Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 71 из 233



- А где ты, Тимох, шить будешь? Такой товар испортить - не штука!

- Да вот, думаю, к Годле...

- Иди к Годле. Чтоб ей на том свете сто тридцать три раза перевернуться

каждый день! За ее злой язык, которым она плетет всякую несусветицу на

Нохима. Но Нохим не злой, не мстит. Он продает товар и сам посылает людей,

чтоб поддержать эту глупую бабу, которая готова ни за что утопить своего

человека... Так и скажи, что послал сам Нохим!

Годля жила близко, в черной от копоти, источенной шашелем хатке с

черной соломенной крышей и маленькими окошками Чернушка знал, что хаха эта

досталась ей от глинищанского бедняка, который подался в примаки. Купила

она хату года через два после войны, сама, говорят, подыскала, сама

сторговалась, сама привезла из Наровли голодных детей, вместе с тихим,

незаметным мужем своим Элей.

Но больше всего вызвало людской интерес, слышал Чернушка, чудо, которое

она внесла в хату, - столик на железных ножках, с блестящим колесиком и

мудреными шпеньками.

Чудо это, которое называлось ножной швейной машиной и похожего на

которое не было ничего не только в Глинищах, но и в других деревнях, куда

проникали глинищанцы, уже само по себе поставило Годлю на почетное место

среди людей. Уважение это выросло еще больше, когда увидели, как ловко

Годля управляется с мудрой своей машиной, как удачно шьет девчатам и

хлопцам юбки и рубашки.

Чернушкам шить у Годли не приходилось обходились, слава богу, сами -

сами и пряли, и ткали, и шили, - но Годлю старик хорошо знал Очень уж

заметной была она среди деревенских женщин быстрая, суетливая, никогда не

пройдет тихо, а все бегом, бегом. Единственный глаз ее, тоже быстрый,

подвижный, все замечает, все понимает И ко всему еще одна странность, о

которой говорили по всей округе зимой - ив мороз и в метель - без платка,

только "гуга" - пучок - торчит на затылке, - и хоть бы раз простудилась!

Входя в сени, в темноте которых засуетились куры, Чернушка пригнул

голову: двери низкие, недолго и шишку на лоб поставить.

Годля стояла у печи, бросавшей на стены дрожащие отсветы огня,

подгребала под чугун жар Поставив кочергу в угол, она ответила на

приветствие Чернушки, быстро окинула единственным глазом отца и Ганну,

скомандовала:

- Соня, дай гостю табуретку. А вы... - Она бросила взгляд на Ганну и

вдруг крикнула: - Фаня, убери свои тряпки с лавки!

Чернушка снял шапку, но сесть не захотел: не рассиживаться пришел.

- Ничего, постоим... Я тут с дочкой по делу...

- К Годле все приходят не гулять. Кофту пошить или юбку?

Чернушка подал ей сверток, вспомнил о наказе Нохима:

- Нохим сам послал.

- Ой, какой он добрый, - язвительно проговорила Годля. - Сам послал к

Годле! Вы слышали? - блеснула она глазом на печь, где сидели дети. - Сам

послал ко мне! А к кому ж еще он пошлет, если тут одна Годля только и шьет?

Она привычно и ловко развернула сатин, спросила, сколько заплатили

Нохиму.

- Обдирала, ой обдирала! - покачала она головой с "гугой". - Обдерет

человека, голым, без рубашки, простите, отпустит, да еще - спасибо ему

скажите! И таким мошенникам советская власть свободу дала, таким поганым

нэпманам! Стоило революцию делать, кровь проливать, чтобы Нохим обдирал

людей! - Она бросила взгляд на печь, крикнула: - Эля, там молоко кипит!

Эля подбежал к печи, стал суетиться с ухватом возле огня. Годля вынула

из ящичка в машине мерку, но только спросила, какой Ганне фасон хочется,

как Чернушка, предупредив Ганнин ответ, предусмотрительно завел разговор о

плате. Может, еще и не сторгуемся, чего ж тогда огород городить! Боялся,

что Годля заломит и много, и деньгами.

