Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 5



Глава 1.НА РУССКИЕ ХЛЕБА

 Всадник едет по степи. Ветер бьёт ему в лицо. Дёргает подоткнутые полы старого халата. Норовит сорвать засаленную войлочную шапку-колпак.

Где-то позади, в далёкой дали, за зубчатыми горными хребтами, плещется, играет тёплое, ласковое море.

Русское море.

Впереди — также отсюда незримые — лежат обширные плодородные земли, с густыми лесами, тучными полями, сочными лугами.

 Русские земли.

А вокруг раскинулась-распласталась степь. Голая, пустынная. Побуревшая под знойным солнцем. Когда-то и тут селились русы. Но однажды накатились чёрной лавиной орды Чингисханова внука, хана Батыя, и обезлюдели степи. Словно вымерли.

Редкие каменные истуканы - память о некогда живших здесь, а ныне забытых народах — провожают всадника мёртвыми пустыми глазами. Просвистит возле своей норы осторожный суслик. Полыхнёт рыжим пламенем в сухой траве мышкующая лисица. Тяжело поднимется степенная дрофа. Вот и всё.

Ровной иноходью бежит мохноногая крепкая лошадка. Мягко постукивают о землю неподкованные копыта.

Бесстрастно тёмное, обожжённое солнцем, загрубевшее на ветрах скуластое лицо всадника — ордынского пастуха-воина Тангула.

Далеко отсюда находятся земли его предков. Ох, как далеко! Месяцы изнурительного пути на восток нужны, чтобы добраться до них. Однако ещё дед Тангула помнил родные места. Слабым дребезжащим голосом рассказывал о голубом Керулене — реке своего детства, высоком синем небе, горбатых, словно верблюжьи спины, далях. И старческие слёзы струились по глубоким морщинам.

Голубой Керулен! По-прежнему ли чисты и звонки твои воды? Помнишь ли тех, кто селился по твоим берегам? Знаешь ли, где теперь кочуют их правнуки, далёкую чужбину называя своей землёй?

Усмехается Тангул.

Его, как и всё воинство, всех людей Золотой Орды, русы называют татарами. Неведомо им, что у великого божественного Чингисхана, основателя огромной империи и покорителя бессчётных народов, среди соплеменников-монголов не было врагов злее этого племени. Неисчислимое множество их было истреблено по его приказу. И надо же! Русы — и не они одни — всех воинов, вылетевших из гнезда повелителя вселенной, зовут бессмысленно татарами, равно как и многие тысячи иных, кто волею или неволею присоединился к ним.

Презрением исполняется всадник в рваном халате, перехваченном старым линялым кушаком, цвет которого, пожалуй, не угадать и самому хозяину.

Пусть называют как хотят! Лишь бы боялись. Трепетали от страха при виде ордынского воина!

Злобно грызутся между собой правители. Оттого дробятся силы степного воинства. Но теперь власть, похоже, попала к верному человеку, военачальнику Мамаю. Все земли справа от реки Итиль, или, как её называют русы, Волги, у него под рукой. Кто знает, быть может, именно ему суждено возродить былое могущество Золотой Орды?

Словно влитой сидит в седле Тангул. К коню привык с детства.

Одно скверно: лошадь чужая и седло не своё. Принадлежат Алтанбеку, вельможе всесильного Мамая.



Волка, по пословице, кормят ноги. Воина — храбрость и удача. Храбрости не занимать Тангулу. А вот удача — вроде той лисицы-огнёвки: мелькнёт-поманит и скроется. Ищи ветра в поле!

Много раз ходил Тангул на русов. Да всё без большого для себя проку.

Только на Пьяне-реке три года назад, когда водил их на русские земли стремительный и хитрый царевич Араб-шах, улыбнулось Тангулу счастье. Захватил богатую добычу: трёх кровных скакунов, осыпанную драгоценными каменьями саблю и золочёные доспехи со шлемом. Стал после Пьяны десятником. Хоть и самым малым, а начальником. Был то не бой, а скорее побоище. Русских, обманутых местными князьками, застигли врасплох. Что из того? Может, славы и меньше. Зато добычи больше. И досталась дёшево.

