Султан и его гарем

Сирра была еще проворнее и ловчее прежнего! Она с удвоенной силой и проворством прыгала по обгорелым балкам, хотя у нее и не хватало одной руки.

Впрочем, едва ли можно было заметить это! Черный домовой владел правой рукой и остатком левой так искусно, что, казалось, вовсе не нуждался в последней.

Серп луны взошел уже на небо, и при тусклом свете его можно было ясно видеть и наблюдать за Сиррой.

Убедившись, что кругом тихо и пусто, она оставила пепелище и, прокравшись мимо домов, достигла открытого места. Тут стояло несколько человек, поэтому она спряталась за стенкой выступа, села на корточки и походила теперь на кучу старого темного тряпья.

Наконец, когда все ушли, поспешила через пустые улицы и дошла до берега. Здесь стояло бесчисленное множество каиков.

Не думая ни минуты, она вскочила в одну из лодок, оттолкнула ее от берега, наперед отвязав цепь от железного кольца, и начала грести одной рукой по направлению к Галате. На воде в эту темную ночь было так же пусто и тихо, как и на улицах.

С удивительной силой и ловкостью Сирра направила каик к берегу Галаты, привязала его и вышла из лодки. Она, без сомнения, хотела в доме своей матери справиться о Реции и Саладине, надеясь, что они находились еще там. Если же их там уже не было, то она решила во что бы то ни стало отыскать их.

Теперь она должна употребить все усилия, чтобы спасти Рецию! Эта цель наполняла ее душу, одно это желание одушевляло ее… В сердце этого несчастного существа не было места другой любви, кроме любви к Реции и принцу, – к своей матери Кадидже она уже более не чувствовала привязанности. Прежде, несмотря на притеснения, она старалась сохранить к ней доверие и любовь, но жестокость матери заглушила остатки детской любви в сердце этого несчастного создания!

Более чем от ран, страдала она от этой внутренней скорби! Как часто Черная Сирра проводила целые ночи в тайных слезах на жалкой постели в доме старой Кадиджи! Как часто мать ее обращалась с ней бесчеловечно! Сколько раз несчастное существо желало себе смерти, когда мать ее, Кадиджа, оскорбляла и мучила ее!

Ведь она была все-таки кровное дите старой ворожеи и не была же виновата в том, что родилась таким уродом.

Сирра спешила под защитой ночи к своему дому. Она подошла к двери и тронула за ручку – дверь поддалась – она не была заперта.

Это было удивительно в такой ночной час! Старой Кадиджи, казалось, не было еще дома.

Сирра вошла в темные сени и снова заперла за собой дверь на замок.

Несчастному созданию стало больно и как-то особенно грустно, так что с минуту она простояла неподвижно – она была в родительском доме! Но как оставила она его? Она знала все, что случилось! В то время, как она не могла шевельнуть ни одним членом, она была в состоянии слышать! И какие мучения вынесла она именно от этого, она слышала и знала, что ее похоронили заживо, чтобы только наконец избавиться от нее, и в то же время не могла ни двигаться, ни обнаружить какого-нибудь признака жизни!

Теперь она была жива, она была спасена каким-то чудом – каким? Она не могла сама себе объяснить!

В доме царила могильная тишина. Сирра прокралась к двери того покоя, где были заключены Реция и Саладин.

– Реция! – позвала она тихим голосом. – Здесь ли ты еще? Это Сирра зовет тебя!

Ответа не было.

– Реция! – закричала она громче.

По-прежнему все было тихо.

В эту минуту одинокой Сирре послышались приближающиеся с улицы к дому шаги.

Быстро толкнула она дверь, которая также оказалась незапертой – Реции и Саладина там больше не было. Тогда Сирра решилась идти искать их. Но в ту самую минуту, когда она хотела схватиться за ручку двери, последняя была уже отворена снаружи.

Старая Кадиджа возвращалась домой. У нее был с собой маленький фонарь, так как она не любила ходить в потемках.

Черная Сирра спряталась в угол за дверь – случайно очутилась она на том же месте, куда старая Кадиджа бросила тогда ее как мертвую.

Старуха, в веселом расположении духа, как только вошла в дом, снова заперла дверь – но едва захлопнула ее, как при слабом мерцании фонаря заметила умершую, давно схороненную Сирру.

