Страница 94 из 98
С тысячей предосторожностей они уложили старика на пол. Сарраг снял со своих плеч покрывало, скатал в валик и осторожно подсунул под голову умирающего.
— Мужайтесь, ребе! Если на небесном циферблате ваше время еще не пришло, вы не умрете.
Эзра моргнул.
— Время… Время остановилось, шейх Сарраг. Оно ждет священные слова…
Варгас с Саррагом растерянно переглянулись, как две сироты.
— Нужно найти Скрижаль, — промолвил монах. — Ради него, — указал он на раввина.
Он оглядел зал. Тот был девственно пуст. Никаких следов искомого предмета.
— Где? Где она может быть?
Он начал обходить зал, рассматривая стены в поисках подсказки.
— Варгас!
— Что?
— Зал круглый, как диск.
— Верно. Я и не заметил…
— Колонны…
— А что в них особенного?
— Их шесть. И они тоже образуют круг. Францисканец взволнованно огляделся. Шейх был прав.
— Последнее указание Баруэля звучало так: выход нужно искать внутри нас. Слово «внутри», возможно, означает «в центре».
Монах в два шага встал в центре зала, внимательно огляделся и разочарованно развел руками.
— Ничего…
Сарраг подошел к нему.
— Раввин умрет…
— Знаю. Странно, что он еще не умер. Что же делать? — Рафаэль едва не кричал.
Он собрался было снова начать поиски, когда араб крепко ухватил его за руку.
— Вот, у нас под ногами… Монах опустил взгляд.
На плите у него под ногами была вырезана едва заметная неровная шестиконечная звезда. При ближайшем рассмотрении Рафаэль увидел на одной из сторон трещину, достаточно широкую, чтобы можно было просунуть лезвие.
— А у меня больше нет ханджара, — запричитал Сарраг.
— Не важно. У меня есть.
И Варгас достал кинжал из кармана сутаны.
— Как… Откуда он у вас? Вы однажды сказали, что не хотите носить оружие.
— Да, Сарраг. Однажды сказал…
Присев на корточки, францисканец просунул клинок в щель, чтобы использовать его как рычаг.
— Помогите-ка…
Араб поспешил на помощь. Через некоторое время им удалось приподнять плиту.
— Она здесь… — выдохнул Сарраг.
В ямке менее чем в половину туаза глубиной лежал прямоугольный предмет, завернутый в толстую кожу. Сарраг с Варгасом одновременно потянулись к предмету и одновременно остановились.
— Ни вы, ни я, — произнес монах. — Он… Араб охотно согласился.
Он взял упакованный прямоугольник, прижал к груди, быстро подошел к раввину и опустился подле него на колени.
— Вот, брат мой. — Шейх был бледен как полотно. Эзра, пребывавший в полубессознательном состоянии, пошевелился. Собрав остатки сил, он коснулся предмета рукой.
— Раскройте ее…
Шейх с безграничным благоговением снял кожаный футляр, высвободив сапфировую табличку. Невероятно прозрачная, она была примерно локоть с половиной в длину и локоть в ширину.
— Во имя Аллаха, Всемилостивого, Милосердного. Хвала Аллаху, Господу миров…
Читая Аль Фатих, Сарраг поставил табличку перед лицом старого раввина.
Тот широко распахнул глаза. На голубой поверхности возникли четыре буквы:
А ниже — текст золотыми буквами, который Эзра смог на удивление отчетливым голосом прочитать:
Я Всесильней Бог отца твоего. Всесильный Бог
Авраама, Всесильный Бог Ицхака и Всесильный Бог Яакова.
И благославлю Я тех, кто благословит тебя.
И прокляну Я тех, кто проклянет тебя.
Установил Я связь между тобой и
Мной, из поколения в поколение, связь нерушимую, чтобы быть
Богом твоим и рода твоего после тебя.
Фразы растворились в синем свечении, и табличка снова стала прозрачной.
