Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 197 из 216

угрожали, что приведут в тюрьму жену, где четверо солдат

станут ее насиловать. В один из дней к нему неожиданно

привели жену и немедленно увели, не дав даже

поздороваться. Представитель "Шин-бет"1 заявил Халилу, что

его жену отвели к солдатам, как и предупреждали".

Нет, конгрессмен Флеминг не мог больше читать

душераздирающие документы. Он поднялся из-за стола и,

сложив на груди руки, медленно прошелся по просторному

кабинету. Он думал теперь не о жертвах, а о палачах. Кто

1 "Шин-бет" - израильская контрразведка.

они?.. Люди? Не-е-т, это уже не люди, это выродки

человечества. И какой цинизм - они считают себя цветом

цивилизации, божьими избранниками, призванными

повелевать другими народами! Он представил себе, как,

завладев миром, эти выродки-садисты велят человечеству

стать на четвереньки, а сами сядут на него верхом. Зрелище

получилось жутковатое и совсем не фантастическое. Америка

уже опустилась на четвереньки, подставив свою спину

наездникам из военно-промышленного комплекса, и генерал

Перес уже самоуверенно размахивает кнутом. Осталось

совсем немного.

Будущее своей страны Генри Флемингу представлялось

мрачным и безысходным. Никаких обнадеживающих

перспектив - страна идет к своему закату, и ничто не может ее

спасти. Он не видел в США силы, которая могла бы

противопоставить себя генералу Пересу. Да появись такая

сила, и Перес раздавит ее еще в колыбели. Он знал, что во

главе американских профсоюзов стоят такие же пересы. И

хотя на них нет военных мундиров, зато они вышколены в

политической демагогии. Для него не были секретом

просионистские взгляды главного профсоюзного босса

Джорджа Мини.

Флеминг считал, что для США началом хаоса и затем

катастрофой послужит небывалый экономический кризис,

который вызовет цепную реакцию других проблем и кризисов,

и ее последствия он не мог себе вообразить. Будущее мира

ему также виделось неопределенным, внушающим серьезные

опасения: его беспокоила безудержная гонка вооружений,

угрожающая выйти из-под контроля правительств.

Он конгрессмен, чувствовал свою беспомощность и

бесполезность. В палате представителей, а тем более в

сенате, у него было немного единомышленников, и их голоса,

их мнение совершенно не влияли как на внешнюю, так и на

внутреннюю политику президента и его администрации. Его

взгляды и поведение вызывали недовольство в кругах

генерала Переса, ему ясно дали понять, что на новый срок в

конгресс он не сможет одержать победу, поэтому Генри

Флеминг решил больше не добиваться своего избрания.

Каскад сегодняшних телефонных звонков вывел его из

равновесия. Он никому ничего не обещал и не собирался

предпринимать никакого демарша в связи с резолюцией ООН.

"Правильная резолюция, справедливая", - подумал он и

обрадовался. Обрадовался потому, что вдруг понял: а ведь это

грандиозное поражение Переса и К?. И дело даже не в самой

резолюции как юридическом и политическом документе.

Главное ведь заключается в том, что большинство

человечества поняло античеловеческую сущность сионизма,

поняло и осудило на самом высоком уровне, осудило от имени

своих правительств. И хотя этот знаменательный факт нельзя

было еще считать победой прогрессивного человечества над

современными "цивилизованными" варварами, поскольку

варвары были всего лишь разоблачены, но не обезврежены,

все-таки в самом разоблачении было их поражение и первый

шаг к победе добра над самым страшным злом.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

1

Борис Всеволодович обиделся: скоро минет две недели,



как прибыл на побывку его любимый внук Игорь, а старика не

соизволил навестить. Вот тебе и любимый! А ему так хотелось

на даче, в вишневой беседке, в задумчивой тишине уходящего

лета поговорить по душам с будущим офицером, сказать ему

то, что в свое время не сказал своему сыну Олегу -

сокровенное и заветное. Кто знает, встреча может оказаться

последней. Годы, их не сбросишь с плеч, не отмахнешься.

Старость, она штука нетерпеливая: нет-нет да и напомнит о

себе. И Варвара Трофимовна и Олег Борисович укоряли сына:

"Несовестно: через два дня уезжаешь, а с дедушкой так и не

виделся! А ведь он ждет и обижается".

Дед, конечно, прав - Игорь понимает свое упущение и

готов исправиться, но всему свое время. Он запланировал

поездку на Дачу к Борису Всеволодовичу накануне своего

отъезда в воскресный день. Договорились ехать на дачу

втроем - Галя, Андрей и он. Раньше никак не получилось:

закрутился, помешали более важные дела. Деду этого не

понять, для него самое важное - повидаться с внуком. А у

внука есть дела куда поважней.

Дети часто невнимательны к родителям, тем более к

бабушкам и дедушкам, даже самые "образцово-

показательные", как иронически называет Андрей Орлов Игоря

Остапова. Это в отместку за любимого внука, каким считает

Борис Всеволодович не Андрея, а Игоря. Ну что ж, пусть

считает, Андрею на это наплевать, сам-то он ставит себя куда

выше Игоря. А всех этих "положительных", ортодоксальных,

"примерных" он презрительно окрестил "образцово-

показательными". К деду Андрей не питает никаких

родственных чувств, и совсем не потому, как он сам думает, что

дед набрал своим любимцем не его, а Игоря. Просто дед по

своей психологии, по системе взглядов и вкусов, симпатий и

антипатий полный антипод Андрею. И не только Андрею, а и

дочери своей, и зятю - словом, всему семейству Орловых. Дед

- "подпорченный продукт прошлого", как дешево острит о нем

Александр Кириллович Орлов, того прошлого, в котором

Орлов-старший начинал свою карьеру, а Орлов-младший

только-только появился на свет и представляет это прошлое в

изрядно искаженном виде. Тем не менее Андрей старается

при всяком удобном случае демонстрировать перед дедом

свои к нему если не нежные чувства, то по крайней мере

расположение. Андрей, при всей его внешней бесшабашности,

не лишен чувства перспективы и трезво смотрит в день

грядущий. Ему нравится дедова дача: она такая уютная,

ухоженная, обжитая. У Орловых есть и своя дача - щитовой

домик в две комнаты с верандой и без мезонина. На участке

одни березы да ели, и никаких тебе фруктов, ягод и цветов. И.

место сырое, затемненное, не то что у Бориса Всеволодовича.

Он как-то спросил мать, кому достанется дедова дача после

его смерти. Людмила Борисовна ответила не задумываясь,

просто, как давно решенное, само собой разумеющееся: "Тебе

и Игорю".

Тогда он подумал: а зачем, собственно, Игорю дача? Его

"дача" где-то в отдаленном гарнизоне. И вообще кадровому

военному дача ни к чему. Нет же ее у отца и сына Макаровых,

нет и у генерала Думчева.

Поехать на дачу к деду втроем предложил Андрей,

конечно же на его машине. У Андрея не какой-нибудь

"Запорожец" или "Москвич", и даже не "Жигуленок", а "Лада".

Одно и то же? Нет, не скажите: "Лада" это "Лада" - экспортный

вариант. Он предложил Игорю и Гале навестить старика.

Лишний раз показаться на глаза деду не мешает.

С утра день выдался пасмурным, вопреки прогнозам

синоптиков, пообещавших солнечную теплую погоду, и это

обстоятельство портило Андрею настроение: того и гляди

пойдет дождь. Андрей терпеть не мог мокрый асфальт, а тем

более скользкую проселочную дорогу, а ее километра два от