Солнце слепых

Три с половиной часа корабль был в агонии генеральной репетиции. Тяжело дыша, подошли к берегу. Лягушки дружно попрыгали в воду. Пристали к острову, на котором сто двадцать лет назад беглые каторжники основали селение. Река обнимала остров, и эти объятия тянулись на двадцать верст. Ниже острова оба рукава реки встречались друг с другом и уже неразлучно текли почти до самого устья. Когда-то на острове был и лесок, и степь, и перелески, а сейчас поселок, поля подсолнечника, чахлой кукурузы, свиноферма и несколько крупных пасек.

- Константиновка!

Капитан помогал женщинам сходить по трапу на берег. Дамы, вступив на шаткий трап и балансируя на краю пропасти, вскрикивали и жадно оглядывались в ожидании помощи. Дрейк благодушно бубнил:

- Ручку, мадам. Осторожней, не оступитесь. Вашу ручку, мадам.

Анна Семеновна потом раза три воскликнула:

- Я коснулась его руки, и меня тут же пронзили десять тысяч ампер!

Не исключено, правда, что амперы прошибли ее изнутри.

На встречу «Клары Цеткин» вышло все население поселка. Агитбригаду встретили хлебом-солью, водкой и малосольными огурцами. Провели на центральную площадь. Пока вели, туда-сюда мотались пацаны, носились мотоциклы и велосипеды. Под глухой стеной спортивного зала школы были сбиты по случаю специальные подмостки для каблуков артистов из областного центра. Публика в выходных платьях и платочках лузгала семечки. Кто был в костюмах и галстуках, от семечек воздерживались. Солнце свисало над площадью, как золотой медальон. Официальное лицо, вытирая пот с красного лица, торжественно объявило начало концерта.

Несмотря на довольно-таки жаркий день, концерт удался на славу. Декламация и «речевки», гопак и трепак, хор и частушки, черные юбочки с белыми кофточками, папахи и буденовки, цыганские шали по плечам, руки в бока, шеи изгиб, ножки притоп, ручки прихлоп, глазки горят, зубки блестят, ах, молодость и задор! Зрители утирали слезы, так как было много чего и смешного, и печального. Артисты умывались соленым потом искусства. Анна Семеновна была всюду одновременно. От нее исходили энергетические потоки, на ней сходились лучи славы. «Триумф!» - раз сто воскликнула она.

После концерта часа в три пополудни состоялся грандиозный обед. Такого обеда остров не помнил уже лет сто. Последний раз так гуляли, когда на остров впервые ступила нога генерал-губернатора, от своих щедрот одарившего поселян продуктами питания, мануфактурой и выпивкой на год вперед. Странный по тем временам поступок! Он и сейчас выглядит несколько странно.

Вечером все отдыхали, а кому не моглось, уединились в зеленой зоне. Благо, остров был большой, и места всем хватило.

Анна Семеновна таки увлекла капитана на прогулку и шла рядом с ним, подпрыгивая и отмахиваясь от гнуса веточкой. Будто и не было позади репетиции, концерта, многих лет стремительно промелькнувшей жизни!

- Ах, какая прелесть! Какая первозданная прелесть! Вы только посмотрите!

- Только что посмотрел, - сказал Дрейк.

Анну Семеновну невозмутимость капитана приводила в восторг.

- Кэп! Вы прелесть что такое!

- Что такое? - поднимал седую бровь кэп.

Анна Семеновна поняла, что вот он тот единственный мужчина, который во всем мире нарасхват, вот она та самая половина, которую можно искать всю жизнь и так и не найти никогда, если только крупно не повезет хотя бы в конце жизни. Нет, не в самом конце, а где-то перед закатом. Ведь самое красивое в природе, если не брать восход, это закат. И не такое уж печальное это событие, а очень даже радостное и красивое.

- Капитан! Мне радостно сегодня! Как на катке или на параде Победы.

- Вы жили в Москве?

- Детство провела в Питере, а потом жила в Москве, Казахстане, снова в Москве. Где я только не была! В Бельгии не была, в Испании не была, в Голландии не была! Где я только не была! В Голландии в 1620 году за одну луковицу тюльпана можно было купить в Амстердаме три дома! - вспомнила вдруг Анна Семеновна.

- А я был как-то в Испании...

Глава 3

Пираты в камере

Шаги их затерялись на глухих тропинках острова, голоса заглохли, слова упали на землю и проросли корнями. Над зелеными кронами деревьев висело солнце. Птицы летали высоко в небе. До заката казалось еще далеко.