Но тем Тангулова удача, заманно сверкнув золотом и серебром, изошла, кончилась.

В позапрошлом году пошёл на Русь, по Мамаеву повелению, мурза Бегич. Рвались вперёд ордынцы, предвкушая жирную поживу. И просчитались. Ожглись шибко. Московский великий князь Дмитрий Иванович выдвинул свои войска в Рязанскую землю на реку Вожу. И столь знатно встретил незваных гостей, что откатились они, бежали в великой панике, побросав своё добро. На реке Воже потерял Тангул всё, чем поживился на Пьяне. Рад был, что сам цел остался. Мурзе Бегичу и многим иным так не посчастливилось. Устлали своими костями Русскую землю. Остались в ней навеки. Так-то!

Одного руса тогда зарубил Тангул. Не силой или ловкостью взял —хитростью. Кинулось отступать Бегичево воинство. Тангул со всеми. Услышал краем уха, скачет за ним русский. Кинул быстрый взгляд. Увидел: смеется весёлый белобрысый рус, саблей для острастки грозит. Видно, доволен, что обращены враги в бегство. Озлился Тангул, коня придержал, и, внезапно обернувшись, сильным ударом рассек белобрысого от плеча до самого пояса. На всю жизнь запомнились Тангулу голубые изумлённые глаза руса, никак не ожидавшего такой смерти. Надумал пощадить вражеского воина. Да Тангул того не решал.

С гордостью, многословно рассказывал об этом случае друзьям-приятелям. А сыну своему Сеиду назидательно добавлял:

— Чти отца своего! И учись!

— Может, после него остались дети...— укорила Тангула жена.— Сладко ли им?

— Аллах велик!— высокомерно изрёк Тангул.— И с ними, глядишь, повстречаемся!

И, сами не ведая, оба оказались правы. Было у руса двое детей: сын — Бориска и дочь — Настя.

С Бориской и впрямь суждено было в недалёком будущем свидеться ордынскому воину Тангулу.

Теперь Тангул опять рядовой воин. А за бедностью — пастух у Мамаева вельможи Алтанбека.

Сегодня отводил красавца арабского скакуна - подарок своего хозяина — другому, ещё более важному человеку, Бадык-оглану, царевичу из рода великого Чингиса. |

Старший табунщик придирчиво осмотрел коня. Сказал:

 — Следуй за мной!

Спешились оба перед большим белым шатром царевича. От одного из приближённых, важного одноглазого старика монгола, получили короткий приказ:

— Ждите!

Сизый дымок вился над шатром. Щекотал-дразнил запахом варёной баранины, сдобренной тонкими иноземными пряностями. Туда-сюда шныряли проворные, вёрткие слуги. Несли блюда с ароматными кушаньями. Тангул глотал слюну: не ел с самого утра. Да и разве сравнить его просяную похлёбку с тем, что подавали Бадык-оглану?

Богато живёт царевич! Хорошо живут мурзы, беки и другие важные люди. Всего вдоволь: коней, верблюдов, овец, рабов. Ему бы, Тангулу, так!

Громкие голоса, смех доносились из шатра. Царевич обедал не один, принимал гостей. Старший табунщик, только что заносившийся перед Тангулом, сделался тише воды, ниже травы. Терпеливо вместе с Тангулом ждал, когда позовут.

Солнце склонилось к заказу. Из шатра наконец вышел Бадык-оглан. Молодой, румяный. Росту невысокого. Коротконогий, безбородый. В груди широк. Глаза от выпитого кумыса блестящие, хмельные. Шёлковый, небесного цвета халат распахнут. Следом за царевичем— гости.

Одноглазый придворный почтительно доложил о подарке.

Милостиво кивнул Бадык-оглан. Тонкой, унизанной перстнями рукой небрежно потрепал коня по шее. Приказал что-то коротко и скрылся в шатре, сопровождаемый шумными гостями. Коня увели. А Тангулу вынесли миску баранины. Малость остыла, но сочилась ещё золотистым жиром и благоухала так, что сводило скулы.