Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 52



Разговор явно затянулся.

— Не утомил я подробностями о комитетских делах? — неожиданно спросил Мишенев.

— Продолжайте, пожалуйста, второй делегат от вас Крохмаль жил в Киеве и за границей, а вы наш подлинный представитель Урала, из Уфы, — Ленин сделал на последнем слове особый акцент. — Знакомый и милый город, — с мягкой картавинкой сказал он и прикоснулся к плечу Герасима Михайловича: — Дважды бывал в Уфе.

— Вам низкий поклон от Хаустова.

— От Хаустова? — Владимир Ильич прищурил глаза и посмотрел на Крупскую. — Запамятовал… — Он ладонью тронул большой лоб.

— Слушали вас с Якутовым… Рабочие железнодорожных мастерских.

Ленин всем туловищем подался вперед.

— С Якутовым! — повторил он и смущенно посмотрел на Крупскую.

Надежда Константиновна улыбнулась и пояснила:

— Тот, который «пульверизацией» Маркса хотел заняться.

Якутов взял у нее тогда «Капитал» Маркса, чтобы прочитать в своем кружке. Но на следующий же день вернул: «Ничего не понял, не дорос до Маркса».

— Ну, как же, помню, помню! — радостно проговорил Ленин. Он рассмеялся. — А Хаустов… такой тихий молодой человек?!

— Да, да!

— Припомнил, Надюша, отлично припомнил, за спину Якутова все прятался. — Он доверчиво наклонился к Мишеневу: — Ну, как они чувствуют себя? Я об уфимцах самого отличного мнения. Здоровые и сильные люди, не так ли?

— Уфимцы мечтают о революции, о свободе.

— Сверхпохвально! Я за такую мечту, — отозвался Ленин.

— Учатся в воскресных школах, набираются знаний…

— У нас должны быть свои Бебели. Лучших рабочих обязательно вводите в комитеты РСДРП. К примеру, Якутова.

— Якутов уехал из Уфы. У нас не прекращаются аресты. Теперь где-то в Сибири…

Ленин задумался.

— Хороший и надежный товарищ!

Крупская согласно кивнула, погладила волосы, аккуратно причесанные и собранные на затылке узлом. В скромном платье и накинутой на плечи клетчатой кофте, она сейчас напомнила Кадомцеву. И Ленин тоже был одет просто: в темно-синей косоворотке навыпуск, схваченной пояском.

— Такие на каторгу, на смерть пойдут! — И, задержав взгляд на Крупской, добавил: — Он, кажется, так и сказал тогда, а? — Ленин вскинул руку: — Ну, а кружки? Как работают кружки?

— Пропагандистские кружки действуют на заводах Миньяра, Усть-Катава, Белорецка. В январе комитет выпустил на гектографе проект программы занятий.

— Не замыкайтесь на работе кружков. Нет ничего порочнее такой практики.

— С весны наша пропагандистская работа расширилась. Наладили издание литературы. Комитет выпускает газету. Напечатали первомайские прокламации. Они отосланы на заводы Златоустовский…



— Златоуст! — с теплотой произнес Владимир Ильич. — Не бывал в этом городе… проезжал. Но много слышал о нем. Дед мой по матери жил там, лечил рабочих…

Ленин встал. Они вышли на улицу и задержались у дачки, обнесенной палисадником. Грушевые деревья протягивали через изгородь тяжелые ветви. Домики-близнецы на этой спокойной улице Сешерона невысокие, запрятанные в зелени. Здесь, в рабочем предместье, Владимир Ильич свободно и подолгу беседовал с делегатами.

— Что же мы стоим? — как бы спохватился Владимир Ильич. — Пойдемте на берег. Озеро особенно красиво в предзакатный час!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

И Сергей Гусев любил прогуляться и посидеть на берегу, заросшем буками и вязами. Здесь безлюдно, тихо и старый парк спускается прямо к воде.

На этот раз с ним на прогулке был Крохмаль. Гусев, успевший хорошо познакомиться с Плехановым и Потресовым и по их настоянию выступить с публичным докладом о ростовских событиях в Женеве и Цюрихе, несколько охладел к Георгию Валентиновичу. Он сейчас возражал Крохмалю, защищавшему Плеханова. Речь шла об «Искре» и обстановке в редакции.