Он заметно смягчился, когда Годля сказала, что может взять мукой или

картошкой. Но хотя Годля брала недорого, как ему и говорили те, у кого

узнавал заранее, Чернушка все же поторговался. Не потому, что чувствовал в

этом необходимость, а ради порядка - так было заведено Все так делали.

Годлю тоже не рассердил спор-торговля, не впервые вела она такой разговор.



Как только согласие было установлено, она, будто и не спорила совсем,

спокойно и деловито начала ходить с меркой вокруг девушки.

Хотя мерила она, если глядеть со стороны, просто, но в том, как она

делала это, молчаливо и серьезно, как, померив, прищуривая глаз,

всматривалась в цифры мерки, было что-то таинственное, недоступное. Это

невольно заставляло относиться к ней с уважением, почтительно. Впечатление

необычности дополнялось самой обстановкой, которая делала хату непохожей

на деревенскую. Правда, и у Годли стол и скамейки были такие, как у всех,

самодельные, некрашеные даже, -э-ато у стены стоял пусть и ободранный, но

все же городской красный комод. И кровати были, и на кроватях не тряпье,

не рядна самодельные, а перины с красным низом. Перины тоже старые,

изношенные. И картины на стенах ьисели черные, засиженные мухами...

- Не богато, грец его, живешь, Годля!

Годля как раз снимала мерку, ответила не сразу:

- А откуда мне быть богатой?

- Машина своя. Шить умеешь.

- Много толку с этой машины! - отозвалась Соня, старшая дочь. - Если в

месяц придут из волости три человека, то она уже и рада!

- Соня, помолчи! Не пухнем, как в Наровле, с голоду!

- Не пухнем, потому что огород свой, куры, корова!

- Соня, ты стала очень умная!

Кончив мерить, Годля осмотрела Ганну озабоченным глазом, будто

проверила, не ошиблась ли в чем-нибудь, неожиданно сказала:

- В городе женщины лифчики на груди носят, а у вас, не при мужчине будь

сказано, лучше, чем у которой с лифчиком...

Ганна покраснела, но не удержалась, неуверенно спросила.

- Какие... лихчики?

- Какие?! Конечно, откуда вам знать! Лифчик - это вот тут такие, как бы

лучше сказать... такие чашечки из материи на ленточках...

- А-а... - не поняла Ганна.

- Они - чтоб грудь была красивая, как у девушек, чтоб не висело. А то

бывает, у иной груди и совсем нет, так набьет в лифчик ваты. И ходит как с

настоящей грудью!..

- Это я слышал в солдатах, - брезгливо сказал Чернушка. Он плюнул с

возмущением: - Распутство!..

Чернушка косо взглянул на Ганну: неприятно было слушать такой разговор

с дочерью, но Годля ничего не хотела замечать.

- Конечно, у нас неудивительно, что женщина, извините - девушка,

спрашивает, что такое лифчик. У нас в Глинищах или Куренях, может, мало

кто знает и что такое рейтузы. Так рейтузы - женские штаны. А их не знают,

потому что никто их, не при мужчине будь сказано, не носит!

- Еще чего не хватало, чтоб женщины в штанах ходили!

- Конечно, нашим глинищанским или куреневским женщинам и так хорошо!

Будто им совсем не холодно, как городским!

- От безделья придумали это городские! - возразил Чернушка.

- Ой, не говорите, дядько Чернушка! А то я тогда забуду, что тут ваша

дочь, и скажу вам такое!.. - Эля, молча следивший за разговором, весело

рассмеялся. Годля деловито спросила Ганну: - Вам, конечно, надо скоро

пошить?

- К субботе чтоб...

- Все просят, чтоб я спешила, как на пожар, всем надо скорее! Ну

хорошо, пусть будет так, как вы хотите! К субботе так к субботе! В пятницу

можете забрать!

Когда вышли на улицу и стали усаживаться на телегу, Чернушка сказал с

удовлетворением:

- Ну вот, будет у тебя кофта! Не стыдно будет перед людьми показаться!

Хоть перед Глушаком, хоть перед самим богом!

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Накануне свадьбы в дом Глушака пришла неприятная весть: будут