Страница 4 из 31
— Так не разговаривай, Илюшенька, я ж никому не навязываюсь, ко мне сами люди идут!
— А это потому, что Зло привлекательно!
— Ну так я ж не убиваю никого, ты что?
— Еще как убиваешь! От тебя все беды людские. Чего ж хорошего, когда люди перестают действовать, двигаться, залегают на печи и начинают в носу глубокомысленно ковырять, о судьбах Мира думы думать. А Мир в это время хоть тресни — им до него и дела нет! Им бы только поговорить об этом…
— Дык не всем же Героями быть, кому-то и полежать полезнее. Вон ты ж сам на печи тридцать лет и три года пролежал, и ничего…
— Очень даже «чего»! Да если бы я до того времени на ноги встал, разве я бы допустил, чтобы сильные слабых обижали, враги границы нарушали, злодеи жертв убивали?
— Так слабые в борьбе свою силу получают, враги границы защищать заставляют, а про убийства… Тут вопрос многогранный! Ты ж тоже меня убить пришел, разве нет?
— Точно! И мозги себе запудрить не дам! Даже и не старайся. Я тебя не слышу.
— Вот оно и плохо, что не слышишь. Ты ж только себя и слушаешь, Илья-богатырь. Есть два мнения — твое и неправильное. А люди ко мне идут, потому что разобраться хотят, понять…
— Что они там у тебя почерпнуть могут, Чудо-Юдо ты поганое? Только как пузо чесать да раздумья размышлять!
— Ну и пусть себе размышляют, разве это плохо? Зато вреда тоже никакого не причинят.
— Плохо! Вот от таких, как ты, все Зло! Очень уж привлекательно это — бездействие да самоуглубление. Эвон какую норищу соорудил — небось до центра Земли докопался! И сам окопался в ней, лопатой не выковырнешь! Тушу-то вон нарастил — глядеть тошно! Образ у тебя какой-то… Безобразный, вот! Тебе самому-то не противно???
— Нет, мне — нет. Я ж чистый разум, мне образ ни к чему! Живу в недрах, вылезаю только когда богатыри тревожат. А там, в норе, бесформенным быть удобнее — растечешься, все пустоты собой заполнишь, и так органично в пейзаж впишешься, что полная гармония!
— Так некрасиво же!!! — взвыл богатырь, судорожно хватаясь за меч. — Красота спасет Мир, это общеизвестно, понятно тебе, чудовище???
— Илюш, кроме красоты есть целесообразность, если ты слово такое слышал… Ко мне ж не жениться сюда приходят, а за мудростью. Посидеть, поговорить, подумать, в себе разобраться. А ну как я на Василису Прекрасную было бы похоже, о чем бы ты сейчас думал?
— О любви, вестимо, — невольно усмехнулся Муромец.
— Так Василису-раскрасавицу любой дурак полюбит, а ты вот меня полюбить попробуй! Да не в смысле жениться, а как явление природы и носителя разума. Со всей моей бесформенностью и на тебя непохожестью.
— Нужно мне больно — тебя любить! — возмущенно фыркнул Илья. — С чего бы я вдруг тебя любить начал, ежели я тебя Злом считаю?
— А ты попробуй во мне найти ну хоть что-нибудь хорошее, — попросило Чудо-Юдо. — Глядишь, и просветление тебе выйдет.
— Нет в тебе ничего хорошего, — непримиримо сдвинул брови Илья. — И все, кончай бодягу! Начинается Решающая Битва! «Это е-е-есть наш после-е-едний и реши-и-ительный бо-о-ой!» — затянул Илья Муромец, замахиваясь двуручным мечом.
Первый улар разрубил чудовище надвое, оно хлюпнуло и тут же сомкнулось за лезвием. Второй удар пришелся наискось — только брызги во все стороны полетели. Потом удары посыпались градом, Илья только меч заносить-опускать успевал.
Вскоре Чудо-Юдо было изрублено в капусту. Хотя — нет, какая капуста? Лужей растеклось у могучих богатырских сапог. Даже не пузырилось.
— То-то! — горделиво сказал Илья, утомленно утирая лоб. — Вот так мы, богатыри, поступаем со всем Злом на Земле.
Он еще немного полюбовался на дело рук своих, вытер меч о траву, вложил в ножны и отправился прочь от пещеры — на отдых.
— Умаялся, бедный, — посочувствовало Чудо-Юдо, открывая один за другим все свои глаза. — Это сколько же у нас Решающих Битв было с начала лета? Пожалуй, третья уже… Да, нелегка жизнь богатыря, нелегка. Сначала Зло найти, потом на бой вызвать да искоренить, а оно все появляется да появляется.
