Страница 25 из 216
буду заряжающим. А в случае чего – я помогу. Вы же знаете, я
везучий. - Он говорил торопливо, умоляюще.
Тогда Кавбух сказал негромко и проникновенно:
- Пусть останется Кирюха, товарищ командир. Разрешите
ему, если не хотите, чтоб я с вами оставался.
А вражеские танки все ближе и ближе, и курс они держат
прямо на гряду кустов, и нет времени для дискуссий и долгих
раздумий. Да, собственно, какие могут быть дискуссии?
Командир решает и приказывает. Приказы надо выполнять.
Игорь колеблется. А Кирилл снова умоляюще, как капризный
ребенок:
- Разрешите, товарищ лейтенант?
И лейтенант разрешил. Он подозвал к себе Кавбуха,
протянул руку, нежно посмотрел в глаза:
- Ну, Добрыня Никитич, прощай. Жив будешь - напиши
моим в Москву. Адрес ты знаешь. А доведется побывать в
столице - зайди, расскажи, как мы били фашистов. О конце
особенно не распространяйся, не нагнетай.
Обнялись, расцеловались по-мужски и по-солдатски.
Ничего не сказал Добрыня в ответ, лишь по глазам своим рукой
провел да Кирилла по плечу похлопал. Потом и другие
товарищи простились с лейтенантом и Кириллом,
сочувственно и с какой-то стеснительностью, совестливой
неловкостью смотрели им в глаза короткими, скользящими
взглядами, словно были в чем-то виноваты, совсем не думая о
том, что шансы остаться в живых у всех у них равны.
И вот они вдвоем в танке, который не может двигаться. У
них девять снарядов: четыре бронебойных - это для стрельбы
по танкам и пять шрапнельных - для пехоты. Есть еще патроны
для пулемета, но придется ли их использовать? Ведь главная
опасность - танки. А их ни шрапнелью, ни пулей не возьмешь.
Кирилл напоминает:
- Вы обещали старшему сержанту еще раз прочесать
рощу.- Да, обещал.
Макаров шрапнелью бьет по кустам, откуда пыталась
наступать пехота врага. Сразу три снаряда. Пусть знают
наших. Затем разворачивает башню на сто восемьдесят
градусов и берет на прицел головной танк. Он ждет, у него
достаточно терпения и выдержки: пусть подойдут поближе.
Бить только наверняка - ведь на три танка всего четыре
снаряда. Он помнит об этом. Помнит и свою уязвимость: к
этим идущим на него танкам он стоит задом. От первого же
попадания танк загорится. А враги идут, выставив вперед
толстую лобовую сталь. Идут смело и беспечно. Кажется,
ничего не подозревают. Игорь целится в гусеницу.
Выстрел!
Немец разворачивается на одной гусенице. Игорь спешит
воспользоваться случаем: второй выстрел - и танк горит.
Идущие за ним останавливаются. Видно, не ожидали встречи с
советским танком. Делают по одному выстрелу просто по
кустам: должно быть, еще не обнаружили хорошо
замаскированный танк Добрыни. Игорь ждет. Ждут и фашисты.
Выпустив по кустарнику по три снаряда, они стоят в
нерешительности, не зная, что предпринять.
Неожиданно Игорь пожалел, что не отправил с Добрыней
последнего письма к родным. Прощального письма.
Спрашивает Кирилла:
- У тебя есть родные?
- Есть. Отец, мать, две сестры. Замужние. Я самый
младший.
- Где они?
- В Ростове. Ростов Великий знаете? На берегу озера
Неро. Наш город славится колоколами и луком. Церквей у нас
много и лук хороший.
- И невеста у тебя небось есть? - почему-то интересуется
Игорь. У Игоря нет ни жены, ни невесты.
Кирилл молчит. Затем после паузы спрашивает:
- А почему они не стреляют в нас? И не наступают?
Теперь Игорь какое-то время молчит и затем вместо
ответа спрашивает:
- Скажи, Кирилл, страшно умирать? Боишься?
Спросил и тотчас же пожалел: к чему этот вопрос,
совершенно неуместный здесь. Но Кирилл ответил:
- А что поделаешь, на то и война...