— Очередное собрание? — с усмешкой спросил Ленин, быстро подходя к товарищам. — О чем спорите?

Крохмаль поспешил ответить, что разговор зашел о позиции Георгия Валентиновича в газете. Ленин вскинул брови и тут же включился в разговор.

— Были и продолжаются стычки, — потер рукой лоб, — даже по тому, где лучше размещаться редакции — в Мюнхене, Лондоне или Женеве. Я предвижу на съезде сражения по важнейшему пункту проекта Программы — о диктатуре пролетариата…

Владимиру Ильичу увиделась вся предшествующая деятельность Плеханова. Он много сделал для создания революционной партии, когда был одним из редакторов «Искры» и «Зари». Ленин не забыл первую и вторую встречи с основателем марксистской группы «Освобождение труда». Это было на квартире Плеханова, на улочке Кондаль. Владимир Ильич привез тогда свою книгу «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?». Он изложил ее содержание, главные проблемы, занимавшие его как автора. То были тактические проблемы пролетарской революции в России, идеи диктатуры пролетариата и союза рабочих и крестьян.

Плеханов согласно покачивал красивой головой, но как только Владимир Ильич перешел к программе действия, испуганно откинулся в кресле и протестующе замахал руками.

И уверенность, с какой Владимир Ильич приехал тогда в Женеву, убежденный, что встретит горячее сочувствие и поддержку, если не исчезла, то пошатнулась. Споры между ними затянулись на несколько недель.

Плеханов убеждал: не следует, это преждевременно. А Владимир Ильич страстно доказывал, что жизнь России требует новых форм революционной борьбы, что только партия пролетариата, русские рабочие, стоящие на твердых классовых позициях, смогут выполнить новые задачи, сыграть свою историческую роль и привести общество к победе грядущей революции.

Плеханов, как и другие русские эмигранты — Аксельрод, Дейч и Засулич, — объединившиеся вокруг него, «не понимали», зачем в данный момент обострять отношения с народниками, отталкивать их от себя, исключать из борьбы либеральную буржуазию и явно преувеличивать роль рабочего класса и его союза с крестьянством.

— Пора понять, что пролетариат — главная социальная сила в России, — доказывал Ленин.

Плеханову нравился запал молодого Ульянова, но понять его все же отказывался: довлели сложившиеся привычки, а главное — плохое знание того, что происходило в России, как изменилась там расстановка революционных сил.

Георгий Валентинович восхищался напористостью молодого марксиста и даже чуточку завидовал. Он отлично понимал: все, что выслушивает сейчас, говорится человеком, искренне преданным рабочему делу. И все же, завидуя молодости и безграничной энергии Ульянова, Плеханов менторски заметил:

— Однако, какой ярый спорщик! В ступе пестом не утолчешь.

Это было в 1895 году. Прошло пятилетие. Второй раз Ленин встретился с Плехановым в Корсье, чтобы обговорить вопросы, связанные с созданием «Искры». По-прежнему Георгий Валентинович отнесся к предложению Ленина свысока и не сразу принял изложенную программу выпуска газеты. Возникли разногласия и по составу редакции.

Владимир Ильич, вспомнивший все это сейчас, продолжал следить за разговором товарищей.

— Пошатнулся Георгий Валентинович. На него д-давят старые друзья, — сказал Крохмаль. — Они не согласны с н-национализацией помещичьей з-земли…

— Досказывайте, досказывайте же главное, что землю следует непременно передать крестьянам. Молчите? А это так и будет в конце концов. Иначе незачем огород городить…

— Все это весьма серьезно! — невольно вырвалось у Мишенева. — А мы на местах ничего не знаем.

— Наша общая беда, что мы на местах ничего не знаем, — согласился Ленин. — А разногласий еще много и нельзя поэтому приступать к работе съезда, не поняв и не разобравшись в них. Четкие и ясные определения спорящие товарищи пытаются подменить обтекаемыми формулировочками. А тут еще хорохорится Бунд, делегаты его настаивают на закреплении национальной обособленности в РСДРП, хотя «Искра» стояла за интернациональное сплочение рабочего класса России. Важно понять — национальные особенности не должны мешать единству нашей партийной работы, монолитности социал-демократического движения…