Страница 70 из 233
ждал такого: как-никак волостное начальство, пусть из простых людей, - и
попробовал было исправить положение:
- Дайте уж я! Как бы не надорвались с непривычки!..
- Не надорвусь! - ответил Апейка с натугой, поднимая мешок.
Чернушка помог ему, пошел вслед, поддерживая мешок сзади. Когда они
вернулись на крыльцо, Апейка сказал:
- Так вы из Куреней! То-то лицо знакомое... Картошка хорошо уродилась?
- Картошка - неплохо. А ржи, можно сказать, нет...
- С рожью, пшеницей плохо у нас во многих деревнях.
Трудная зимушка будет. И весна... Ага, - вспомнил Апейка" - ТуТ у нас
был под арестом из Куреней - Дрозд, кажется... Нет, Дятел его фамилия. -
Ганна замерла, стала прислушиваться. - Как он там?
- А что? Ничего. Живет себе...
- Хорошо, честно живет?
- Ничего. Мирно...
Ганна еще не справилась с волнением, которое вызвало неожиданное
упоминание о Василе, как из дома выбежала Шура, строго и серьезно подала
что-то завернутое в газету:
- Это вам от меня. К свадьбе... Ничего другого нет.
Студентка!.. Книжка хорошая!.. - Она спохватилась: - Читать вы умеете?
- Можно сказать - нет...
Шура задумалась: что же делать? Помог Чернушка, сказал Ганне:
- Бери да скажи спасибо!
Возвращаясь обратно с книгой в руках, Ганна вспоминала строгий и
сочувственный девичий взгляд. "Вы любите его?
Как же можно жить не любя!.." - "А так и живут! Многие живут!.." -
будто спорила она со строгой, наивной девушкой. Она знала это, была
убеждена, что так было и будет, но когда вспоминала, как ходила с Евхимом,
как увидела Василя, - на душу тяжело ложилась тревога...
4
Заботы, заботы. На следующее утро Чернушка снова отправился в дорогу -
теперь уже покупать Ганне материю на кофту. Путь предстоял недолгий, хотя
и пришлось ехать в объезд, - напрямую пока что только ходили, - и часа
через полтора Чернушкова телега вкатилась уже в глинищанскую улицу.
Дом Нохима стоял на краю деревни, на самом людном месте, которое
почему-то называлось "коварот", где сходились улица, дорога из Олешников и
дорога на юровичский шлях.
Лавка была в пристройке к большому старому дому, и Чернушка, привязывая
коня к штакетине, невольно отметил:
"Перебрался уже!.. Богатеет Нохим!.." Приезжая недавно в Юровичи,
Чернушка видел всего лишь"сруб пристройки, а вот на тебе - лавка! Да и сам
дом Нохима давно ли - со времен польского нашествия - стоял пустой, без
окон, и сад за ним давно ли был запущенным, неприглядным А сейчас, куда ни
глянь, новость: то лавка в доме, то паровик, то пристройка.
Яблони новые, молодые в саду...
"Богатеет, хитрая собака..."
В лавке, где пахло свежим деревом, селедкой и керосином, стоял за
прилавком старший сын Нохима Ицка. Кроме него было двое глинищанцев,
зашедших, видно, поговорить, потому что покупать ничего не собирались. И
Ицка сразу нацелился взглядом на Ганну и Чернушку.
Чернушка, по давней своей привычке, сперва начал брать разную мелочь,
что подешевле: три коробки спичек, пять фунтов соли, два фунта мокрых,
сильно пахнущих селедок.
249
Он уже намеревался заговорить о самом важном и трудном, о самой большой
покупке, как появился и сам Нохим.
- А, Чернушка! Здоров был! - радостно, как старого знакомого,
приветствовал он старика. Нохим знал почти каждого не только в Глинищах,
но и в ближайших деревнях.
- Здоров был и ты.
- Богатым будешь, я слышал! Дочь выдаешь замуж?
- Выдаю..
Нохим окинул Ганну таким зорким взглядом, что она покраснела.
- Красавица! Евхим знает толк в бабах! Сам бы женился на такой, если бы
помоложе был. И не жид. Ты бы, конечно, не отдал за жида?
- Старый ты, Нохим, грех такое говорить.
- Старый? Я - старый? - Нохим взглянул на смеявшегося Ицку, на крестьян.
