.

Посмотрел на меня с торжествующим восторгом, потом

опять поковырял тростью в водорослях, поддел уже другую,

объявил громогласно:

- А это фуксы, или, по-местному, тура. По содержанию

витамина С приближается к лимону. Из этого сырья добывают

агар и альчин. Как вы, очевидно, знаете, один процент агара,

добавленный в хлеб, придает последнему изумительное

качество - хлеб может месяц не черстветь. А в медицине - это

уже снова по вашей части - препятствует свертыванию крови. -

И, подводя итог нашему знакомству с морскими водорослями,

заключил с дружеским покровительством: - Вот так-то, товарищ

Ирен. У вас красивое имя. В жизни не часто встретишь

человека, в котором все прекрасно, начиная от имени.

Я не люблю пошлостей, поэтому решила напомнить

слишком увлекшемуся ученому:

- Оригинален ход ваших мыслей - ценные изящные

водоросли и мое имя в вашей обработке рядом и без всякого

перехода.

Он преднамеренно весело и неестественно громко

рассмеялся:

- В самом деле, без перехода. Просто я вижу, что вас

этот силос нисколько не интересует.

- Вы ошибаетесь. Не силос, а йод. А я врач, как вам

известно. Меня это не может не интересовать. Я вот думаю,

почему все это богатство не находит своего хозяина?

- Не все сразу, любезная Ирен, придет время, придет и

хозяин. Люди нужны, а людей здесь нет, не так много

желающих ехать сюда. Романтиков вроде нас с вами больше в

современной литературе, чем в жизни.

- Ну, не скажите: а полпоселка новоселов, приехавших из

глубины России? - возразила я, вспомнив моих милых хозяев -

Лиду и Захара.

- Не будьте наивной, Ирен: половина из них неудачники,

которые никак не могут найти себя в жизни. И не найдут - смею

вас заверить. А другая половина примчалась за длинным

рублем. Жить негде было, а здесь новые дома дают, вот и

приехали. Сколотят деньгу и обратно улетят.

- Вы несправедливы к ним, Аркадий Остапович. Нельзя

так плохо думать о людях, тем более что они того не

заслуживают.



- Вы неправильно меня поняли: я вовсе не склонен

осуждать их, отнюдь нет. Я просто излагаю факты языком

презренной прозы. Такова жизнь. Поймите меня, трогательная

наивность, - в жизни все сложней и проще.

- Не могу понять: сложней и проще, как это?

- Ну хорошо, не будем прибегать к парадоксам, тем

более что мы с вами воспитаны на ортодоксах. Вот вы. Ирен

Пряхина...

- Как это непривычно звучит: Ирен, - перебила я.

- Вам не нравится, как вы выразились, моя обработка

вашего имени, - быстро, без смущения продолжал он. - Это с

непривычки. Хорошо - Ирина Пряхина. От этого вы хуже не

станете. Так вот скажите мне, Ириночка, только честно, положа

руку на сердце, вы решили остаться здесь, в Заполярье, на

всю жизнь?.. Если вы ответите "да", я все равно не поверю

вам. Ну, три года, от силы пять лет - и вы уедете в Ленинград,

на худой конец в Мурманск, и никто вас не посмеет осудить.

Никто. - Посмеют и будут правы, - возразила я. - Кто?

- Ну те, кто приехал сюда навсегда. Между прочим, они

уже осудили мою предшественницу. - Я вспомнила свою

первую встречу с Лидой в каюте посыльного катера.

- И совершенно зря. Впрочем, ей от этого ни холодно, ни

жарко. Во всяком случае, не холодно, можно ручаться, потому

что уехала она в Одессу, в мой родной город. Там у нее

квартира, купит себе дачу и будет жить королевой. А?..

- Скажите, а у вас тоже в Одессе квартира?

Он не уловил иронии в моем вопросе, ответил поспешно:

- И дача. На берегу моря.

Мы подошли к дому Захара, и Дубавин вдруг торопливо

заговорил о том, что он давно хочет познакомиться с моими

хозяевами, короче говоря, напросился в гости. Мне самой

хотелось продолжить наш разговор. Мы зашли в дом. Хозяев

моих не было: они ушли с Машенькой в кино на детский сеанс.

Аркадия Остаповича это обстоятельство, кажется, обрадовало.

Осматривая мое скромное жилище, он сказал, чтобы

продолжить прерванный разговор, в котором, очевидно, был

заинтересован:

- Чувствуется, что человек живет в этой комнате

временно.

- Вы угадали: мне обещают свою квартиру, зачем же

стеснять людей.

- Конечно, конечно, гораздо приятней иметь свой угол.

Пусть временно, пусть ненадолго, но свою, как сказал один в

прошлом популярный поэт.

- Это вы хорошо заметили: популярный в прошлом. У

популярных может быть настоящее и прошлое - будущего у них

не бывает. Будущее - удел талантливых поэтов.

Он улыбнулся и сказал не то одобрительно, не то

осуждающе - он вообще умел скрывать свои мысли или

придавать одним и тем же словам совершенно

противоположное значение:

- Вот видите, и вам не чужды парадоксы.

- Между прочим, вы так и не объяснили свой парадокс о

сложности и простоте жизни.

- Говоря популярно, это значит: жизнь - штука сложная, а

потому жить нужно проще, естественней. Проще смотреть на

вещи, на поступки и взаимоотношения людей. Не осложнять

жизнь громкими словами и высокими философскими

категориями. Поменьше ханжества. Маркс признавался, что

ничто человеческое ему не чуждо. Гению не чуждо! А у нас

иногда встречаются доморощенные провинциальные

чистоплюйчики, которые делают вид, что они не пьют, не курят

и за девушками не ухаживают, поскольку это вредно и

аморально. Вам нравятся такие высокоидейные ангелы?

- Поскольку против них Карл Маркс и вы, то я просто не

посмею спорить с такими авторитетами.

- Вы, Ирен, перец красный, жгучий, злой. Но умница.

Между прочим, у нас с вами в характерах много общего. Не

знаю, чем это объяснить, но мне без вас бывает одиноко,

тоскливо и неуютно. Чувствуешь, чего-то недостает. А ведь мы

с вами спорим, не соглашаемся, на некоторые вещи смотрим