Страница 103 из 135
Налетчиков на Василия Шустова разыскать не удалось.
Официантка ресторана, допрошенная работником уголовного
розыска, рассказала, что после ухода Шустова и Дины за их
столик сел молодой человек, заказал триста граммов сухого
вина и холодную осетрину, быстро покушал - дело было перед
самым закрытием ресторана, - а когда расплатился, вдруг
наклонился под стол, поднял партбилет и, пожимая плечами,
сказал: "Кто-то обронил. Возьмите, девушка. Человек
спохватится, придет - спасибо скажет". И передал официантке
партбилет. Все довольно просто и примитивно. И в этой
простоте кроется вся сложность поисков преступников. "Дело"
Шустова не было закончено, и партбилет его все еще хранился
в райкомовском сейфе.
Василий был обеспокоен главным образом состоянием
здоровья Захваткиной: обычно повязка у больной снимается на
двенадцатый день после операции методом вакуумтерапии.
Срок снятия повязки Захваткиной приходился на третье мая.
Ясеневы собрались всем семейством, исключая бабушку,
идти на первомайскую демонстрацию в колонне, в которой
шли представители клиники, где работала Ирина. Ирина ждала
этих первомайских праздников и демонстрации с не меньшим,
а пожалуй, с еще большим нетерпением, чем ее семилетняя
дочь. К Первомаю Ирина сшила себе новое платье. Ей
хотелось быть в эти праздничные дни, как никогда, красивой. И
уж во всяком случае, она должна выглядеть не хуже, а лучше
Дины Шахмагоновой, которая, думала Ирина, обязательно
пойдет на демонстрацию и будет "покорять мужиков". Под
последними она подразумевала прежде всего Василия
Шустова, которого ревновала теперь ко всему свету, -хотя
признаться в этом не могла даже самой себе. Ирина уговорила
идти на демонстрацию не только Шустова - она заранее
пригласила его в гости после демонстрации, - но и
Похлебкина, для чего ей пришлось разговаривать с невестой
Петра Высокого Аннушкой Парамоновой - студенткой
четвертого курса МГУ, дочерью заслуженного врача
республики, профессора, доктора медицинских наук
Александра Мартыновича Парамонова, потому что все
праздники и вообще все свободное время Петра Высокого
принадлежало Аннушке Парамоновой. Аннушка согласилась
идти на демонстрацию вместе с клиникой только потому, что
так хотел, по словам Петра и Ирины, выдающийся ученик ее
отца Василий Шустов, о котором девушка слышала много
лестного от отца и от своего жениха. Будущих молодоженов
Ирина также заранее пригласила к себе в гости в праздники.
Петр Высокий посоветовался с Аннушкой и согласился при
одном условии: мол, пусть это будет складчина. Шустов его
поддержал. Решили, что гости приносят выпивку, а хозяева
готовят закуску.
Но не только у Ирины были друзья и сослуживцы. Они
были и у Андрея. Во всяком случае, еще двадцать девятого
апреля Юрий Струнов завел с Ясеневым разговор о празднике
и предложил собраться у него. Андрей помялся и сказал, что
"лучше у нас", потому как Ирина "там что-то затевает". Тем
более что к Ясеневым в гости на праздники приехала из
деревни мать Андрея Пелагея Антиповна и было бы совсем уж
неприлично оставить дома двух старушек, а самим уйти в
гости. Струнов согласился. А тридцатого апреля стало
известно, что Андрею придется Первого мая до окончания
демонстрации быть на службе. Это огорчило Катюшу. Но
неожиданное дежурство Андрея нисколько не нарушало
праздничной программы. Подготовка к празднику возбудила
Ирину необыкновенно, она хлопотливо и с азартом носилась
по магазинам за продуктами, при этом, имея довольно
скромный бюджет, не стеснялась б расходах. Со стороны
можно было подумать, что она готовит свадебный вечер своей
любимой единственной дочери. Это было замечено прежде
всего Антониной Афанасьевной, и мать вслух сказала дочери:
- Что ты так суетишься с этим праздником? Сойдет - свои
люди. А коль складчину решили, так и все одинаковые хозяева,
не одна ты. И денег своих куда столько потратила. А расходов
на дело сколько. Вон Андрюше пальто нужно.
