Страница 123 из 207
акта был только Соколов, - Андреева тут оказалась случайно.
И мелочная месть "ревнивцев" тут была пришита белыми
нитками: руководитель "Пресс-банка" был связан с мафиозной
группой, они что-то не поделили, он отказался им платить и
406
собирался вместе с любовницей укатить за границу. Но мафия
следила за ним, разгадала его намерения и упредила,
исполнив свою угрозу. Он так же не сомневался, что Полозов
не одиночка, что за ним стоит какая-то группа преступников,
которых он не выдаст. Он стоит перед выбором: выдать
соучастников, значит, подписать себе смертный приговор. Тут
никаких сомнений - в живых его они не оставят. Остается
единственное - молчать и рассчитывать на снисходительность
суда. Тем более он знал, что к высшей мере наказания наши
суды прибегают очень осторожно.
Силин не ожидал от Голопупенко ее внезапного
прозрения, хотя и не видел в нем сверхъестественного
поступка. Решившись на него, она едва ли понимала
последствия. А они могут быть для нее трагическими:
мафиози жестоки, мстительны и беспощадны. Он искренне
пожалел ее и учтет это при вынесении приговора. В своем
последнем слове Наташа сказала, что она раскаивается в
своих действиях, она не думала, что передача ключей
закончится такой страшной трагедией. Но всех
присутствующих, исключая, пожалуй, Силина, удивило
последнее слово Макса Полозова, который с дрожью в голосе
сказал:
- У меня единственная просьба к суду: пощадить Наташу,
не наказывать, она ни в чем не виновата.
Силин считал, что с этой просьбой Полозов обращается
не к суду, а к своим соучастникам по криминальным деяниям.
Именно их он просил пощадить Наташу.
Если с Голопупенко у Константина Харитоновича не было
проблем или сомнений в отношении приговора - и тут он
нашел полное понимание со стороны заседателей, то вопрос о
наказании Полозова вызвал в нем колебания. Он вспомнил
митинги и пикеты обманутых и ограбленных клиентов "Пресс-
банка", требующих возврата своих сбережений и наказания
жуликов-авантюристов во главе с Соколовым. Но Соколов
наказан, наказан жестоко и незаконно. Наказали его такие же,
как и он, уголовники, живущие не в ладах с законом, сводя
личные счеты. Они нарушили закон, совершив тягчайшее
преступление, лишив жизни двух человек, и должны понести
наказание, соответствующее содеянному. Силин был
немилосерден к убийцам. Преднамеренное лишение человека
жизни он считал самым страшным преступлением,
заслуживающим высшей меры наказания. И никаких
компромиссов он не признавал, исключая особые
407
обстоятельства, смягчающие вину преступника. Никаких таких
обстоятельств в деле Полозова он не находил. Но вот
женщина-заседатель заколебалась: ее размягчило последнее
слово Полозова, разжалобило - пожалел девушку, значит,
совесть еще не вся потеряна, остатки ее пробудились в
смертный час. Силин попробовал развеять колебания
заседателя: не к суду Полозов обращался с просьбой, а к
своим "коллегам", которых просил не убивать женщину,
оказавшую ему услугу. Всю вину он взял на себя, ну и пусть
понесет заслуженную кару.
- Смягчающих вину обстоятельств нет, - убеждал Силин.
- Убийцы должны помнить, что за загубленную жизнь они
неминуемо заплатят собственной жизнью. Только так можно
притормозить разгул тяжких преступлений.
Суд вынес приговор: Полозова - к высшей мере
наказания, к расстрелу, Голопупенко - к трем годам лишения
свободы - условно.
Таня с одобрением восприняла этот приговор. Она
считала его беспристрастным и справедливым. "Вечером надо
позвонить Константину и поделиться впечатлениями", -
решила Таня.
2.
Силин возвращался из суда на служебной машине. В
памяти его четко отпечатался образ Полозова, он как-то
двоился: в начале судебного заседания Силин видел
надменного, самоуверенного громилу с хищным блеском в
прищуренных глазах, которые как бы гипнотизировали судей. В
процессе же судебного разбирательства надменность во
взгляде подсудимого постепенно таяла, а после речи
прокурора, потребовавшего высшей меры наказания, и совсем
исчезла с его смуглого лица. Теперь в его глазах заметались
трусливые огоньки растерянности и страха. Это был уже
другой Полозов, похожий на крысу, попавшуюся в железную
западню. Но раскаяния в нем не наблюдалось, и это убеждало
Силина в том, что перед ним неисправимый,
профессионально-матерый убийца, жестокий и опасный для
окружающих. "Такие не должны жить. Их надо не просто
изолировать, а истреблять, как бешеных волков", - размышлял
Константин Харитонович. Он знал, что приговор этот не
обязательно будет приведен в исполнение: пойдет кассация в
Верховный Суд, который может смягчить приговор - заменить
"вышку" на пятнадцать лет строгой изоляции, а там, глядишь,
408
лет через пять каким-то неведомым образом Полозов окажется
на свободе.
Силин попросил водителя высадить его у булочной,
недалеко от дома: надо было купить хлеба и ванильных
сухарей, любимых им и Олей. Сделав необходимые покупки, с
улицы через арку большого дома он вышел во двор, где всегда
стояло несколько автомашин. Напротив своего подъезда
привычным взглядом охватил вишневого цвета "москвича", в
салоне которого сидели двое мужчин - оба в темных очках. При
его появлении мотор "москвича" заворчал, а из машины глухо
прозвучали три выстрела, и "москвич", как спугнутая птица,
рванул с места и, стремительно выскочив на улицу Королева,
помчался в сторону проспекта Мира.
Силин почувствовал толчок в спину и боль в левом
предплечье. Он сразу понял, в чем дело, и не мешкая шагнул в
подъезд к лифту. Оля была дома и, как только он ступил через
порог, весело прощебетала:
- Тебе сейчас звонила Татьяна Васильевна.
Бледный, взволнованный, он молча передал дочери
портфель с продуктами и быстро снял с себя пиджак. И тут
Оля увидела кровавое пятно на рубашке и ужаснулась:
- Что с тобой, папа?
- Ничего страшного: в меня сейчас стреляли, но слава
Богу, кажется, спас бронежилет.
Силин быстро снял бронежилет, на матерчатой обшивке
которого сразу же увидел две пулевые дырочки и нащупал две
застрявшие между броней и обшивкой пули.
- Вызови, пожалуйста, "скорую", - распорядился Силин и
снял рубашку. Третья пуля попала в незащищенное жилетом
место, прошла навылет в предплечье, не задев кости, поэтому
острой боли Константин Харитонович не ощущал, но крови
было много. До приезда "скорой" Оля перевязала рану, да так
искусно, что приехавший врач похвалил ее. Силина увезли в
институт имени Склифосовского. Уезжая, Константин
Харитонович наказал дочери, кому позвонить и сообщить о
случившемся, и под конец сказал:
- Если будешь разговаривать с Татьяной Васильевной,
объясни ей, что ранение легкое, и я думаю на днях буду уже
дома. Навещать меня не надо. Если будет возможность, я
позвоню. Добро? Будь умницей, не придавай значения, не
принимай все близко к сердцу, но и не теряй бдительности.
Проводив отца, по его просьбе Оля тотчас же позвонила
в милицию, а потом Тане. Та была чрезвычайно встревожена и
409
сказала, что она сейчас же придет в дом Силиных, чтоб
подробно расспросить о случившемся. Получилось так, что и
милиция и Таня прибыли одновременно, и Таня оказалась
кстати. Она поведала сотрудникам милиции, что
присутствовала на только что закончившемся судебном