Страница 19 из 135
Она не позволила мне приблизиться, требовательно и
ласково приказала:
- Сядьте.
Не повиноваться было нельзя.
- Расскажите о себе.
- Что рассказывать?
- Почему вы здесь один? Ни с кем не встречаетесь? Вас
называют убежденным холостяком.
- Тут две неправды. Во-первых, я встречаюсь. С вами,
например. А во-вторых, я холостяк без убеждений...
Глаза ее, в которых светился ясный ум, строгие,
властные глаза улыбнулись.
Вечером в клубе офицеров мы смотрели выступление
флотского ансамбля песни и пляски. Потом у моря слушали
шепот волн.
Держась за руки, как дети, мы спустились по скалам к
самой воде, отступившей от берега во время отлива на
несколько метров. На берегу ни души.
Марина поднимала камешки и бросала их в дремавшее
море, точно дразнила его, нарушая дремотный покой. Оба мы
молчали.
Утонув в застывшем море, солнце оставило на северной
части неба багряный след. Он не угасал, а разгорался. Ночь
приближалась к концу. Пора было расставаться.
Случилось это как-то очень естественно, само собой: я
поцеловал ее. Она рассердилась или сделала вид, что
рассердилась, быстро оглянулась. Нет, никто не смотрел на
нас, если не считать просыпавшихся чаек. Она сказала,
впервые назвав меня на "ты":
- Иди, тебе нужно выспаться.
- А ты?
- Мне что, я высплюсь. А сейчас хочу здесь побыть одна.
- Посмотрела мне в глаза, попросила почти умоляюще: - Ну
иди, иди же.
Я стоял, не двигаясь и не отпуская ее рук.
- Пойдем вместе?
Она посмотрела на меня и покачала головой.
- Закрой глаза. А теперь открой.
Я охотно удовлетворил ее просьбу. Она подошла ко мне
вплотную, с преувеличенным интересом всматривалась мне в
глаза. Снова приказала:
- Еще закрой и не открывай, пока я не скажу. - И вдруг
быстро и горячо поцеловала меня в губы. Прежде чем я успел
опомниться, стремительным прыжком взметнулась на скалу и,
не оглядываясь, бросилась к своему дому. Остановилась у
крыльца, помахала мне рукой.
Придя в свою каюту, я первым делом спрятал в стол
фотографию Ирины. Я должен был это сделать.
Глава четвертая
Пряхин еще не уехал, а Инофатьев уже прибыл в нашу
Завируху. Правда, пока что это был только Инофатьев Второй.
О его приезде я узнал от адмирала Пряхина.
- Прислали на мою голову родственничка, - мрачно
ворчал Дмитрий Федорович. Чувствовалось, что командир
базы недоволен приездом зятя, но расспрашивать его о
Марате было неудобно.
Вечером я встретил Марата в клубе офицеров. Он был
назначен командиром учебной подлодки, в ожидании которой
слонялся без дела. Внешне он сильно изменился: располнел,
даже обрюзг, под глазами наметились подтеки. Во всем его
облике была какая-то нарочитая развязность.
- Вот и я к вам угодил, - весело сообщил он, слегка
пожав мою руку. - Прямо по этапу, вроде как в ссылку.
- В ссылку посылают провинившихся, - напомнил я.
- Само собой разумеется, - подтвердил он без тени
раскаяния или сожаления. И с той же развязной
откровенностью стал рассказывать то, о чем его не
спрашивали: - Фортель у меня получился. В "Поплавке" по
случаю нашего флотского праздника здорово набрались.
Понимаешь, "Двин" шампанским запивали... Я был на своей
машине. Со мной приятель - цивильный один, ну и две
приятельницы. - Он подмигнул. - Ехали по городу, нарушили
правила движения, милиция сцапала нас. Я сгоряча нанес
постовому физическое оскорбление, и по этому поводу раздули
кадило. Старик мой рассвирепел, обещал выпороть и отречься
от меня. Грозили судом чести, кончилось дело ссылкой на
Север.
- Кстати, ты это запомни - здесь не место ссылки, - не
удержался я.
