Страница 113 из 135
Шустовым, у морфинистов. Оказывается, об этом уже известно
не только на Петровке, но и в райкоме партии. Нужно
посоветоваться со Струновым. Ясенев снял трубку, взглянул на
часы - рабочий день кончился, набрал номер телефона
Струнова.
- Юрий Анатольевич, ты еще, оказывается, не ушел.
Есть вопрос.
- Заходи, Андрей Платонович. Вместе домой пойдем.
Отяжеленный путаницей дум, Андрей неторопливо шагал
по гулкому коридору. Струнов уже сложил бумаги в сейф и
собирался уходить. Ясенев устало опустился на старый, еще
довоенной работы диван напротив письменного стола. По
озабоченному виду Ясенева Струнов догадался, что случилось
что-то неприятное, и сразу мелькнула мысль: не с Ириной ли?
После первомайского вечера эта мысль пробралась в душу
Юрия Анатольевича, умеющего наблюдать и обдумывать
поведение людей. И сейчас он первым делом осведомился у
своего друга:
- Как Ирина? Что там у них на работе? Воюют?
- По-моему, эта баталия но имеет конца, - вяло ответил
Ясенев. - У той больной, Захваткиной, кажется, отрезали ногу.
У Шустова одна неприятность за другой. Я вот и решил с тобой
посоветоваться.
И Ясенев рассказал Струнову о рецептах на морфий,
подписанных Шустовым, при этом с ярым убеждением
заметил, что он не верит в причастность Василия Алексеевича
к преступным махинациям.
- Тогда что ж? Халатность? - высказал предположение
Струнов, но тотчас же спросил: - А это точно, что рецепт,
который изъяли сегодня у морфинистки, подписан Шустовым?
Подпись на экспертизу давали?
- Пока мы не заполучили подлинной подписи Василия
Алексеевича. Придется просить Ирину - завтра она достанет
его подпись, - ответил Ясенев.
- Ирину не нужно, - поморщился Струнов. - Лучше
сделаем так: я позвоню и попрошу его написать мне кратко о
случае с партбилетом. На полстранички. Кстати, история с
партбилетом странная. Я не сомневаюсь, что на Шустова
действительно напали трое. И что вся операция была кем-то
отлично разработана, потому что до сих пор мы не смогли
напасть на след преступников. - Струнов неторопливо
поднялся из-за стола, достал из сейфа бумагу и сел на диван
рядом с Ясеневым. - Меня заинтересовала Дина Шахмагонова.
Кто она такая? Помню, у тебя на вечере в Первомай этот
жених - Петр Большой, что ли...
- Высокий.
- Да, именно Высокий, пожалуй, лучше Длинный. Так вот
этот самый Петр, по фамилии Похлебкин, обронил такую
фразу: "Остерегайся Дины". Он кого-то предупреждал, кажется,
Ирину. "Остерегайся Дины". Почему?
- Ирина называет ее Коброй, - заметил Ясенев,
внимательно следя за ходом мыслей Струнова.
- Она была в близких отношениях с молодым ученым
Ковалевым. Помнишь, заходил ко мне землячок Гришин,
разъяснял теорию относительности?
- Да, да, что-то об атомной энергии говорил, - вспомнил
Ясенев. - Тот Ковалев, который утонул при загадочных
обстоятельствах, и твой друг детства просил снова заняться
этим делом?
- Да, они обращались в прокуратуру. Там, кажется,
пошли им навстречу, но никаких новых материалов получить
не удалось. Я вспомнил о Шахмагоновой в связи с
партбилетом Шустова.
- Ты думаешь, она принимала участие?
- Думать никому ни о чем не возбраняется, - уклончиво
ответил Струнов. - Меня интересует вот что: почему
Шахмагонова уволилась из клиники? Не формальная, а
подлинная причина ее ухода?
Резко двинув плечами, Ясенев выпрямился, сказал
неуверенно (его уже начали подтачивать неожиданно
заброшенные в душу сомнения):
- Дальше она не могла работать вместе с Шустовым. Он
подозревал ее в кознях: в истории с партбилетом и... в деле
Захваткиной. Во время операции вместо новокаина она подала
что-то другое.