- Знаешь, мама, я не люблю "абы как", - огрызнулась
Ирина. Она в последнее время вообще стала резкой со своими
домашними. - Вот и Пелагея Антиповна в кои веки приехала к
нам погостить. Я хочу, чтоб это было прилично. А деньги что -
их все равно никогда не бывает.
- Без индейки, без икры и семги могли обойтись, -
поучала Антонина Афанасьевна. - И осетрина ни к чему,
заливной судак даже вкусней. - И, глядя на дочь
многозначительно, добавила с намеком, над которым
следовало бы хорошенько задуматься: - Андрюша недоволен
твоей суетой. Вижу, не нравится ему твоя затея...
Ирина не хотела понимать материнских
предостережений. Она не находила в своих поступках ничего
предосудительного. И не только Антонина Афанасьевна
замечала странного "бесенка", поселившегося в дочери. Видел
это и Андрей, хотя в отличие от тещи наблюдал за женой
молча, изучающе, пытаясь найти ответ на простой и столь
беспокойный вопрос: что произошло с Ириной, где причина
таких неожиданных в ней перемен? Дома Ирина всякий раз
воодушевлялась при одном имени Шустова, о нем, о Василии
Алексеевиче, она готова была говорить до бесконечности.
Вначале Андрей не придавал этому значения и сам с
интересом поддерживал разговор жены о делах в клинике, а
потом темой номер один стал случай с хищением партбилета.
Все это казалось в порядке вещей и не вызывало у Ясенева
никаких подозрений. Ничего странного не находил он и в том,
что жена была постоянно возбуждена (мол, причина -
конфликты и баталии на работе), больше уделяла внимания
своим туалетам, покрасила волосы в темно-каштановый цвет,
утром, перед уходом на работу, долго возилась у зеркала. И
все же он не мог не почувствовать по отношению к себе какой-
то до сего небывалый холодок со стороны Ирины. Она не
принимала его ласк, ссылаясь на плохое самочувствие,
перестала интересоваться его работой, спать перешла к
Катюше.
В канун Первомая вечером Андрей принял ванну, лег в
постель и начал читать книгу стихов Василия Федорова. Ирина
всегда принимала ванну последней. Он ждал ее. Решившись
заговорить с женой на щекотливую тему, он не знал, с чего
начать, и в который раз останавливал себя сомнениями: "А
может, мне только кажется, горький плод воображения?"
Ирина, проходя к себе в комнату, где уже спали обе бабушки и
Катюша, на ходу, как-то до обидного торопливо бросила
Андрею: "Покойной ночи". И в словах ее и в жестах сквозил
озабоченный холодок.
- Погоди, Аринка, - остановил он ее и отложил книгу на
столик. - Присядь.
- Да ведь завтра нам рано вставать, - как бы
оправдываясь, обронила она и села на край постели. Голубая
шелковая пижама ладно облегала ее высокую литую грудь.
- Скажи, почему ты от меня все время убегаешь, будто
сторонишься? - начал Андрей, глядя ей в глаза и взяв ее
теплую руку. - Что с тобой происходит?
- Со мной? Происходит? - изобразив на лице удивление,
переспросила Ирина. В его вопросе она почувствовала что-то
недоброе, и глаза выдали то, что она хранила, как тайну.
- Ты только не лги себе, Иришка, - очень мягко и глухо
произнес Андрей, искоса поглядев на жену.
- Мне просто нездоровится, - с покорным видом ответила
Ирина, и вдумчивый кроткий взгляд ее детских глаз торопливо
устремился в дальний угол, где стоял телевизор.
Андрей знал, что говорит она неправду, но не находил