Самуэль Эзра с исказившимся лицом и глазами, полными слез, едва слышно выдохнул:
— Я ухожу с миром… Да славится имя Его во веки веков в этом мире, созданном Волей Его… да наступит царствие Его при жизни вашей и жизни всего Дома Израилева, да наступит оно скоро и в ближайшее время, и скажите…
Закончить он не смог. Тело его содрогнулось, и голова бессильно поникла. Эзра умер. Но каждая черточка его лица излучала безмятежное спокойствие и счастье.
Варгас с Саррагом не шелохнулись, ошеломленные, не в силах отвести от него глаза.
Шейх первым пришел в себя. Повернувшись к францисканцу, он убито проговорил:
— Значит… Все же они — избранный народ…
— Действительно, складывается впечатление, что это абсолютная истина.
— Поверить не могу!
То, что можно было принять за злость, было всего лишь отчаянием.
Араб резко развернул табличку к себе. Не успел он это сделать, как его охватило то же голубое свечение, окружившее перед этим Эзру. Сарраг испуганно вскрикнул.
И снова на табличке возникли слова:
Вот Коран!
В нем нет сомнениям места.
Он — наставление для тех, кто гнева (Господа)
страшится, кто верует в Незримое.
Но для неверных все равно, увещевал ты их иль
нет, — не уверуют они.
И говорят они: в Господень рай войдет лишь иудей
иль христианин. Но таковы лишь их (несбыточные)
страсти. Ваш бог — один!
Нет Бога, кроме него: Всемилостивого, Милосердного.
И, как и в первый раз, слова растворились в прозрачности сапфира.
Сарраг, потеряв дар речи, пошатнулся. Стал ли он жертвой галлюцинации? Сна наяву? Нет. Он и вправду прочел эти фразы. И они навсегда отпечатались в его памяти.
Варгас в полной растерянности смотрел на него. Он видел, как возникло голубое свечение, но нового послания прочесть не смог.
— Скажите, что вы прочитали? — Ему было явно неуютно. Араб дрожащим голосом слово в слово повторил то, что только что сообщил ему камень.
У монаха закружилась голова, и он провел ладонью по лбу.
— Быть не может! Дайте мне табличку!
Заполучив ее, он рухнул на колени и уставился на лазурную поверхность.
И тут же камень засветился в третий раз, и францисканец прочел:
Истинно, истинно говорю вам: Я есмь дверь.
Верующий в Меня, не в Меня верует, но в Пославшего Меня.
Я свет пришел в мир, чтобы всякий верующий в
Меня не оставался во тьме.
Я в Отце и Отец во Мне. И если чего попросите у
Отца во имя Мое, то сделаю, да прославится Отец в
Сыне.
Слушающий вас Меня слушает, и отвергающий
Вас отвергает Меня и Пославшего Меня.
Рафаэль Варгас, полностью выбитый из колеи, жалобно вскричал:
— Господи… Господь Всемогущий… Прости нас!.. Сапфировая табличка снова опустела. Но на сей раз голубизна постепенно начала менять оттенок. Цвет сделался неопределенным, затем стал превалировать красный, и, в конце концов, табличка превратилась в устрашающее пятно цвета крови.
Варгас с Саррагам, не перемолвившись ни словом, поняли, что им предстало одно и то же видение, и видение это несло в себе всю абсурдность, всю глупость, всю нетерпимость и гордыню человеческую.
Они ждали, погрузившись в молчание, не зная, что предпринять.
Наконец камень приобрел изначальный цвет и, прежде чем кто-нибудь из них успел среагировать, табличка воспарила из рук Варгаса, потеряла очертания и в мгновение ока обратилась в пыль.
И почти в этот же миг кусок стены, выходившей в коридор, повернулся, открывая проход.
Снаружи сильный ветер гнул кроны кипарисов.
В сумеречном освещении замковый двор напоминал призрачный колодец. Небо потемнело, только на западе еще виднелась красная полоска.
Первым на крыльцо вышел Варгас, неся на руках бездыханное тело Самуэля Эзры.
Он обежал глазами призрачные тени, толпившиеся у подножия бастионов. В одной из них он вроде бы узнал Эрнандо Талаверу. А чуть позади Талаверы Рафаэль различил неясный силуэт Мануэлы Виверо, сложившей руки будто в мольбе.