Страница 53 из 216
необычной стороной; он подумал, если уж суждено ему быть
убитым, то лучше бы здесь, на Бородинском поле, как Гоголев.
Частые думы о жене и дочери истомили, но не
ожесточили его душу. Он продолжал думать о них, как о живых,
не теряя веры в чудо. Они являлись к нему по ночам в
тревожном сне даже здесь, на Бородинском поле, когда ему
удавалось сомкнуть глаза на часок-другой. Они явились к нему
в мыслях и теперь, когда фашистские танки приближались к
минированной полосе перед обороной его полка. И Нина, тогда
еще не Макарова, а Неклюдова, вспомнилась ему веселой
девчонкой с необычным цветом глаз, и ее дом в Девятинском
переулке, двухэтажный старый, с прогнившей деревянной
лестницей, и шумная коммунальная квартира, в которой она
жила. Мысли о маленькой Наташе разрывали сердце и
взывали к отмщению.
Танки приближались. Глеб знал, что сейчас он должен
быть не здесь, на НП, а на своем командном пункте, куда
сходились нити управления боем, но он не спешил уходить.
Отсюда, с высокого холма, удобно было наблюдать за полем
боя, и он решил остаться здесь, где по соседству с могилой
неизвестного солдата стояло орудие сержанта Ивана
Федоткина, бывшего токаря. Маленький юркий Федоткин,
энергично жестикулируя, что-то объяснял своим подчиненным
Елисею и Петру Цымбаревым. Петр, круглолицый, кареглазый,
степенный и обстоятельный, внешне и характером
удивительно похожий на своего отца Елисея, был наводчиком,
Елисей - заряжающим. Идущие в атаку танки стреляли из
пушек, и так как курган этот был слишком заметной целью, то
больше всего снарядов выпадало на его долю. Снаряды то со
свистом пролетали так низко над курганом, что инстинктивно
хотелось прижаться к земле, то врезались в примороженную
толщу холма, вздымая фонтаны земли, снега и горячих
осколков, которые барабанили по орудийному щиту. Акулов
считал немецкие танки. Макаров тоже считал. Спросил
Акулова:
- Сколько?
- Не меньше двадцати, товарищ подполковник.
- Пожалуй, больше, - отозвался Макаров.
- А почему бы их с дальней дистанции не шугануть? -
подсказал Акулов.
- Рано, Кузьма, терпение. Шуганем в свое время.
Федоткин слышал этот диалог, тоже отозвался из-за
щита:- Разрешите нам, товарищ подполковник, все равно нас-
то они давно обнаружили.
- Погоди. Ты начнешь - другие подхватят
преждевременно, - спокойно произнес Макаров.
Но ждать долго не пришлось. Первый танк подорвался на
мине на левом фланге, у самой железной дороги. Он выскочил
из леса неожиданно и сразу бросился в сторону кустов, где
стояло орудие сержанта Ткачука. Сержант даже не успел
подать команду, как прозвучал глухой и не очень сильный
взрыв, и танк завертелся на одной гусенице. Бледный,
худенький Ткачук понял, что танк наскочил на мину, и решил
добить его, зычно скомандовал:
- Прицел шестнадцать, по танку. .
- Отставить! - послышалась глухая команда лейтенанта
Гончарова. - Он от нас никуда не уйдет, а сейчас незачем себя
демаскировать. Вон они - главные, смотрите.
Танки приближались к переднему краю. От их рева, от
грохота и лязга гусениц гудел надрывно воздух и жалобно
стонала земля. Когда Гончаров скомандовал Ткачуку
"Отставить", справа, в стороне монастыря, напротив НП
командира полка, раздалось несколько глухих взрывов мин.
Вслед за тем поднялась яростная артиллерийская пальба - это
вторая батарея вступила в бой с танками. Начало эту пальбу
орудие Федоткина, когда, как и на левом фланге, головной танк
наскочил на мину.
