Страница 50 из 233
Хотелось померяться с другими силой, ловкостью - работать вперегонки.
Брал и брал болотное тесто, бросал и бросал наотмашь.
Вспомнилось, вот так же копал окопы, только были они либо в сухом
ельнике надприпятской гряды, либо в песке среди лозняков. Там, на гряде,
прочная воинская лопата часто скрежетала о камни. А тут - мягко, не
слышишь, как входит в трясину железо. Болотная жижа оплывает с краев.
Песок тоже сползал...
Как ни увлеченно бросал лопатой, на дорогу от цагельни все же
поглядывал - тянулась еще группка куреневцев.
В ней - Ларивон и Евхим Глушак. Увидев их, как обычно, почувствовал
досаду не добился суда над Ларивоном и Евхимом за драку! Выкрутились
как-то, - Хадоська, говорят, псгмогла: кинулась выручать своего Евхимку.
Уговорила глинищанского беднягу - тот сам вступился за них... Ну ничего,
теперь небось подумают, прежде чем в драку лезть! А полезут - в другой раз
не выкрутятся!
- Поздновато, герои! - встретил их Хоня.
- Ничего, успеем! - Ларивон могучей рукой легко покрутил лопату. - Не
очень-то наработал ты без нас, что рот раззявил?
- Сделал кое-что!
Евхим бросил взгляд на Ганну, буркнул строго Ларивону:
- И ты - языком не трепли! - Он спросил Миканора вежливо, послушно: -
Какой приказ будет?
Миканор воткнул в топь лопату, в мокрой, порыжевшей от грязи одежде
вылез на дорогу, пошел отводить делянку. Ларивону не хо.телось лезть в
болотную жижу: это было хорошо заметно по его жирному хмурому лицу. Евхим
же, увидев свою делянку, захохотал:
- Вот это работка! И наработаешься, и накупаешься!
С тем же веселым, беззаботным хохотком он шуганул в топь, озорно позвал
Ларивона:
- Лезь, не жмись! Каяться не будешь!.. Ну, лезь же скорей! А то, гляди,
сколько другие сделали! Не догонишь!..
Над Ларивоном начали посмеиваться. Он злобно выругался, стал
подворачивать штаны.
Медленно, недружно, кто пешком, кто с подводой, куреневцы все же
собирались. Миканору не раз приходилось вылезать из болота, отмерять
делянки, показывать, где и что делать.
- Э, начальник, отстаешь! - сказал ему Хоня, копавший рядом с ним.
Другие поддержали:
- Не с кого пример брать!
- Не с кого!
- Это еще посмотрим! - задиристо крикнул Миканор, берясь за лопату.
Но только прокопал метра полтора, как снова пришлось вылезать:
притащились еще трое.
Как раз въехал на греблю с возом земли Чернушка. Телега подскакивала на
бревнах и ветвях, трещавших под колесами. Чернушка обогнул несколько
горок, свежо желтевших на гребле, остановил коня и вытянул из-за ручек
телеги доски. Часть земли обвалилась. Он взял лопату и стал сбрасывать
остальную - начала расти еще одна горка.
Миканор велел тем, что только сейчас подошли, разбрасывать горки,
ровнять, утаптывать землю. Он хотел было опять взяться за лопату, как
Хоня, выбравшись из канавы, остановил его:
- Постой! Знаешь, что я надумал? Ни к чему это, брат, что ты за лопату
хватаешься. Тебе все время людей надо видеть, знать, кто чем занят. Чтоб
каждый чувствовал, что он под руководством, под присмотром, значит, а не
сам по себе, как овца какая-нибудь. А ты роешься там, как крот, но - не
обижайся - того не видишь, как другие копают - глубоко ли, по линейке ли.
- Это - не секрет - я и сам думал, - признался Миканор. - Да говорить
будут - гуляю, мол.
- Пусть говорят, кому хочется. А если уж взялся руководить, так
руководи!
Еще раньше такой совет давал ему Рудой Андрей, но Миканор и слушать его
не стал. Хотелось взяться за самое трудное, чтобы видели, как надо
работать. Думал, что всюду управится. Теперь слова не сказал против
совета, видел - они были правы: почти не следил за другими, не руководил.
