Страница 28 из 81
копьем. И неслись эти бычки, как буйный ветер в степи.
— О превеликий Мажан-Арамазд! — воскликнул Каранни. — Какое
потрясающее зрелище!
— А у моего отца, — сказала тикин Лор, — люди творят еще большее
чудо: уже несколько лет, как они ездят верхом на лошадях.
— Что? — удивился Каранни. — Люди садятся на коня? Как эти люди на
бычков?!
— Да, божественный. Привязывают ему на спину особую подушку и
садятся. Неужели не слыхал?
— Нет, не доводилось. Значит, мужчина и конь!..
— Да, царевич, мужчина и конь. И так это красиво, когда они, слившись
воедино, мчатся во весь дух.
— Они могут так и в бою участвовать на коне?
— Конечно, божественный. Воины моего отца часто приезжают из Арцаха к
нам в Сисакан верхом на лошадях. И вид у них очень воинственный. Нам такое
непривычно, но, видимо, мужчина на лошади — это большая сила.
Каранни выразил желание немедленно попробовать свою силу, сесть на
коня. Они подъехали к крепости. Удивительное это дело — человек на коне!..
Надо непременно побывать в Арцахе. И как можно скорее!..
Они прежде вошли в храм, где сисаканские жрецы готовились к
ритуальной церемонии. Царевич, не сдержав своего нетерпения, подозвал
шурина:
— Подыщи мне хорошую арцахскую лошадь. Ты уже ездил на коне, а?
Пробовал?..
— Нет, пока не доводилось, божественный, — отвечал Татан, — но видел,
как это получается у других. В войске у тестя своего не раз видел.
Арцахские конники успешно одолевают в стычках своих противников
егимаис-еранцев. Последние теперь, как завидят всадников моего тестя,
сразу разбегаются врассыпную, бросая при этом все, что у них есть.
Каранни не мог дождаться, когда наконец окончится церемония и он,
покинув храм, тотчас отправится в Арцах.
* * *
Властитель Сисакана родоначальник Шатлойс и тикин Лор остались в
крепости, а Татан выехал сопровождать Каранни в его поездке по соседним
провинциям.
В горах, где брала начало бурная речка, которая потом, спускаясь
ущельем в долину, впадала в Ерасх, располагалось окруженное крепостной
стеной селение Диц Майри. Едва они пересекли крепостные ворота, Каранни
послал гонца к властителю Арцаха Багарату Дола, мол, садись на коня,
приезжай немедленно и возьми с собой еще всадников, да побольше...
Крепость Диц Майри зажата в медно-бурых скалах. Из ближних пещер
раздалось воронье карканье и эхом отозвалось в селе. Каранни вышел к реке.
С того берега сельский староста громко прокричал слова приветствия. Татан
таким же манером ответил ему. Сельчане вскоре перекинули деревянные мостки
через реку. Староста со всеми домочадцами, да и весь люд тоже ринулись по
мосткам и, едва ступив на другой берег, бросились в ноги царевичу.
Каранни спросил:
— Как он, мост-то ваш, надежный?
— И мост, и село мое очень надежны, божественный! — отвечал
распростертый на земле староста. — Приказывай, государь наш!
Каранни вскочил в колесницу и направился к мосту. В прозрачной воде
он увидел свое трепещущее отражение. Выходит, боги благословляют его
приезд!..
Престолонаследник успел отметить, что сисаканские армяне отличаются
некоторой странностью. Их словно бы ничто не удивляет. Нет у них и особой
приверженности богам, нет и страха перед оными, и поминают их редко. Как
бы для виду они у них, эти боги. Тикин Лор говорит, что превыше всего
сисаканцы почитают женщину, хранительницу очага. Богоравна та хозяйка
дома, которая может испечь хороший хлеб.
Просо и пшеницу, коих здесь мало, и ячмень, которого достаточно,
обжаривают, затем насыпают в каменную ступу, измельчают, провеивают, потом
мелют на мельнице и уж из муки пекут этот особый, тонко раскатанный хлеб в
печах, вырытых прямо в земле и выложенных гладким, отполированным камнем.