Игорь сразу вспоминает погибших в его танке наводчика
и заряжающего. Но мысль его прерывает взрыв снаряда -
совсем рядом. За ним второй, третий, четвертый. Это
стреляют два танка: значит, обнаружили. Игорь решает пока не
отвечать на их огонь.
И вдруг резкий удар и взрыв. Снаряд угодил в мотор.
Резкий запах ударил в нос.
- Горим! - закричал Кирилл.
- Давай выбираться, помоги мне, - скомандовал Игорь.
Через минуту они были уже в кустах. Кирилл не оставлял
Игоря. Опираясь на плечо механика-водителя, Игорь
заковылял на противоположную сторону кустов.
Неожиданно до них донесся гул моторов. Он шел с юго-
востока, характерный гул танков. И чем ближе и сильней
доносился этот гул, тем ярче и четче слышались в нем
знакомые звуки. Они затаились, прислушались. Стрельбы не
было, но моторы гудели и приближались. Теперь уже ясно
было, что танки идут по гряде кустов. Они залегли, притаились
в орешнике, с которого уже падал лист. Игорь вынул из кобуры
пистолет, загнал патрон в патронник. Нет, живым он не дастся,
пусть не рассчитывают. Уже слышен треск сучков и деревцев
под гусеницами. А вон показалась и башня со стволом, а за
башней солдаты. Он смотрит и не верит глазам. Да это ж
тридцатьчетверка. Одна, за ней другая. А на ней - Добрыня
Кавбух.
- Добрыня! - кричит Игорь и, хватаясь за куст, пытается
подняться.
Кирилл подхватывает лейтенанта и не может сдержать
восторга:
- Наши!.. Наши!.. - Но голос пропал, еле слышен.
Танк останавливается прямо возле них, Добрыня
соскакивает на землю первым. Затем открывается люк и
выходит Александр Бурда. Усталое, исхудавшее, заросшее
щетиной, вымазанное соляркой лицо его улыбается.
- Макаров! Жив? - Бурда обнимает Игоря. Он, как всегда,
полон энергии, этот неутомимый крепыш.
- Саша, дорогой, Александр Федорович... - взволнованно
говорит Игорь, не выпуская руки старшего лейтенанта. - Я-то
жив, а вот вас мы уже похоронили, думали - все. И комбриг
уже, говорят, потерял всякую надежду.
- Ну, значит, будем долго жить, - широко улыбаясь,
говорит неунывающий, лихой Бурда.
- Это уж точно, есть такая примета, - подтверждает
Кавбух.
Но лицо Бурды вдруг становится строгим, он смотрит
настороженно вперед, в сторону Мценска. Говорит:
- Надо спешить. Мы ударим им в тыл. - И быстро отдает
распоряжение: - Раненого лейтенанта Макарова - в танк,
остальным бойцам его взвода - на танки, на броню.
И ударили внезапно по немцам с тыла, да так ударили,
что удар их вместе с залпами "катюш" решил исход боя 6
октября 1941 года.
Еще 12 сентября начальник генерального штаба
сухопутных войск генерал-полковник Гальдер записал в своем
дневнике: "Русский танк Т-34 (25 тонн) весьма хорош и
быстроходен. К сожалению, не захвачено ни одного пригодного
образца этого танка". А через тридцать лет Дмитрий
Данилович Лелюшенко, уже генерал армии и дважды Герой
Советского Союза, в своих мемуарах напишет:
"В самый тяжелый момент в тылу наступающих немецких
танков внезапно появились наши тридцатьчетверки и стали в
упор расстреливать фашистские машины. В боевых порядках
врага началось смятение. Откуда это своевременное,
подкрепление? Выручил нас... Александр Бурда. Он со своей
боевой ротой вышел-таки из вражеского тыла, повел машины
прямо на гул сражения и дерзко ударил по боевым порядкам и
штабу 4-й немецкой танковой дивизии. Атака подразделения
Бурды была ошеломляющей. Фашисты, по-видимому, решили,
что их окружают, и стали отступать. Воспользовавшись этим,
части корпуса перешли в контратаку пехотой с фронта,
танками с флангов".
Гудериан в своих "Воспоминаниях солдата", тоже после
войны, записал: "6 октября... южнее Мценска 4-я танковая
дивизия была атакована русскими танками, и ей пришлось