- Докопай тут, дядько, - сказал леснику Мите, - а то я только и делаю,
что лезу в канаву да вылезаю...
- А, сдался, - поддел дядька Игнат.
- Сдался...
И кто бы мог подумать: только начали, а уже сколько сделано не так, как
требовалось. Оказалось, один суживает канаву, другой взял мелко, третий
края повел неровно. Не очень приятно поправлять старших, но ничего не
поделаешь, надо: порядок должен быть. Дядьки все-таки видели в нем
начальство, почти не спорили, послушно делали то, что он говорил. Только
иной раз виновато оправдывались, но слушались, исправляли.
- Мелко! - сказал Миканор, подойдя к Ларивону.
Тот, будто не слыша, лениво швырнул под ноги Миканора грязью.
- Глубже надо! Не меньше чем полтора аршина...
- И так хорошо!.. - Ларивон снова бросил грязь.
- Полтора аршина, не меньше.
- Правильно! Копай, копай, Ларивон! Не ленись! - захохотал Евхим.
Ларивон отрезал:
- И этого хватит!
- А я говорю - мелко! - не уступал Миканор.
Ларивон воткнул лопату в грязь, неуклюже вылез из канавы.
- Сам копай, если мелко!
- Я за тебя копать не буду! А ты - пришел, так делай!
Как положено!
- А не хочешь, так катись отсюда! - поддержал Хоня.
Он весело поддел: - Да мать за себя пришли!
Миканор видел, как злобно покраснел Ларивон: допекло все-таки! Только и
нашелся Бугай, что выругался в ответ, но Миканор уже кончил спор, шел
дальше. Уже за собой услышал веселый хохоток Евхима.
Остановился среди тех, кто мостил греблю. Их теперь было намного
больше, чем вначале. Миканор намеренно не назначил тут старшего, - знал,
что и без того руководить дядьками будет Андрей Рудой. И верно, еще из
канавы Миканор видел, как Рудой хлопотал, бегал, командовал... Вот и
теперь хмурый Прокоп обрубал топором ветви с ольхи, а Рудой суетливо,
горячо что-то доказывал ему. Но Прокоп, казалось, и слушать не хотел,
отвернулся. Андрей забежал на другую сторону, наперед.
- О чем спор?
- Да вот, та-скать, ветки не обрубает, - бросился за поддержкой к
Миканору Рудой. - Те, что торчат вниз или вверх, обрубает. Они, та-скать,
мешают уложить дерево на землю, торчат. Он, следовательно, срубает их и -
правильно, что срубает.
Прокоп уже стоял, хмуро сжимал волосатой рукой топорище, молчал.
Миканор перебил Рудого:
- Так о чем же спор?
- Да о том, что он не все ветки счищает. Те, что сверху и снизу,
срубает/ а те, которые по бокам, та-скать, обрубать не хочет! Думает,
следовательно, - можно мостить на них другие бревна и слеги. Что,
та-скать, совсем неправильно!
- Почему неправильно?
- Так по ним потом будешь ехать как на пружинах! Подкидывать будет!
Прокоп пренебрежительно сплюнул. Было видно: то, что сказал Рудой, он
считал глупостью, не стоящей внимания.
Миканор стоял между ними и чувствовал, что оба ждут его слова, оба
уверены в своей правоте. Ему никогда не приходилось мостить греблю, но то,
что говорил Рудой, казалось и ему пустой выдумкой. Почему нельзя оставлять
ветви, если с ними деревья будут лучше цепляться одно за другое?
"Жить не может, чтобы не намудрить чего-нибудь!" - подумал он о Рудом.
- Я думаю, что вы, дядько Андрей, напрасно беспокоитесь, - твердо
заявил Миканор.
Рудой загорелся:
- Я - напрасно? Вся новая наука, та-скать, этой мысли придерживается. А
то, что делает Прокоп, это - вредное заблуждение!
Миканор какое-то время работал с ними. Пока он был рядом, оба
сдерживались, но Миканор чувствовал, что, как только он отойдет, споры и
нелады начнутся снова.
Надо было как-то развести их, поставить тут кого-то старшим.
К Андрею у Миканора было больше доверия - работает от души; Прокоп же в
глаза никогда прямо не взглянет, - кажется, таит что-то про себя. И все же