- Вот так я и оказалась тут, - закончила свою историю Анна Семеновна.

Она всю дорогу рассказывала о себе и превратностях судьбы, и ей очень хотелось оценить впечатление, которое произвел на капитана ее рассказ. Увы, похоже, никакого. Он шагал рядом в глубокой задумчивости.

- Вы не слушаете меня? - разочарованно спросила Анна Семеновна. Она-то была уверена, что рассказ о том, как ее с родителями репрессировали, заинтересует капитана. Увы, увы... Пожалуй, такого ничем не прошибешь, жаль...

- Почему же не слушаю? - возразил тот. - Очень даже внимательно слушаю. Ваша история напомнила мне историю одного семейства. Были у меня знакомые, Челышевы, - капитан посмотрел на нее, словно надеясь услышать: «Как же, знаю!» Помолчав, продолжил: - Их уже нет никого... Но сперва я вам расскажу о себе. В сороковом году меня ведь тоже арестовали, вернее, заключили под стражу. Не буду вдаваться в подробности, за что. Собственно, ни за что. Меня спасли, не поверите, мои рассказы.

- Поверю, - согласилась Анна Семеновна. - Вас сейчас спасет тоже только какой-нибудь рассказ. О пиратах!

Капитан посмотрел на нее, усмехнулся.

- О пиратах? Надо же, о пиратах. Как раз рассказы о пиратах меня и спасли. Ну не спасли, так предохранили от ряда неудобств. Тогда я, правда, был куда речистее. Ладно, попробую.

- Это репетиция. Жаль, магнитофона нет. Потом запишем - и в первый же номер журнала!

- Арестовали меня вечером, - начал капитан, - всю ночь допрашивал следователь, о чем, я так и не понял, а утром отвели в камеру, где было не меньше десяти человек. Я повалился на тюфяк и тут же уснул. Проснулся оттого, что в ногах сидел мужик и, посмеиваясь, что-то спрашивал у меня. Как зовут, понял я, и отмахнулся от него, как от мухи. Тогда он шильцем кольнул меня в ногу. Пришлось стукнуть его разок. «Ого!» - послышалось со всех сторон.

- Капитан, вы мастерски рассказываете!

- Но больше ко мне не подходили. День тянулся вечность. Я дремал, сбоку играли в карты. Проиграл тот, с шильцем. «Проиграл, Хрящ, - сказали ему. - Давай!» Он как-то затравленно взглянул на меня. Вечером на допрос меня не вызвали. Все как-то быстро угомонились и уснули. Я долго лежал без сна, но потом незаметно уснул. Засыпая, чувствовал на себе волчий взгляд. Приснилась одна знакомая. Ее звали... Фелицата было ее имя...

- Редкое имя, - Анна Семеновна посмотрела на бесстрастное лицо капитана. Ей послышалось, что голос его потеплел на этом имени.

- Редкое, - согласился Дрейк. - Она провела рукой со свечой перед моим лицом. Я вздрогнул, открыл глаза и успел перехватить руку с шилом. Это был Хрящ. Ударил его. Хорошо ударил. Никто не пошевелился, но я чувствовал взгляды из темноты. Утром его унесли. А меня только вечером вызвали к следователю.

Следователь тихим голосом задавал мне вопросы, глядел на меня тусклыми глазами и, похоже, собирался продолжать допрос до утра. Собачья работа, да к тому же ночная... Свет в кабинете, как и не свет был, а как прощание со светом. Гвоздев, его звали Гвоздев, был приятелем Ольги, а Ольга была свояченицей Изабеллы, моей... невесты...

- У ваших женщин такие красивые имена! - не удержалась Анна Семеновна.

- У каждой женщины красивое имя. Анна - чем не красивое? Прекрасное имя! Так вот, следователь ни разу не сорвался, хоть и уточнял все по три раза. Но о пиратах ни слова не спросил, хотя знал, что уж о ком, о ком, а о пиратах я много чего мог рассказать. Он даже на прощание сказал: «Это хорошо, что вы не стали заливать мне о пиратах. Мой вам совет, Дерейкин: позабавьте задержанных своими рассказами. Они это страшно любят».

На следующее утро меня окружили семь человек и молча разглядывали. Восьмой спал, а еще один лежал и поглядывал в нашу сторону. Не справиться, подумал я. Разглядывали молча, минуты три, целый раунд. «Чего молчишь? - произнес, наконец, один из них. - Давай про пиратов!» «Каких пиратов?» «Самых мерзких и отвратительных!» - захохотал тот. Ну, я и дал.