Страница 42 из 55
двору, а около пяти вышел на улицу и пошел к Алешкиному садику. Там
воспитательница сказала ему, что Алешку забрали еще в полпятого.
Трамвай подошел почти сразу. Через пять минут Коля снова был у
дома. Начало уже темнеть, но в окнах света не было. Он все же позвонил в
дверь.
Не задумываясь особенно над тем, то ли он делает, Коля выбежал на
улицу и остановил такси — бежать к Вострецовым было далеко.
Свет горел во всех окнах вострецовской квартиры. Он постоял у
подъездной двери, застегнул пальто и поправил шарф. Затем вошел в подъезд
и стал неторопливо подниматься на третий этаж.
Дверь вострецовской обители была не захлопнута, а лишь прикрыта.
Можно было постучать условным стуком — «тетя-Катя» — и тут же войти.
Коля позвонил.
— Не закрыто! — услышал он из квартиры
Еленин голос.
Он вошел.
— Башмаки сбрасывай, не топай! — предостерегающе крикнули из
большой комнаты.
Коля начал снимать сапоги.
—
...Нет. Пустой разговор, не в этом дело. Вот именно, что мне
лучше знать,— заговорила Елена другим голосом.
Коля догадался, что Елена занята своим обычным делом: болтает по
телефону. Он уже сделал движение к проему двери, завешенному желтыми
тяжелыми шторами, но остановился. Ни Люси, ни Алешки здесь не было.
Можно было даже не заглядывать. На всякий случай он оглянулся на вешалку.
—
Кто, она? Ну да, плохо ты ее знаешь!
Коля сделал легкий шаг назад, к своим сапогам. Нагнулся.
— Нет, не пойдет она... Потому что, я тебе
говорю, ты Людку не знаешь. Пустой номер.
И, кажется, у нее что-то случилось... Да, похоже, опять Кокоша
выделывается... Да ну его в
баню! Поросенок, она уже замучилась с ним.
Я бы на ее месте давно уже его попинала...
Коля буквой «Г» стоял над своими сапогами. Уже потом, в деталях
припоминая это героическое стояние, он убеждал себя, что жажды
выслушивать все до конца у него не было. Стоял он вовсе не из-за этого.
Заклинило спину и ноги. Неизвестный род паралича на три минуты.
Настоящий маленький столбняк. Но это было потом.
— Во-во! «Есть женщины в русских селеньях». Господи, да я тебе
говорила, Савинский в Питере весь перед ней изошелся, от горя
опух... Ну да, сравнила этого хрюшу с Савин-
ским! Как ни придешь — вечно вверх задницей... Шиш, моя ласточка,
куда еще серьезней! Нашла ловеласа! Людка бы только мизинцем двинула, а
она вообще свинья, все хи-хи да ха-ха, а потом так беднягу облажала, что
не знаю... Понятно, что у пролетария своего нахваталась!
Коля не выходил, а просачивался сквозь дверь, в носках и с сапогами в
правой руке. По лестнице кто-то поднимался. Ему показалось, что это были
шаги Андрея. Он взлетел на два пролета вверх. Почти одновременно
хлопнули две двери. Легкие шаги понесли кого-то вниз.
И затем по лестнице прогрохотал камнепад Колиных башмаков.
Такси он поймал уже далеко от дома Вострецовых. Десять минут
марш-броска слегка развеяли его воспаленную голову; мир и вещи вокруг
воспринимались им почти уже трезво. Возле своего подъезда машину он не
остановил — света в окнах все равно не было.
— На Кирова,— коротко попросил Коля водителя.
Водителю такси, стриженному под «бокс» пятидесятилетнему человеку,
наверное, передалось внутреннее напряжение его пассажира. Он, слегка
нагнув большую круглую голову, вел машину настолько точно и мастерски,
что, несмотря на постоянное превышение рекомендуемой для «зеленой
волны» скорости, они раз за разом выходили на «зеленый». Он дважды не
остановил голосующим попутчикам.
— Окошко закрой, просифонит,— заботливо подсказал он Коле на
Ленинградском
проспекте, видя, как тот вытирает платком лоб.