Чудо-Юдо потихоньку стало собираться в кучку, принимать какую-никакую форму, а потом неторопливо втягиваться в нору.
— «Красота спасет мир», — вспомнило оно напоследок. — Это да, это конечно! Только красота — в глазах смотрящего! Как бы нашим богатырям такую простую штуку понять?
С этими словами Чудо-Юдо окончательно скрылось в своей Обители Зла, и вокруг вновь воцарились тишина и умиротворение.
…Илья Муромец напарился в баньке, истопленной матушкой, взял кружку с квасом и вышел, весь благостный, на лавке посидеть, обсохнуть. По дверному окоему вверх ползла гусеница — жирная, мохнатая, зеленая. Поравнявшись с богатырскими глазами, подняла голову, рожками повела, словно поздоровалась, и степенно двинулась дальше. Илья хотел ее прихлопнуть, но как-то засомневался и не стал.
— А глаза у этой туши безобразной все ж таки красивые, не хуже, чем у Василисы, — задумчиво промолвил Илья. — Тьфу! О чем это я? Какие, на фиг, глаза??? Опять мозги мне запудрило Чудо-Юдо поганое! Не-е-ет, надо хорошенько подготовиться — и устроить ему Решающую Битву! Чтобы впредь неповадно было богатырям головы морочить!!! Уж это мне Мировое Зло!
В тот же час «мировое зло» в лице Чуда-Юда, уютно растекшись по норе, размышляло о том, что, если есть Герой — Злодей просто обязан появиться. А то с кем Добро будет биться за правое дело, как ему еще закаляться? Интересно, а можно ли обойтись без Зла, при этом сохранив Миру Героев? Мысль была интересная, ее следовало тщательно рассмотреть со всех ракурсов. До следующей Решающей Битвы еще оставалось много времени, и Чудо-Юдо, расположившись поудобнее, с удовольствием стало размышлять о судьбах Мироздания.
— Ну и что к чему ты мне рассказала? — хмуро спросила я. — Сказка, конечно, хорошая, ничего не скажу. Но при чем тут я?
— Ну ты же сказочница. Подумай, — флегматично заметила Эльфи. — Примерь на себя героев, идентифицируй с собой…
— Да знаю я, как это делается! — с досадой сказала я. — Только вот… Они мне оба не очень-то нравятся. Если честно.
— Да-а-а? А почему?
— Добрый Молодец, вроде на первый взгляд и ничего. Энергичный он такой, жизнелюбивый, волевой… Хотя, конечно, не без недостатков.
— А какие у него недостатки? — подбодрила меня Эльфика.
— Имеется некоторое самолюбование. Ксенофобия — это да, согласна. Не приемлет он того, что в его представления о прекрасном не укладывается. Ну, определенная стереотипность мышления наблюдается. Хочет, чтобы победило добро, но что есть добро — как-то не определился. Ну, и иллюзии, конечно. Говорит, что за добро горой, а сам чуть что — за меч хватается. В общем, нормальный представитель человечества. Среднестатистический.
— И что, среднестатистическая моя, на тебя это похоже?
— Ну да, — созналась я. — Есть такое дело. Грешна. Но работаю в этом направлении! Воспитываю в себе толерантность.
— Неужели? — скептически протянула Эльфика. — Ну, сейчас проверим. А как тебе второй герой? Который Чудо-Юдо?
— В принципе, и у него свои плюсы есть, — подумав, сказала я. — Ум, мудрость, незлобливость… Но какой-то он слишком уж аморфный. Бесхребетный — это ладно, строение такое. Но… какой-то он никакой. Лично мне такое «полужидкое» существование не по душе. Честно.
— А между тем ты именно такое и ведешь, — уличила меня Эльфика. — Скажи, что нет?
— Ну уж нет! — уязвленно вскинулась я. — Ничего подобного! Я бодрая, энергичная, в обеденный перерыв гимнастику ежедневно делаю, и вообще…
— И вообще, этим и ограничилась, — завершила за меня Эльфика. — Дом-работа, с редкими выходами за пределы этой схемы. И на работе, и дома — за компьютером сидишь. И все время думаешь, думаешь, думаешь…
— А как же мне не думать, если я работник умственного труда? — стала оправдываться я. — И компьютер, опять же, не прихоть, а рабочий инструмент. Что придумала — то и записала. На работе — бумаги, дома — сказки.