- Зачем? - тоном следователя спросил Струнов.
- Возможно, с ее стороны была просто оплошность.
Ошибка.
- А если нет?
- Это трудно доказать. Почти невозможно.
- Но ты допускаешь преднамеренный акт?
- Все может быть. - Мысли Ясенева путались, как леска у
начинающего рыболова-любителя.
- Зачем? - опять выстрелил словом этот напористый
человек. - Она хотела сделать ему зло? Но ведь говорят, что
она была влюблена в него.
- А он не отвечал ей. Любовь ее могла перейти в
ненависть и месть.
Струнов поднялся и пересел за свой стол.
- Посмотри, что получается: она любила Ковалева. Он ей
не отвечал, по словам доцента Гришина. Ковалев погиб при
загадочных обстоятельствах. Затем она любила Шустова и
делала ему зло. Да еще какое! Погоди, это пока лишь наша с
тобой гипотеза. Любила и делала зло, заметь при этом,
одновременно. Я где-то вычитал, кажется у Льва Толстого:
любить - это значит делать добро тому, кого любишь. Да это и
без Толстого ясно, само собой разумеется. Но тут есть одна
любопытная деталь: будучи влюбленной в Ковалева и Шустова
одновременно, она была уже невестой Гольцера.
Ясенев смотрел в его серые глаза изумленно и
выжидательно молчал, лишь мысленно произнес: "А кто такой
этот Гольцер?" И хотя малоподвижное лицо Андрея ничего не
выражало, Струнов угадал этот бессловесный вопрос и
продолжал:
- Тебя интересует Гольцер. Вообще это личность для
меня пока что неясная. Своего рода айсберг. Мы знаем его, так
сказать, открытую, надводную часть. Она не очень обаятельна,
по-моему, даже неприятная. Сын профессора-юриста. Имеет
дачу и квартиру в Москве. Подвизается возле журнала
"Новости". Квартиру свою и дачу превратил в место любовных
свиданий, где Марат Инофатьев - самый почетный гость.
Предлагал нам, уголовному розыску, свои услуги в слежке за
ним. - Он мог предлагать свои услуги по совету самого же
Марата, - заметил Ясенев. - Своего человека подставлял.
- Едва ли, Марат слишком самонадеян и, как все
самонадеянные, довольно беспечен. Что можно о нем еще
сказать? Член Союза писателей.
- Какие книги он написал? - полюбопытствовал Ясенев.
- Никаких. Я проверял в каталоге Ленинской библиотеки.
Книг у него никаких.
Струнов смотрел на вещи просто, трезво оценивая
события и факты, излагая их без эмоций и внешних эффектов.
Ясенев слушал почтительно, чувствуя тяжесть его слов:
неясная тревога мутила его душу. Неожиданно, словно что-то
взвесив, Ясенев проговорил:
- Выходит, что уже около трех лет они ходят в женихах и
невестах. Почему не женятся?
- Жених не торопится.
- А невеста?
- Как будто в последнее время даже предъявляет
ультиматум.
- Она его любит?
- Едва ли. Она, по-моему, рассчитывает на его миллион.
Впрочем, они друг друга стоят.
- Миллион?! Не может быть. В новых? Невероятно!
- Без малого. В старых. А что ты удивляешься? - Струнов
устало мотнул головой, уставился в лежащий перед ним лист
бумаги. Сказал своим обычным, вяловато-бесстрастным
тоном: - Значит, мы с тобой так и не ответили на вопрос -
почему Шахмагонова ушла из клиники. Нам известно, что
именно Гольцер посоветовал ей пока что не поступать на
работу. Она согласилась. Что за этим кроется? Не поладила с
Шустовым - что ж, Семенов мог перевести ее в другое
отделение и оставить в клинике. К ней главврач относится
доброжелательно. Но такого не случилось. Дина бежала из
клиники. Неплохо бы знать почему.
Все рассуждения Струнова вертелись вокруг одного
вопроса, как будто ответ на него может сразу решить трудную
задачу со многими неизвестными. И хотя Ясенев улавливал
ход мыслей своего коллеги, все же он не считал, что знание