Один из них поддержал:
- Самый сок! Как раз жениться!
- О, слышишь, Чернушка! А ты говоришь: Нохим старый!.. - Он сразу,
почти тем же тоном, проговорил: - Но ты, видно, приехал ко мне не только
для того, чтобы дочку показать? Купить что-нибудь хочешь?
- Ситец, говорят, у тебя есть на кофту... - осмелился сказать отец. -
Девка на днях видела ..
- Есть. Немного еше осталось. О, твоя девка, Тимох, вижу, знает, что
хорошо, а что плохо...
Нохим подал небольшой сверток. Когда Чернушка мял ситец крючковатыми,
как сухие ольховые корни, черными пальцами, почему-то просматривая его на
свет, Нохим посоветовал:
- Знаешь, Тимох, что я тебе скажу. Если уж у тебя такой праздник, я дам
то, чего никому не давал. Сатин у меня есть атласный. Из самого Киева.
Блестит, переливается, как шелк. В нем девка твоя будет чистая королева!
- На королевское, Нохим, у меня, грец его, карман малый...
- Эге! У него на сатин карман малый! Постыдился бы, Тимох, говорить
такое! Ну хорошо, как хочешь, бери не бери - я не набиваюсь! Погляди хоть,
что оно такое!
- Да что смотреть, если все равно не возьму...
- А ты посмотри! Я за погляд денег не беру!
- Да что смотреть, если дорого.
- Дорого? Вы слышите, он говорит - дорого! Он еще не видел материю, не
знает, сколько стоит, а уже говорит - дорого! Его еще никто не режет, а он
кричит "караул"!
Нохим ловко подступил к Ганне, склонился перед ней:
- Прошу извинить, гражданочка, но надо примерить материю к вашему лицу,
чтоб отец увидел все натурально!
Мужик такой ведь, что не поверит, пока не увидит сам! - Нохим приложил
развернутый край белого сатина к Ганниным плечам и шее. - Гляди, Тимох,
если есть глаза! И если добра хочешь дочке! Если ты хочешь, чтоб она была
первой красавицей на свадьбе! А не, извини, задрипанка какая! _ Отец
почесал затылок: правда, товар, грец его, чудесный, так и переливается,
как вода Припяти в солнечный день. Ганна в нем будто уже не Ганна, а
незнакомая красавица! И ей, видно, материя по душе: ишь как глаза сияют,
хотят, просят!
Но ведь копейки все на счету.
- Недорого, говоришь? Сколько ж оно? !..
- Не бойся. У тебя останется еще куча денег!
- Смеешься ты все, Нохим. Чтоб хоть хватило!
- Хватит, говорю. - Нохим перестал смеяться. - Я знаю, Тимох, что у
тебя сейчас неуправка. Сам женился и знаю, что такое свадьба! И, хоть ты
не позовешь меня, я дам тебе облегчение. Большое облегчение! Можешь
сейчас, Тимох, не платить всего. Заплатишь только каких-нибудь рубля три,
а остальное можешь и совсем не платить. Отработаешь какой-либо мелочью.
Съездишь зимой в Мозырь за товаром и разок в Юровичи...
Чернушка почесал затылок: деньги такие положить - три рубля, да еще
потом в Мозырь и в Юровичи в стужу переться! И все же, видно, надо взять -
очень уж Ганне к лицу!
- Но ведь дорого - страх! Столько денег и езды - шутка сказать!
- Ой, как ты скуп, Тимох! Ну хорошо, еще копеек двадцать скину. Раз уж
расход у тебя такой - свадьба!
Что ни говори, не все платить сразу, какое ни есть, а все же
облегчение. А там - бог судья. Пока дай бог свадьбу одолеть. Чернушка
вынул из-за пазухи тряпицу, развернул ее, стал считать деньги.
- Ну, меряй...
Нохим ловко крутнул рулон, развернул, отмерил деревянным аршином,
отрезал. Прежде чем сложить отрезанный кусок, он провел им по своей
ладони, чтобы все видели, как сияет-переливается ткань, аккуратно завернул
в бумагу.
- Носите на здоровье, мадемазель-девушка! И будьте счастливая в этой
кофте!
С Нохимом уже заговорил другой покупатель, но когда Чернушка пошел к
двери, торговец перевел разговор, поинтересовался: