Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 40 из 41



– Рассейтесь в разные стороны, – раздалось вполголоса приказание Хункиара.

Тринадцать фигур тихо исчезли в тени стен, и через несколько секунд Площадь голов была безмолвна и пуста, и только бледный свет луны падал на семь пустых мест.

Вслед за тем на Площади голов появился султан вместе со стражей и в сопровождении усердного Шейх-уль-Ислама и флигель-адъютанта. Он хотел, наконец, удостовериться в появлении Золотой Маски.

Но площадь была пуста! Кругом не было видно ни души.

В самом Семибашенном замке также не нашли никого.

Бесследно исчезло все, как ночной призрак, и султан, задумавшись, вернулся в свою лодку. Золотая Маска обеспокоила его. «Что предвещал этот призрак?» – со страхом думал султан.

XXVI

Призрак черной Сирры

Реция предалась уже отчаянию в страшной темнице, но надежда снова вернулась к ней, когда на рассвете, как мы уже описывали, проник к ней голос Сирры.

Теперь, когда Сирра знала место ее заключения, не все еще погибло для нее.

Если бы она только отыскала Сади и позвала его на помощь, спасение и освобождение ее были бы верны.

Образ Сади не покидал ее. Любимый муж, которому она навеки принадлежала душой и телом, искал ее – внутренний голос говорил ей это! До сих пор он не нашел ее только потому, что тюрьма была скрыта, но теперь Сирра открыла ее, и надежда снова ожила в душе Реции.

Когда Саладин, спавший в другой комнате, проснулся и поспешил к ней, она тихо сообщила ему эту утешительную весть: они скоро будут освобождены. Бедный мальчик с трудом переносил лишения неволи. Если бы подле него не было Реции, он давным-давно заболел бы. Страх, наполнявший его в этих ужасных стенах, недостаток свежего воздуха и полноценной пищи гибельно влияли на Саладина. Реция серьезно беспокоилась за него. Да и сама она выглядела бледной и истомленной. Одно только поддерживало ее – это мысль о Сади, о любимом муже, который теперь был для нее всем, после того как злосчастная судьба отняла у нее отца и брата!

Когда Сирра при приближении старого сторожа шепотом простилась с ней, Реция была в сильной тревоге, боялась, чтобы дервиш не заметил Сирру; в страхе прислушивалась она – но не слыхала ничего, кроме тяжелых шагов сторожа, значит, Сирра прошла незамеченной.

Тагир явился в камеру и принес воду, хлеб и плоды. Он едва бросил взгляд на своих пленников. То обстоятельство, что он был глухонемой, делало его бесчувственным ко всему. Даже красота и прелесть Реции не производили на него никакого впечатления. Он был лишен чувств. Он видел людские страдания и смерть, не имея к ним и тени сострадания. Механически исполнял он свои обязанности. Ни радости, ни чувства свободы, ни наслаждения не существовало для него. Лицо его ничего не выражало.

Маленький принц боялся этого человека и всегда с ужасом глядел на него, когда тот входил в камеру; он казался ему одним из страшных сказочных чудовищ.

Когда ушел Тагир, Реция накормила Саладина, поела немного и затем предалась мечтам об освобождении ее дорогим Сади.

Реция с нетерпением ждала вечера, ждала ночи! Она твердо была уверена в том, что Сирра и Сади придут освободить ее и Саладина.

Проходил час за часом. Никогда еще день не казался ей так длинен.

Тихо разговаривала она с Саладином.

– Мужайся, моя радость! – шептала она. – Сегодня ночью будем мы свободны, спасены!

– Ах, наконец-то, наконец-то! Но я ведь останусь у тебя, не правда ли? – спрашивал маленький принц.

– Да, Саладин, я буду охранять тебя!

– Если бы не ты, Реция, я давным-давно бы умер! – жалобно шептал принц, так рано обиженный судьбой.

– Ты останешься у меня, будь покоен! Мой Сади придет освободить нас!

– Ах, теперь я люблю твоего Сади, так же как и ты.

– За это я еще больше люблю тебя! Это мой Сади принес тебя ко мне!

– А я тогда боялся его. Другой офицер взял меня от Баба-Коросанди и отдал меня твоему Сади! Я не знал, что он отнесет меня к тебе. Разве Баба-Альманзор вовсе не придет повидаться с нами?