- Один черт. Мне все равно. Как-нибудь утрясется-
отстоится, а там видно будет!
- Ты один, без семьи? - спросил я осторожно.
- Да, разумеется. Жена моя не похожа на княжну
Волконскую. Да я и не требую от нее такой жертвы. Жена,
старик, это должность, как сказал один боцман, уходя в
кругосветное плавание. А должности часто бывают
вакантными. Ты не женился? И правильно делаешь. Моряку
это совсем ни к чему. Кстати, как у вас насчет досуга?
Наверное, тоска-кручина и поволочиться не за кем?
Мне были противны его пошлости, но я сдержался.
- Ты очень, изменился, Марат. Тебя трудно узнать.
Он ответил даже с некоторой гордостью:
- Диалектика, старина: все течет, все изменяется.
- В лучшую сторону. Но ты изменился диалектике
вопреки.
- Ах, ты вот в каком смысле. Ну что ж, могу тебя
поздравить: тесть мне сказал то же самое. И вообще оп
встретил меня сухо, официально. Не знаю, кому я этим обязан,
думаю, что твоему подчиненному старшему лейтенанту
Панкову.
- Брось ты, Марат, кривляться, - резко оборвал я его. -
Всем ты обязан только себе.
- Что ж, поживем - увидим, - кисло отозвался оп.
Уехал адмирал Пряхин и увез с собой короткое полярное
лето. Зачастили дожди. С полюса примчались отдохнувшие в
июле ветры и не замедлили показать свою новую силу.
Разбуженное ими море загудело, помрачнело, ощетинилось
белой чешуей.
Должность командира базы временно исполнял
начальник штаба: Инофатьев Первый задерживался.
Стояло время напряженной боевой учебы. На берегу
редко приходилось бывать, хотя теперь туда и тянуло. С
Маратом мы встречались часто, по службе. От прежних
курсантских отношений у нас не сохранилось и следа: мы оба
чувствовали себя чужими друг другу и далекими людьми. А
заниматься все-таки приходилось вместе - он выходил на
подводной лодке в море, я со своими "охотниками" искал его,
атаковал и "уничтожал". Занятия с действующей, а не условно
обозначенной подводной лодкой, как это было раньше,
становились интересными, целеустремленными.
Однажды Валерка сказал мне:
- Послушай, Андрей, а ты не находишь, что у нас еще до
черта упрощенчества в боевой учебе?
- Не нахожу, - ответил я в недоумении. Мне казалось, что
появление у нас подводной лодки совершило целый переворот
во всей боевой учебе.
- Уж больно быстро и легко мы находим "противника". В
бою будет гораздо сложней, - пояснял Валерка с не присущей
ему степенностью. - Полигон узок.
С ним нельзя было не согласиться. Полигон - район, в
котором действовала подводная лодка, - и в самом деле не
был достаточно широк. Мы уже знали, что "противник"
находится именно в таком-то квадрате и за пределы его не
уйдет. Так искать легко.
Это было еще до отъезда Пряхина. Я поговорил тогда с
Дмитрием Федоровичем. Он долго думал, должно быть, с кем-
то советовался и, наконец, издал приказ о расширении
полигона. Поиск производить стало труднее, но зато намного
интересней. Это решение особенно пришлось по душе Марату.
Теперь он забирался куда-то в преисподнюю, где найти его
было не так легко. Вообще он страшно переживал, когда его
находили, атаковали и особенно когда наши бомбы накрывали
цель. И как он ликовал, если ему удавалось перехитрить нас,
ускользнуть из-под удара!
Марину в эти дни я видел только мельком. С заходом
солнца маяк зажигал огни, и яркий светло-розовый с
сиреневым переливом луч всю ночь заигрывал с морем,
дразнил его, слегка касаясь волн на короткий миг, и тотчас же
убегал. Так в детстве я играл солнечным зайчиком. И теперь
мне иногда казалось, что это Марина, сидя на маяке, шалит
мощным лучом. Когда вечером - это случалось раз в неделю -
я заходил в свою необжитую холостяцкую комнату в новом,