Цена

ВИКТОР. Прекрасно понимаю и вижу, куда вы клоните. И не так уж я молод.

СОЛОМОН (презрительно). Вам что, сорок? Ну сорок пять?

ВИКТОР. Почти пятьдесят.

СОЛОМОН. Пятьдесят! Да вы еще ребенок!

ВИКТОР. Да, тот еще ребенок.

СОЛОМОН. Боже, где мои пятьдесят? Да я женился в семьдесят пять.

ВИКТОР. Ну-ну.

СОЛОМОН. Что вы сомневаетесь, она всё ещё живет на Восьмой авеню. Потому-то я и утекаю, что не хочу, чтобы она своими лапами… Птичек, видите ли, любит, У нее в доме их, наверное, сотня. Даже в супе перья плавают. Что ж, я птичкам посвящать свою жизнь должен?

ВИКТОР. Мистер Соломон, я сочувствую вашим проблемам, но они ваши. (Встаёт). Больше времени у меня нет.

СОЛОМОН (отчаянным жестом его останавливает). Но я же покупаю! (Он сам ошеломлен и вновь осматривает все горы мебели). Я хочу сказать, я… (И все еще глядя на мебель). Значит, придется пожить еще. Я решил. Беру!

ВИКТОР (словно страхи СОЛОМОНА передались ему). Речь может идти лишь обо всем.

СОЛОМОН (сердито). Обо всем, обо всем! (Идёт за портфелем). Сейчас подсчитаю и дам вам такую цену, что вы сразу станете счастливы.

ВИКТОР (снова садится). Сомневаюсь.

СОЛОМОН вытаскивает из портфеля крутое яйцо.

Что еще, ужинать будете?

СОЛОМОН. Вы так долго со мной спорили, что я проголодался, а мне это очень вредно.

ВИКТОР. Вот еще!

СОЛОМОН (разбивая скорлупу бриллиантовым кольцом). А вы хотите, чтоб я с голоду умер? Я мигом.

ВИКТОР. Да, ну и дела!

СОЛОМОН. У вас соли не найдется?

ВИКТОР. Сейчас, разбежался.

СОЛОМОН. Пожалуйста, не расстраивайтесь. Я дам вам такую цену, что вы упадете, вот увидите. (Глотает яйцо. Потом смотрит на мебель и затем, как бы про себя, держа блокнот и карандаш наготове). Я это сделаю сейчас как счётная машина. (Начинает подсчитывать цифры в своем блокноте).

ВИКТОР. Ладно, не торопитесь, если это серьезно.

СОЛОМОН. Благодарю вас. (Дотрагивается до ненавистного буфета). У-ху-ху, так, хорошо… (Набрасывает цифры. Затем подходит к другой вещи и снова записывает).

ВИКТОР (после паузы). И вы действительно женились в семьдесят пять?

СОЛОМОН. И что в этом ужасного?

ВИКТОР. Нет, наверное, это прекрасно. Но всё-таки зачем?

СОЛОМОН. А зачем женятся в двадцать пять? Разве в двадцать шесть нельзя умереть?

ВИКТОР (тихо смеется). Наверное, можно.

СОЛОМОН. Это так же, как с подержанной мебелью — всё зависит от точки зрения. В мире все относительно. (Снова набрасывает цифры). Я женился в семьдесят пять, в пятьдесят один и в двадцать два.

ВИКТОР. Вы шутите.

СОЛОМОН. Если б я шутил! (Он работает, записывая цену на каждую вещь в блокнот, открывая ящики и всё проверяя. Заглядывает в тёмные места, включив при этом карманный фонарик).

ВИКТОР (наблюдая за работой СОЛОМОНА). Хватит шутить-то, сколько вам лет?

СОЛОМОН (выдвигая ящик). Девяносто пять. Это такое уж достижение?

ВИКТОР. А вы чертовски здоровы.

СОЛОМОН (поворачиваясь к ВИКТОРУ с одобрительной улыбкой). Давно уже ношу на себе эту ношу, но знаете, что самое смешное? Забываешь обо всех неприятностях. Вынул карандаш — и как будто в тебя что-то впрыснули. Откровенно говоря, моим телефоном уже можно пользоваться как половником, по нему никто не звонит. Я хочу вас поблагодарить. (Показывает на ВИКТОРА). Хочу сказать: сделано все как следует. Можно открыть?

ВИКТОР. Конечно, все, что хотите.

СОЛОМОН (подходя к шкафчику). У некоторых из них были зеркала. (Открывает шкафчик — оттуда вываливается свернутый коврик размером 3х5 дюймов). Что это?

ВИКТОР. Бог знает. Наверное, ковер.

СОЛОМОН (рассматривая коврик). Нет, это коврик для машины.