Коля закрыл. Минут через пять он показал, где нужно остановиться.
Поблагодарив шофера и рассчитавшись, он вошел в калитку
Марининой усадьбы. По двору гулял ветер. На бельевой проволоке
кувыркалось и стукалось друг о дружку замороженное белье. Еще не доходя
до крыльца, он услышал в доме детские голоса: звонкий Анечкин смех и
воинственные возгласы Алешки. «По местам стоять!» — сказал себе Коля.
Он остановился на крыльце, сделал несколько тренировочных вдохов,
литров на семь каждый, и вошел в дом.
— А вот и папка пришел,— натянуто улыбаясь, сказала Люся
Алешке.— Беги скорей!
Коля не помнил, случались ли раньше в его жизни такие дни —
короткие, наполненные светом обновления дни-праздники, где, казалось,
каждое мгновение имело свой тайный смысл, даже время ожидания: вот летят
минута за минутой, он ждет свою жену — а ему все кажется, что время его
пролетает не напрасно и нужно успеть что-то понять за эти минуты, что-то
очень важное для себя. Что же нужно было понять?
Он ничего не рассказывал Янкевичу о своих делах, но, наверное, все,
что с ним произошло, было написано у него на лице.
— Знающие люди говорят,— многозначительно сказал однажды его
приятель,— что нет в жизни лучшего брака, чем брак на собственной жене.
— Как это? — не понял его Коля.
— А вот так: развестись — и снова жениться. Примерно через годик.
Но можно и через три дня!
Коля смеялся. Знающие люди знали все. Сам он только ничего не
знал. Что с ним случилось? Что это было за наваждение? Он знал,
чувствовал, что жить, как раньше, уже не сможет. Нужно было или
всплывать, или... А как всплывать? Куда? Что нужно было менять: работу,
место жительства? Самого себя? А как менять? Кому это удавалось? Кто
вообще живет лучше и праведнее? Кто «борется», как говорит Янкевич? И с
кем? Или с чем?
7
Идеальным временем для начала Новой жизни подавляющее
большинство соотечественников — во всех наших пределах, от Балтики до
Тихого океана,— считает Новый год, дни рождения и понедельники. Это
касается как простейших затей,— например, бросания курить,— так и вещей
более фундаментальных. Ждать Нового года у Коли не было времени.
Понедельника — не было сил. Новая жизнь начиналась для него в ночь с
пятницы на субботу. В третьем часу ночи он бесшумно вышел из спальни в
кухню и там сел закладывать первый камень своей Новой жизни. По его
мнению, этим камнем должно было стать письмо на Смоленскую атомную
станцию.
Коля был действительно неглупым человеком и понимал, что в наших
просторах вопрос строительства Другой жизни легко может быть перенесен
из плоскости временной в плоскость пространственную. Он мог бы
вспомнить, что еще в давние времена бедный и раздавленный нуждой раб с
Вологодчины, например, двигаясь в Сибирь, всего за несколько месяцев
обретал Новую жизнь и Нового себя, на глазах перерождаясь из жалкого раба
в колониста и пионера. Так и в новейшее время, усталый или запутавшийся
человек может по-русски махнуть на все рукой, послать всех подальше и
смотаться на Сахалин, в поисках другой жизни и лучшего себя. Это, видимо,
сидит в каждом из нас; не случайно многие серьезные историки придавали
большое значение географическому фактору в истории родного Отечества.
Коля решил испытать счастья на Смоленщине.
«Уважаемая Дирекция Станции,— писал он ночью за кухонным
столом.— Я лаборант-дефектоскопист высокой квалификации. Узнав, что в
атомной энергетике нужны люди моей специальности, я решил обратиться к
Вам с просьбой принять меня на работу по вышеуказанной специальности.
Если Вы располагаете возможностью и желанием меня принять, то самым
существенным вопросом, по-видимому, будет вопрос с жильем. Так вот, для
меня это не самый важный вопрос...»
Коля остановился и с неудовольствием подумал, что писанина его