Страница 104 из 135
нужных слов для возражения и с озабоченным видом
смиренно слушал ее. Но она замолчала, точно все слова
иссякли, и тогда он с выражением крайнего беспокойства на
лице спросил:
- А что ты чувствуешь? Боли какие?
- Да так, просто устала я.
Андрей выше всего в жизни ценил откровенность и
прямоту, поэтому, уловив в поведении Ирины нотки пусть даже
невинной фальши, был удручен и расстроен и не смог скрыть
своего состояния. С грубоватой решительностью он отпустил
ее белую с голубыми жилками руку, улыбнулся
неопределенной улыбкой и задумался. Что-то новое
зашевелилось в его душе, неожиданное и неясное, похожее на
внутреннее смятение, когда не все додумано до конца. Ирину
смущал этот мятежный взгляд, и она, стараясь говорить
ласково, мягко, спросила:
- Ты чем расстроен? Почему такой печальный?
- Ты говоришь не то, - перебил Андрей и приложил
ладонь к ее лбу. Медленная улыбка, только что осветившая
лицо Ирины, погасла, круглые щеки порозовели, но глаза
смотрели открыто и смело. Она сказала:
- Я тебя не понимаю. Ты о чем, Андрюша?
- Да все о том же, о твоем состоянии.
Он смотрел на нее пытливо, этот нежный, но не слабый
человек, внешне грубоватый и некрасивый, толстые губы его
шевелились, будто продолжали бессловесный разговор. Она
обласкала его взглядом, выключила ночник у изголовья и
легла рядом под одеяло...
Утро было звонкое, песенное, лучистое. Ликовала весна,
одетая в кумач флагов, знамен и транспарантов, сиял
солнечный Первомай.
Ирина еще накануне сообщила Похлебкину, что она с
Катюшей придет не на сборный пункт, а вольется в свою
колонну возле Белорусского вокзала, где обычно проходит
колонна Ленинградского района столицы. До Белорусской
площади они доехали в метро. Улица Горького - человеческая
река - гремела музыкой. В голубом просторе свободно плавали
два связанных воздушных шара - розовый и желтый. Ирина
волновалась: вдруг их колонна уже миновала площадь
Белорусского вокзала, вдруг тот, ради кого она пришла и на
демонстрацию и собирает у себя гостей, не выйдет сегодня из
дому или уехал за город? И хотя для таких мыслей не было
повода, Ирина как-то невольно придумывала различные
причины для беспокойства.
Вчерашний разговор с Андреем не зацепился в ее душе
и памяти, к беспокойству мужа она отнеслась с легкомыслием
взбалмошной девчонки. Правда, Андрей ее ни в чем не
упрекнул, да, собственно, у него и не было оснований для
упреков. ("Что я такое себе позволила?")
На площади у памятника Горькому шла бойкая торговля
праздничными игрушками. Ирина купила Катюше два шара,
такие же, как те, свободно парившие над площадью, - желтый
и розовый, прыгающую обезьянку и шоколадку в виде
бронзовой медали. Подошла к милиционеру, спросила, не
проходил ли Ленинградский район.
- Пока нет. Где-то на подходе, - ответил старший
лейтенант и, взглянув на колонну, вступающую на
привокзальный виадук, махнул рукой в белой перчатке: - Да
вон он, смотрите!
Но Ирина уже сама прочитала огромный транспарант:
"Ленинградский район" и, схватив Катюшу за руку, быстро
умчалась искать свою колонну. Первым увидела длинного
сияющего Похлебкина и рядом с ним с золеной веткой тополя в
руках Аннушку, такую же высокую, как и ее жених, склонную к
полноте блондинку с властным некрасивым лицом, но
очаровательными улыбчивыми глазами. На Аннушке был
надет плащ "'болонья", точно такой же зеленоватый, как и на
Ирине, - плащи эти только что вошли в моду.
Петр Высокий улыбался широко и восторженно,
подхватил Катюшу на руки, поднял над колонной.
- Вот так мы с тобой мимо Мавзолея пройдем. Хорошо?