ВИКТОР. Ну правильно, да. Когда они ездили. Господи, я не видел его столько…

СОЛОМОН. У вас был шофер?

ВИКТОР. Да, был.

Их взгляды встречаются. СОЛОМОН смотрит на ВИКТОРА, словно пытается навести на него фокус. ВИКТОР отворачивается, а СОЛОМОН возвращается к шкафчику.

СОЛОМОН. Смотрите сюда! (Берет с полки складной цилиндр). Боже мой! (Надевает и смотрится в зеркало в шкафу). С ума сойти! (Поворачивается к ВИКТОРУ). Наверное, он был лихой парень!

ВИКТОР (улыбаясь). Вы так хорошо в нем смотритесь!

СОЛОМОН. И со всем этим так прогореть?

ВИКТОР. Что ж тут удивительного? За пять-то недель. Или даже меньше.

СОЛОМОН. Ого! И не смог потом ничего вернуть?

ВИКТОР. Некоторые так не могут — собирать, потом продавать, потом…

СОЛОМОН (бормочет). Гм. И что же он?

ВИКТОР. А ничего. Сидел вот здесь и слушал радио.

СОЛОМОН. Нет, чем он занимался? Что…

ВИКТОР. Ну, вначале разменивал доллары для автоматов. А в конце разносил телеграммы.

СОЛОМОН (с горечью и удивлением). Да быть не может? И сколько у него было?

ВИКТОР. О, очевидно, пара миллионов.

СОЛОМОН. Боже мой! И что произошло?

ВИКТОР. Ну, примерно, в это время умерла мать, но и это ничего не изменило. Просто некоторые так не могут — вверх, вниз — вот и все.

СОЛОМОН. Слушайте, я вам расскажу про вверх вниз. Я обанкротился в тридцать втором, в двадцать третьем мне тоже досталось. И в девятьсот четвёртом и в девяносто восьмом. Но я не сидел так…

ВИКТОР. Ну, вы другой человек. А он в это верил.

СОЛОМОН. Во что он верил?

ВИКТОР. В систему, во все. И, по-моему, считал, что виноват сам. А вы — вы приходите, вешаете на уши лапшу — и все слушают. Вам сто пятьдесят лет, вы рассказываете ваши хохмы, все в вас влюбляются — и вы забираете что вам надо.

СОЛОМОН. Не слишком вы любезны.

ВИКТОР. Не надо упрёков, а? Так каков ваш ответ? И не надо больше смотреть, вы и так все знаете наизусть.

У СОЛОМОНА, кажется, набор приемов истощился. Он медленно смотрит по сторонам; кажется, что мебель, как угроза или надежда, нависла над ним со всех сторон. Его взгляд устремляется на потолок, руки сжаты.

Чего вы боитесь? Купите — и у вас снова появится занятие.

СОЛОМОН (смотрит на него, как бы желая еще больше проникнуться уверенностью). Так вы не считаете, что я делаю глупость?

ВИКТОР. Кто знает, что такое глупость… Ведь вам же нравится…

СОЛОМОН. Нравится? Да я в нее влюблен!

ВИКТОР. Так берите. Столько планов, а реализация…

СОЛОМОН (доверительно). Сейчас я вам что-то расскажу. В последние несколько месяцев — прямо не знаю, что происходит — она мне является. Я говорил, что у меня была дочь, мир ее праху, и она кончила самоубийством?

ВИКТОР. Когда это произошло?

СОЛОМОН. Произошло в… шестнадцатом, во второй половине. Очень красивая, кукольное личико, огромные глаза и чиста как утро. И теперь — прямо не знаю, что происходит, — я вижу ее так же ясно, как вижу вас. Практически каждую ночь. Только ложусь — она уже сидит рядом. И ведь поделать ничего нельзя, поэтому я только спрашиваю: что происходит? Что происходит? Может быть, тогда я что-то не то ей сказал… Может быть, действительно что-то не то. Все это… (Смотрит на мебель). Да я не собираюсь здесь умирать, вы не бойтесь. Но… хотите правду? Минуту назад, когда я говорил вам, что у меня было три жены… (Небольшая пауза. Его страх растёт). В эту минуту я вспомнил, что их было четыре. Что, это так ужасно? Первый раз я женился в девятнадцать, в Литве. Понимаете, что я хочу сказать: никто не знает, что важно, а что нет. Вот сижу я здесь с вами и… и… (Смотрит на мебель). А для чего? Не то чтобы я её не хочу, Я её хочу, но… Понимаете, всю жизнь я был прекрасный борец — пойди что-нибудь у меня отбери. Я бил направо и налево, я дрался в шести разных странах, пару раз меня чуть не убили, и это было… Вот как сейчас, когда я сижу здесь и болтаю, и говорю, что это был сон, сон! Вы себе не можете этого представить, потому что…