Страница 192 из 216
разделен на Запад и Восток. Это надо помнить.
- Есть еще север и юг, - не то всерьез, не то шутя заметил
Дэн, но Перес понял его по-своему, сказав небрежно:
- Страны "третьего мира" ничего не решают.
- Какая ирония судьбы! - с грустью сказал конгрессмен. -
Мы - запад, закат. Мы на пороге ночи. А перед ними новый
день. Да, ирония судьбы, они - восход.
- А вот это уже мистика, мистер Флеминг, - обрадовался
своей находчивости Перес. - Представьте себе, что будет, если
коммунисты придут к власти в Италии и Франции? Это же
революция! Конец свободной Европе.
- Вы имеете в виду радиостанцию "Свободная Европа"?
- сострил Дэн. Перес метнул на него быстрый уничтожающий
взгляд, но ответом не удостоил.
- Ты не прав, Майкл, - вмешался Оскар. - Некоторые
западные коммунисты революцию желают в теории. На
практике она им не нужна. Они ее боятся. В Италии
социалисты уже были у власти. Что изменилось? В некоторых
странах Запада социалисты и сейчас у власти. В Израиле у
власти рабочая партия, а ее лидер Голда Меир - вице-
президент социалистического интернационала. И этому надо
радоваться, когда социалисты у власти. Потому что никто так
не может скомпрометировать социализм, как сама социал-
демократия. Находясь у власти, она дискредитирует саму идею
социализма, разбивает в массах его притягательную силу.
- Ты говоришь о социалистах, разных там Миттеранах,
Ненни, а я говорю о коммунистах. Разница есть? - энергично
возразил генерал.
- Согласен, разница есть. Но и коммунисты, особенно их
лидеры, тоже не везде одинаковы. Есть и такие, с которыми
мы можем договориться и ладить. Нужно, чтоб у руководства
компартий стояли наши люди.
- Нет, Оскар, я не верю в хороших коммунистов, -
решительно отрезал генерал. - Для меня коммунист хорош,
когда он мертв.
- По-твоему, Майкл, война, никакой альтернативы? -
мягко, но настойчиво возразил Оскар. - Думаю, что Генри прав:
в войне с русскими мы не победим. Все погибнем. Мир
погибнет.
- Знаешь, отец, - по-петушиному вмешался Бен, - лучше
быть мертвым, чем красным.
- Я уже это слышал от одного сумасшедшего, - походя, не
взглянув на сына, обронил Оскар.
- Ерунда! - сказал генерал. - Наша океанская стратегия
создают необходимые предпосылки для победы. Мы укроем
свои ракеты в океане, где они будут недоступны для
контрудара.
- Но русские нанесут ответный ядерный удар по нашим
городам, промышленным объектам, по наземным гарнизонам.
Кто же и что уцелеет? Сотня подводных лодок? - не
соглашался Оскар, но и генерал не хотел уступать и даже
логике и здравому смыслу вопреки все же сказал:
- И они, эта сотня подводных лодок, окажутся в роли
ноева ковчега - начнут новую историю на Земле.
- Не начнут генерал: Земля будет надолго смертельно
опасной для всего живого, - сказал Дэн.
"Все-таки Нина права, - подумал Оскар о Пересе. - Майкл
безнадежно глуп и прямолинеен, потому опасен. Таких нельзя
допускать к решающим рычагам войны и мира. Слава богу, что
наша международная политика находится в руках такого
мудрого и осторожного дипломата, как Генри Киссинджер. Да и
новый министр обороны, Джеймс Шлессинджер, не сделает
безрассудного шага". Обоих этих деятелей Оскар хорошо знал.
Кадровым военным он не доверял, был о них невысокого
мнения, считал, что им не хватает политической гибкости и
широты мышления. Новый министр обороны - человек в
общем-то штатский, доктор экономических наук, так сказать
теоретик военно-промышленного комплекса, преуспевающий
представитель деловых кругов. В свои сорок лет он уже был
председателем комиссии по атомной энергии, а еще через два
года - директором ЦРУ, где не проработал и года, как получил
высокий пост министра обороны. Киссинджеру и
Шлессинджеру Оскар Раймон симпатизировал и возлагал на
них надежды. Он считал, что два деятеля, в руках которых
практически находятся главные рычаги администрации США,
едва ли разделяют "океанскую стратегию", в которую так верит
генерал Перес. Сейчас он подумал об иной стратегии, которую
считал в настоящее время самой универсальной и простой. Он
излагал ее уже и прежде в узком кругу друзей и решил сейчас
вновь повторить.
- Русских мы должны победить, но в другой -
идеологической войне. Надо понять, что в настоящее время
идеологическая битва будет решать гамлетовский вопрос:
быть или не быть. В этом отношении преимущества на нашей
стороне. У нас больше опыта, больше возможностей влиять
разлагающе на нашего противника, лишить его главного
оружия - идейной убежденности, нравственного превосходства.
Что ни говорите, а Гальвиц в этой части своей книги был
прав... Я, разумеется, не против стратегии устрашения. Мы
должны быть сильными в военном отношении. Русских нужно
измотать экономически. Пусть тратят больше на вооружение,
пусть затягивают потуже пояс. Их экономика не выдержит
соревнования с нами.
- Я думаю, ты переоцениваешь наши преимущества в
идеологической войне, - сказал конгрессмен, возражая Оскару.
- Наша система имеет столько изъянов, что никакая
пропагандистская завеса не может их скрыть от мировой
общественности, да и от рядовых американцев. Мы много
шумим о нашей демократии, свободе, о правах человека и в то
же время попираем эти права, душим свободу, как за
пределами своей страны, так и у себя дома. Во имя нашей
демократии мы жестоко расправляемся с инакомыслящими,
запросто убиваем своих президентов и борцов за гражданские
права. Вспомните майскую демонстрацию у Капитолия в
семьдесять первом году. За два дня было арестовано десять
тысяч человек по явно политическим мотивам.
- Они нарушали порядок, - нетерпеливо бросил реплику
генерал, но конгрессмен ее игнорировал.
- В СССР столько не было арестовано за все
послевоенные годы. Это факты. Семь миллионов безработных
- это факт, и он не в нашу пользу в идеологической войне. А
наше правосудие! Оно идеально для тех, кто имеет деньги,
положение и еще кое-что. А для бедняков, для расовых
меньшинств, для молодежи, которая бросает вызов
установленному порядку, существует другая правовая система,
действуют свои законы: превентивное задержание и
заключение под стражу, подслушивание и записи разговоров,
суровые приговоры на основании заведомо ложных обвинений
и показаний лжесвидетелей.
Слушая свата, Оскар недовольно морщился. Он понимал
справедливость слов конгрессмена, но его коробили
откровенность и прямота, да еще в присутствии Переса. Он
знал, что генерал уже кипит от ярости, и это не только не
останавливает Флеминга-старшего, но еще пуще разжигает в
нем страсть. Теперь их не остановишь.
- А из вас, мистер Флеминг, мог бы получиться
прекрасный коммунистический пропагандист, - процедил
генерал. - Я всегда считал, что наш конгресс, особенно палата
представителей, более чем наполовину состоит из "красных".
В конце концов этот факт может иметь для Америки
трагические последствия.
- Не волнуйтесь, генерал. Трагедию Америки таит в себе
иная сила, не призрачная, а вполне реальная, страшная сила -
политическое
лобби,
коалиция
национализма,
антикоммунизма и милитаризма. В нее входят в основном
реакционно настроенные джентльмены и частично честные,
но одураченные граждане. Движущая сила этой коалиции -