Царевичу очень нравилось, что сисаканцы уважительны и добропорядочны,
свято чтут долг и обязанность.
Из Диц Майри хорошо просматривалось довольно обширное поле, заботливо
возделанное и уже засеянное.
Ночь провели за пиршеством.
Каранни специальной грамотой утвердил, что впредь Диц Майри
объявляется городом.
Дальше путь лежал в Арцах.
Сисакан край лесистый, и потому местами колесницы рабам приходилось
нести на себе сквозь бездорожную чащобу, а распряженных коней они при этом
гнали перед собой...
Три дня довелось провести в долине реки Вараракн. Тут еще многие
семьи и жили в пещерах, храмов не возводили, все обряды отправляли тоже в
пещерах, а поклонялись, как правило, скалистым глыбам, дыбившимся у
родников.
Каранни, весело улыбаясь, похлопал по плечу Каш Бихуни.
— Привез бы сюда с собою одну-другую из своих жен, глядишь, помолясь
на эти священные скалы, одарил бы тебя потомством.
— Э-э, — засмеявшись, махнул рукой верховный военачальник, — уж если
от такого быка, как я, нет плода, от камня и вовсе ждать нечего. Так уж
суждено, прогневил, видно, бессмертных, они и карают...
На поклон к престолонаследнику явились старейшины родов, обитающих в
окрестных горах. Одежда на них из козьих шкур, вид у всех решительный и
непокорный.
— Где ваши жилища? — спросил Каранни.
В ответ заговорили все разом и очень громко:
— Вон в тех самых высоких скалах, государь наш, видишь? Где еще снег
не стаял.
— Говорите потише, — попросил Каранни. — И не все разом.
Оглядев собравшихся, он обратился к тому, кто показался ему старше
других:
— Ты говори. Один только ты.
— Мне говорить? — удивился человек. Сняв с головы козью шапку, он
сунул ее под мышку, прокашлялся, чуть продвинулся вперед и... загремел как
гром: — Я, который есть жертва бога Тибуна, я, постелью которому служит
медвежья шкура, я, у коего семь жен и девяносто девять потомков, имею к
тебе жалобу!..
При упоминании бога Тибуна Каш Бихуни насторожился. Этого бога
почитают на его родине, расположенной у истока реки Тер Мадон. Неужели эти
люди оттуда?.. Он обратился к громовержцу:
— Эй, раб Тибуна, ты родом откуда?
— Предки мои каскейцы, но они еще в седьмом колене до меня бежали со
своих мест и угодили сюда.
— От кого бежали-то?
— Не знаю, господин. Да и неважно это сейчас. Не уводи разговора в
сторону... Так вот о жалобе. — Он показал на стоявших в сторонке людей. —
Наша жалоба на них. Они не кашки. Местные они, издревле здесь живут...
— Что, притесняют вас? — спросил Каранни.
— Да. Воры они. Скот у нас крадут. Девушек умыкают...
Обвиняемые тут же загалдели:
— Враки. Не верь им, государь. Безбожники они. Их бог — бездушный
камень. Камню поклоняются. Разве это люди? Явились сюда, захватили наши и
без того скудные пастбища и нас же называют ворами! Сами они воры. А что
до девушек ихних, так ничего не поделаешь, сами бегут к нашим парням.
Распалясь, они стали размахивать палицами, кидаться друг на друга,
того и гляди, разразится драка. Каранни вскочил с места, и гвалт тут же
оборвался. Старейшины бросились ему в ноги, но, даже распростертые, они
перекидывались грозными взглядами.
Царевич знал о том, что между родами и племенами его страны нет мира,
что в раздорах они порой доходят до кровопролитных стычек. И все больше
из-за пастбищ. Сисаканские пастухи лето проводят в высоких горах, а зимой
спускаются вниз. Тут все и начинается.
Каранни думал уже о том, чтобы разделить и пастбища и пашни. Между
родами и семьями установить твердые границы владений и таким образом
устранить причину вечных столкновений и свар. Но и царь-отец, и особенно
верховный военачальник Каш Бихуни не соглашались с ним в этом. Они