Глаза ее остекленели, члены тряслись, как в лихорадке, и ужас был так велик, что она не могла сойти с места.

Сирра не шевелилась, но глядела на мать взглядом, исполненным скорби и укора.

– Это ты? – произнесла, наконец, Кадиджа с трудом. – Ты пришла получить свою руку – я знала это наперед, – при этих словах Сирра невольно подняла высоко, как бы с немым укором, остаток руки.

Старая гадалка отшатнулась.

– Ты получишь ее – не я взяла ее у тебя! – вскричала она хриплым, трепещущим голосом. – Не я, Лаццаро принес ее мне!

– Я знаю все! – отвечала Черная Сирра, и голос ее звучал по-прежнему скорбно и укоризненно.

– Ты знаешь все? – заикаясь, вскричала Кадиджа. – Твоя рука висит там, под нашей лодкой, в воде!

Страх старой колдуньи был так велик, что Сирра испугалась за ее жизнь и, не желая быть причиной ее смерти, отворила дверь и вышла на улицу.

Теперь только старая Кадиджа вздохнула свободно – призрак удалился.

Быстро затворила она дверь и, шатаясь, пошла в свою комнату и заперлась там. Сирра же вернулась к воде, вошла сначала в старую лодку своей матери, нашла там тонкую веревку, концы которой были в воде, привязала к ней свою «руку» и камень. Она опустила то и другое вместе с веревкой в воду и направилась к каику, в котором приехала, чтобы вернуться назад в Скутари. Ночь уже клонилась к концу, когда она достигла пристани. Выйдя из лодки, она пошла по дороге к развалинам Кадри.

Сирра знала эти развалины. Она однажды из любопытства ходила туда и, незамеченная, осмотрела стены. Подобные места очень нравились бедной, уродливой Сирре, так как в них удобно было прятаться; это было убежище вроде стенных нор маленьких сов и ночных птиц! Чем пустыннее было место, тем больше интереса имело оно для Сирры.

При сероватом утреннем полусвете добралась она до развалин. Дервиши спали. Даже старый привратник, растянувшись, лежал у ворот. Ему сладко грезилось его путешествие в святой город и священные места.

Сирра прокралась мимо него и скоро достигла той стороны обширных развалин, где длинный коридор вел в Чертоги смерти.

И тут она, казалось, была знакома с местностью, так как скоро нашла вход и затем тихо пошла по мрачному широкому коридору со сводами. Шум ее шагов по песку мог выдать ее, но ничего нельзя было видеть в непроницаемой темноте этого замкнутого коридора; она прокрадывалась далее, ощупывая стену правой рукой.

Наконец достигла она лестницы, взобралась по ней осторожно, чтобы не наделать шуму. Она не знала, что сторож Тагир был глухонемой. Поднявшись наверх, неожиданно наступила она на какой-то мягкий предмет, и в ту же минуту кто-то схватил ее.

Вверху, в коридоре, в задней части находилось окно, через которое пробивался слабый полусвет.

Тогда Сирра увидела близко перед собой старого сторожа, спавшего перед лестницей. Нога ее наступила ему на руку.

Тагир схватил ее, в первую минуту ничего не видя. Но в то же мгновение Черная Сирра с быстротой и проворством кошки уже спустилась по перилам лестницы, не касаясь ногами ступенек. Когда Тагир опомнился, она уже проскользнула вниз и счастливо достигла коридора.

Старый сторож, по-видимому, не мог надлежащим образом уяснить себе случившееся. Что-то пробудило его ото сна. Он ясно чувствовал в руке посторонний предмет Или это только пригрезилось ему? Или же он во сне коснулся рукой перил? Он встал и осмотрелся по сторонам, насколько можно было это сделать в сумерках, – однако кругом не было ничего видно.

Он не лег больше и понес заключенным свежую воду и маисовый хлеб.

Сирра же бродила сначала внизу по коридору, чтобы изучить выходы и хорошенько запомнить местность. В конце коридора вышла она во двор, окруженный толстыми стенами дворца, где находились колодезь и цистерна.

Чувствуя сильную жажду, она напилась воды и съела несколько спелых плодов, которые лежали в кармане платья.