Катюша кивала головой, ей было приятно и не совсем
обычно среди незнакомых людей. Аннушка угостила ее
конфетами "Белочка", а тот, кого мама нетерпеливо искала
своими бархатистыми глазами, вынырнул из-за чьей-то спины
и, прежде чем поздороваться с мамой, протянул Катюше
шоколадную плитку, на которой был изображен Александр
Сергеевич Пушкин.
- Спасибо, - сказала Катюша обрадованно, потому что
это был уже знакомый ей добрый доктор дядя Вася. Одетый в
светло-коричневую спортивную куртку из искусственной замши,
васильковые брюки и синюю нейлоновую рубаху с галстуком
берестовой расцветки, Василий Алексеевич, всегда
моложавый, сегодня выглядел особенно молодо. Ирина
ожидала от него каких-то особенных слов, и, хотя он задал
совсем обычный вопрос, почему нет Андрея, Ирине
послышалось в его словах нечто многозначительное. От
избытка чувств она говорила ему что-то неясное, сбивчивое,
ничуть не скрывая своей радости, и в то же время быстрые,
возбужденные глаза ее кого-то искали в колонне и не
находили. Тогда она спросила:
- А где же Дина?
- Дина Михайловна? - с официальной сухостью
переспросил Шустов. - По-моему, она и не собиралась быть.
- А Вячеслав Михайлович? - Ирина прицелилась
пламенным взглядом на Похлебкина.
- Руководителю учреждения совсем не обязательно
шествовать бок о бок со своими подчиненными, - заметил Петр
Высокий с веселой иронией. - Нужно соблюдать... дистанцию.
Отсутствие Семенова и Шахмагоновой радовало Ирину,
точно они могли помешать ей говорить с Шустовым:.
Собственно, никакого такого разговора между ней и Василием
Алексеевичем не было, разговор стал общим. Все шутили,
смеялись, обменивались ничего не значащими фразами и
колкостями. Аннушка передала Шустову привет от отца.
- Давно я не виделся с Александром Мартыновичем, -
сказал Василий Алексеевич. - А надо бы.
- Папа сам хочет. Он даже звонил вам и не застал, -
сказала Аннушка грудным низким голосом, поджимая свои
пышные губы. - У него к вам дело есть.
- Дело?! - Шустов обрадованно насторожился.
- Он пишет статью о лечении экземы, и ему нужен
пример лечения вашим методом. Пример конечно
положительный, - пояснил Петр Высокий.
- У меня отрицательных не было, как говорят, слава богу,
- сказал Василий Алексеевич, а Ирина стремительно
подсказала:
- Пусть возьмет последний пример - Аристарха
Ларионова. - Кинула нежно-вопросительный взгляд на
Шустова: - Как у него? - Голос задушевный, мелодичный.
- Позавчера я его смотрел. Все чисто. Это, пожалуй,
самый интересный случай, - ответил Шустов.
Начавшуюся было вспышку экземы у Аристарха
Ларионова Шустову удалось очень быстро погасить. Василий
знал, что Парамонов давно занимается проблемой лечения
экземы. Он всегда был благодарен старику за его решительное
выступление в печати в защиту Шустова. Это было в самый
разгар яростных атак на метод вакуумтерапии.
Василий Алексеевич искрение любовался трогательно-
нежными отношениями Петра Высокого и его невесты и по-
хорошему завидовал им. Он даже не замечал, как ревниво
относится Ирина к каждому его слову, сказанному Аннушке, к
каждому взгляду, брошенному на нее. Он же считал, что Ирина
пережила период пылкого обожания и теперь между ними
установились теплота и ясность, вполне устраивающие
Шустова. Но он заблуждался, не подозревал, что слабая воля
Ирины была побеждена сильной страстью и любовь к нему
уже успела пустить глубокие корни. Не знал он и о вчерашнем
ночном разговоре Андрея с женой. Если бы он все это знал...
Прежде всего Шустов не явился бы сегодня в пять часов
пополудни к Ясеневым.
Василий Алексеевич с отцом пришли последними, с
опозданием на целый час. Но их ждали, не садились за стол.