– Я боюсь, что он никогда не вернется, Саладин!

– Ты говорила недавно, что, может быть, он и вернется.

– Я все еще надеюсь – страх и надежда борются во мне! Но он давно, очень давно уехал, и никакого известия от него не дошло до меня! Другие принесли мне весть, будто он умер!

– Умер! Ах, Баба-Альманзор был так добр, и Абдаллах тоже умер, он, который вырезал для меня хорошенькие лодки из коры и приносил мне финики, и он также не вернется более! Знаешь ли что, Реция, я ужасно боюсь, может быть, и Сади тоже не вернется!

– Что говоришь ты, Саладин? – укоряла она сердито маленького принца. – Ты этого не должен говорить! Разве ты не знаешь, как я люблю Сади?

– Ты так же любила и Баба-Альманзора, а он также не вернулся! Ты любила и Абдаллаха – и он не вернулся! Вот мне и пришло в голову, что и Сади не вернется, так как ты его тоже любишь!

– Мне страшны твои слова, Саладин!

– Ты сердишься на меня, Реция?

– Никогда более не говори ничего подобного.

– Ах, как хотелось бы мне поплакать и погоревать с тобой! Я этой ночью видел очень страшный сон!

– Мне казалось, будто я слыхала твой крик или стон.

– Мне снилось, будто я шел за руку с тобой гулять за ворота и мы пришли на кладбище, – рассказывал маленький принц, – и тут ты показала мне могилы доброго Баба-Альманзора и Абдаллаха! Как только вступил я на надгробный камень доброго Баба-Альманзора, он скатился прочь. Мы поглядели вниз – могила была пуста! В ту же минуту показалось мне, как будто мы были уже не на кладбище, а у подошвы крутых песчаных гор, на которые мы хотели взобраться.

Вверху росли цветы и деревья, отбрасывая тень, а на самом верху стоял твой Сади. Казалось, он манил нас, потом он стал расти, делался все выше и выше! Позади него стояла женщина, такая же высокая, голова ее была так же величава, как вершина пальмы, и Сади отвернулся от нас, а мы все старались вскарабкаться к нему и все падали и падали вниз: твой Сади не смотрел на нас более, он смотрел только на высокую женщину, и мне показалось, будто покрывало упало с ее головы, и тут я закричал от ужаса – глазам моим представилась мертвая голова.

– Зачем только такие сны снятся тебе, Саладин, – сказала Реция с тайным ужасом.

– Не удивительно, что мне приснилась мертвая голова. Я однажды видел такую в кабинете Баба-Альманзора, и вот она иногда припоминается мне, – отвечал маленький принц.

Реция посмотрела в решетчатое окно – на дворе было уже темно, наступил вечер, давно желанный вечер!

– Отгони от себя эти мрачные образы твоего сновидения, моя радость, – сказала Реция и с любовью обняла мальчика. – Вот наступает ночь, и Сирра приведет сюда Сади!

– Ах, как страшно было ночью взбираться на высоту, – горевал маленький принц, – как трудно было подыматься по песку, мы все падали вниз.

Эти образы сновидения, казалось, имели легко объяснимый смысл, но Реция не хотела и думать об этом! Надежда, наполнявшая ее душу, победила. Она знала мужество и силу Сади!

Он накажет грека, как только Сирра сообщит ему о всех злодействах подлеца! Что мог сделать Лаццаро, несмотря на хитрость и злобу, против мужества и любви, наполнявшей Сади! Кроме того, Сади ведь был офицер и мог пробраться к ней скорее всякого другого. Глаза ее блестели.

Луна уже взошла на небо, бледный серебристый свет ее пробивался сквозь решетку в комнату, где Реция с маленьким принцем пламенно ждала своего избавителя, своего возлюбленного Сади. Вдруг она услышала тихие шаги в коридоре, Это не мог быть старый Тагир; он никогда в этот час не приходил к заключенным.

Реция прислушивалась. Она поднялась с места – восторг охватил ее душу при мысли, что это приближается Сади.

Саладин тоже услышал шум и, не говоря ни слова, указал на дверь.

Вот шаги дошли до двери.

Затаив дыхание, смотрела на нее Реция! Следующая минута должна была решить все!

В замок был воткнут ключ и тихо, медленно повернут.