Страница 4 из 5
Потёк после Бренковых слов пир чередой светлой, хотя и чинной. Великий князь московский любил обильное застолье. Однако берёг своё достоинство. Сам хмельное принимал в меру. И от других требовал того же.
На княжеском подворье — иное. Торжественности менее, веселья более. От великокняжеского пиршественного стола много чего остаётся. Со знатным избытком готовят пристав-ленные к тому челядины. Али пропадать добру?
Средь великокняжеских воев в людской — молодой гудец, младший товарищ того, что развлекал-тешил великого князя и его гостей.
По говору сразу признали — рязанец. А коль скоро между Рязанью и Москвой давнее соперничество, принялись тому гудцу казать московские доблесть, удаль и силу.
Проворный Вася Тупик — ростом невелик, сух и словно бес подвижен, в алой рубахе, алой шапке и таких же сапогах, огонь чистый! —приступился к гудцу с верёвкой.
— Ты, парень, меня вяжи! Вяжи! Отказывался гудец:
— Пошто я тя вязать буду? Без вины-то...
Третий мужик, что странствовал со стариком гудцом, именем-прозвищем Хряк, росту огромного, с головой и бородой рыжими, прикончивши шестую по счёту посудину пенистого пива, рёк густым басом:
— Чего суетишься, красивый! Будто страшнее кошки
зверя нет. Дай-кася верёвку мне!
Бориска, парень тринадцатилетний, верная Васина тень, дёрнул друга за огненный подол:
— Отступись...
Вася шалыми глазами повёл.
— У вас в Рязани, сказывают, пироги с глазами - их едят, а они глядят. Потрудись, сердешный. Мы тоже посмотрим!
Хряк верёвку взял. Со вниманием обследовал, нет ли подвоху. Спросил:
— Спорим на что? Али так?
— Так!
Злорадной улыбкой расплылся Хряк.
— По мне, и так ладно! Дозволь только досмотр малый...
И без спросу привычными, должно, руками по одежке -шасть!
Лёг на стол нож, что висел у пояса. И второй, о коем даже Бориска не ведал, Хряк выдернул из-за голенища Васиного сапога.
Теперь, хороший, изволь назад рученьки!
Дивной выходила потеха. Для самого Васи лихая. Вместе с Бориской другие Васины приятели пожалели, что связался тот в весёлом духе с чужаком.
— Али передумал?
— Я, милок, думаю однажды. Зато крепко! — ответствовал Вася Тупик, приметно, однако, изменившись в лице.— Ты повяжи меня, с остальными выйди-ка потом из людской.
— Как прикажешь, родненький! — молвил чужак. И наложил на Васины руки верёвку.
В безмолвии глядели великокняжеские вои на то, как рыжий рязанец вязал Васю Тупика. Сноровисто вязал. С великой силой. Свекольным цветом залились оба от натуги.
Андрюха, прозвищем Волосатый, не стерпел, сказал с угрозой:
— Ты бы, товарищ, полегче...
Зыркнул на него свирепо Вася Тупик. Отступил Андрюха с видимой досадой.
Закончил дело рыжий. На Васю без улыбки поглядел:
— Надо бы рот заткнуть, да уж ладно. Едва ли тебе зубы помогут...
И, руки отряхнувши, первым вышел из людской. За ним гуртом и молча — остальные.
Бориска видел: губы прикусил от боли Вася. Славно потрудился Хряк! Запнулся было на пороге, Вася прохрипел гневно:
— Иди! Чего стал?!
Покинул людскую последним Бориска. Бережно прикрыл дверь. Стоял теперь чужак промеж великокняжеских воев без прежней уверенности. Должно, хмель сходил. Чуял: далече зашла шутка. Да на попятную охота ли идти?
Тянулось время, ровно дряхлая кляча, медленно. Мрачнели на глазах мужики. И когда ожидание сделалось вовсе тягостным, открылась дверь, из людской, разминая руки и кривясь от боли, вышел Вася Тупик.
Кажись, рыжий Хряк обрадовался более всех.
— Твоя взяла!
Руку протянул: мировая, мол!