Глеб видел, как эти танки подорвались на минах, но
другие продолжали стремительный бег вперед. И что удивило
и встревожило командира полка, так это то, что первые залпы
орудий не причинили танкам никакого вреда. Не может быть,
чтобы наводчики мазали - Глеб видел, как снаряды попадали в
лобовую броню, а танки тем не менее как ни в чем не бывало
продолжали идти напролом. Один танк уже проскочил было
невредимым минированную полосу и устремился прямо к
подножию кургана. Но на этот раз посланный Петром
Цымбаревым снаряд оказался для него смертельным: он
прошил броню и разорвался внутри танка. Три танка уже
горели справа от кургана, один танк горел слева. И тогда
произошло нечто неожиданное: все танки, очевидно по единой
команде, повернули влево - на Багратионовы флеши и пошли
друг за другом, гуськом. Они решили таким образом
преодолеть минное поле. Лейтенант Гончаров в это время
находился возле орудия Тараса Ткачука, а танки шли прямо на
второе орудие, которым командовал старший сержант
Малахов. Огонь их пушек и пулеметов был сосредоточен на
Малахове. Малахов отбивался яростно, и один танк был
подожжен именно им, но вдруг его орудие замолчало...
Гончаров в тревоге подумал, что там что-то случилось, и
решил было уже бежать к Малахову, как в этот самый момент
раздался оглушительный взрыв здесь, у пушки Ткачука...
Гончарова отбросило в сторону. В первое время лейтенант не
почувствовал боли и быстро подхватился, на минуту
ошеломленный, не сразу сообразивший, что произошло.
Первым, кого он увидел, был Лихов, неподвижно лежащий на
спине с удивленным лицом. Потом - Ткачук, торопливо
поворачивающий орудие влево, в сторону головного танка,
который, выскочив из леска, подорвался на мине. Мелькнула
мысль: "Что он, спятил? Надо бить по этим, что рвутся на
Малахова, а он... по мертвецу".
И в эти секунды Гончаров увидел, как один танк вырвался
из минированной полосы и пошел на Малахова. Лейтенант
бросился к Ткачуку и, неумело матерясь, закричал:
- Ты что?! Куда, дура! Справа танк!..
Но, не слушая его, Ткачук выстрелил по танку слева и,
когда тот задымил, поворачивая орудие вправо и отвечая на
ругательства лейтенанта, сказал с необычной для него
резкостью и злобой, совсем уж неожиданно перейдя на "ты":
- А ты не видишь, кто влепил нам снаряд? По твоей
милости мы не прикончили его сразу, когда ему миной гусеницу
снесло.
- Лихова убило! - взволнованно сообщил заряжающий.
Но на него заорал Ткачук:
- Снаряд! Давай снаряд!
И тогда Гончаров увидел, как прорвавшийся танк прошел
через орудие Малахова и затем, повернув несколько левей,
направился в сторону КП полка. Но Ткачук, выполнявший
сейчас обязанности командира и наводчика, стрелял не по
тому танку, который смял расчет Малахова, а по тем, что шли
вслед за ним. Стрелял удачно, метко: рядом с подорвавшимся
на мине вторым танком теперь задымил третий. У Гончарова
неожиданно закружилась голова, и он, теряя сознание, мягко,
как-то беспомощно опустился на снег. Он был ранен тем же
снарядом, осколок которого наповал сразил Лихова, только в
горячке он несколько минут не чувствовал боли и даже не
подозревал о своем ранении.
Думчев находился в это время во взводе лейтенанта
Дикуши. Оба орудия этого взвода сосредоточили свой огонь по
танкам, вытянувшимся в колонну, а когда один из них смял
соседнее орудие взвода Гончарова и пошел на КП, Думчев
приказал Дикуше повернуть орудия с запада на восток и во что
бы то ни стало уничтожить прорвавшийся в тыл фашистский
танк. Все, что видел Думчев и его подчиненные, наблюдал и
Глеб Макаров с высокого холма. И хотя расстояние от
прорвавшегося танка до холма было намного больше, чем от
батареи Думчева, Глеб приказал Ивану Федоткину то же самое,
что приказал Думчев Дикуше: развернуть пушку на восток и
бить по танку, идущему на КП. Таким образом танк этот