Вася свою отвёл назад. Сказал сумрачно:
— Счастье твоё, парень, вроде как гость ты на великокняжеском подворье.
Андрюха Волосатый норовом был круче Васи. Чужака, кажись, легонько и тронул по шее ниже затылка ребром ладони. Да, похоже, знал куда. Повалился навзничь свиной тушей Хряк. Глаза закатил.
Андрюха глумливо подал руку:
— Прости, весёлый человек! Чужие шутки уважаем. Однако и свои держим про запас...
Вася на друга рявкнул цепным кобелём:
— Зачем? Уговор был!
— А человека калечить — тоже уговор?!
— То уж от совести...
— От дурости! — подал сердитый голос Родион Ржевский, начальник Васи Тупика и сотни воев.—А может, от чего похуже...
Пришлось бы рыжему Хряку давать ответ. Да грянули события поважнее.
Через Константиноеленские ворота Кремля влетел всадник.
Без шапки — видать, потерял дорогой, — в распахнутом чекмене. С лицом, серым от пыли. Исступленно охаживал ее плетью загнанного храпящего коня. Шарахнулся люд в разные стороны. Великокняжеская стража кинулась было преградить путь. И тогда по стражникам загуляла витая ремённая плеть. Иные схватились за сабли. Кто-то лук выхватил и, приложив стрелу, рывком натянул тетиву. Худо пришлось бы всаднику, да Родион Ржевский закричал во всю глотку:
— Стойте, ребята!. Это ж свой! Андрюшка Попов из степной сторожи!
А тот прямо к великокняжеским палатам.
На ходу скатился с коня и в пыльных сапогах, расхристанный, минуя оторопелых слуг,— в трапезную, где пировал великий князь.
Распахнул наотмашь дверь, перевёл дух.
Великий князь поднялся в гневном изумлении:
— Ополоумел, чадо? Или хлев здесь?!
— Государь Дмитрий Иванович, беда! Идёт па тебя и на Русскую землю царь Мамай со всеми силами ордынскими, а ныне он на реке Воронеже...
Великий князь, должно, всего ожидал, только не такой вести,—кубок, что в руке держал, о стол грохнул.
— Ну, окаянные! Мало им Бегича! Недостало Вожи! Ужо устроим пир вам, без медов и сладкого пива!
Повскакали гости и ближние князю люди. Шумно сделалось. Степного вестника — на разрыв: что да как? Верные ли сведения? Кто с Мамаем ещё? Много ли собрал войска?
На следующее утро из Москвы по Коломенской дороге скакал отряд-сторожа, во главе с Родионом Ржевским. Было в нем семьдесят девять крепких юношей. И среди них Василий Тупик с Бориской. Путь лежал к притоку Дона— реке Быстрой Сосне. От великого князя был строгий наказ: разведать Мамаевы силы и обязательно добыть «языка». Важного. Кого-нибудь из Мамаевых придворных, досконально знающего военные планы Золотой Орды и тайные помыслы её правителя.
Едва рассвело, великий князь сам вышел к воинам и напутствие закончил так:
— Без «языка», други, не возвращайтесь. И надобно всё устроить быстро, без промедления!
Спорой рысью, вздымая пыль, двинулись всадники. Кабы страшились одного княжьего гнева. Разумели: судьба земли Русской, жизнь родных и близких зависят сейчас от них, от их смелости, умения и сноровки.
Ордынский вельможа, что был надобен, не курица. Ухватишь ли голыми руками? Держит подле себя надёжную, крепкую охрану. Потому задача и для бывалых воинов была тяжеленька. Понимал всякий, исключая, может, Бориску, что голову тут куда легче сложить, чем сладить дело.
Глава 3. МАМАЙ
Благодатны южнорусские степи.
Два человека неторопливо беседуют о них, сидя на мягком персидском ковре за изысканной трапезой.
Царевич Бадык-оглан благодарит наклоном головы хозяина и продолжает прерванную речь:
— Во всем мире не может быть земли приятнее этой, воздуха лучше этого, воды слаще этой, лугов и пастбищ обширнее этих...
Его собеседник, всесильный правитель Золотой Орды