Солнце слепых

«Аудиенция» явно затягивалась. Дрейк уже пару раз поглядывал на часы. Даже встал, прошелся по каюте взад-вперед, постучал пальцами по томику Блока.

- Позвольте, капитан? - Анна Семеновна потянулась за книгой, полистала страницы. - Я вижу, вы любите его, вон какие захватанные страницы.

- У меня руки по локоть в крови.

- Шутник! А сами не пишете стихи? У вас удивительно поэтический взгляд на мир, и у вас та-кие глаза...

- Нет, воздерживаюсь. Хотя слово люблю.

- Это заметно. Только истинно ценящий слово скуп на него. Я имею в виду, разумеется, вас, мужчин, - вздохнула Анна Семеновна. - Жаль, что не пишете, жаль. А то я организовала литературный журнал, два дня тому уже объявила всем. А в вас я вижу талант незаурядного полемиста.

- Вам дали разрешение на издание журнала?

- Разрешение? Мне? Еще нет, дадут, это тьфу, - махнула рукой будущий главный редактор. - Не берите в голову!

- Я и не беру, - усмехнулся Дрейк. - Вообще-то в юности я забавлялся пиратскими историями. На радио выступал...

Анна Семеновна даже подскочила:

- Да что вы говорите! О пиратах? На радио?! Это же колоссально! В наше-то время, когда самый большой континент - Малая земля, - это же сногсшибательно! Да меня продирает всю от одной только мысли о пиратах! Эх, к ним бы попасть, а? - Анна Семеновна кровожадно взглянула на капитана. - Все, кэп, заметано! Как только оказываемся на суше, вы тащите мне все про пиратов! Scripta manent! [10]

- Прошу прощения, Анна Семеновна, мне пора на подушку, Морфей ждет. Этот разбойник - почище пиратов.

- О! Уже час ночи! - ужаснулась Анна Семеновна. - Простите, капитан, я несносна! Посмотрите, какая в небе луна! Сейчас вся Япония сходит с ума по полной луне!

- Полнолуние - время безумств и лопнувших куриных яиц, - заметил Дрейк.

Под утро Дрейк вышел на палубу, сел в кресло, закурил и задумался о предстоящей пенсии. О ней он никогда раньше не думал, знал только, что она впереди по курсу, где-то потом. «Что же я буду делать на ней?» - подумал он и поежился. Предутренняя синева веяла прохладой. Теплоход, дрожа телом от натуги и старости, плелся навстречу собственной пенсии. «Странно, что сейчас можно спать», - подумал капитан. Был синий час прозрачных мыслей, чистый и светлый час. В сутках, пожалуй, нет другого такого часа.

Два дня разговоры, вернее, пикировка Анны Семеновны с капитаном при случайных, а может, и преднамеренных с ее стороны встречах носила общий характер:

- Капитан!

- Да, мадам?

- А покажите-ка мне ваш линкор изнутри!

- Вас интересует гальюн?

- Но эти ступени ведут в трюм.

- Да, мадам, в трюм.

- А эти - на мостик?

- Вы совершенно правы, на мостик.

- Помните, как у эллинов.

- Помню, очень свежо!

У боксеров, как известно, хорошая реакция сохраняется на всю жизнь. У Дрейка же, в юности занимавшегося боксом, реакция была вообще мгновенной на любой удар, даже в форме летящего язвительного слова или безобидного острого словца. Жизнь закалила. Надо отдать ему должное: при этом он вел себя великодушно, как осознающий свою силу и превосходство противник. Дрейк или уходил от удара, или упреждал его, парировал, понапрасну не оскорбляя нападающего. Он наперед знал, куда ударит противник, ибо болевых точек у человека не так уж много, и главная из них - самолюбие.

Анна Семеновна решила взять быка за рога. Пожалуй, у такого рогов никогда и не было, подумала она. И это ее вдохновило. О танцах тема исчерпала себя. Нужна новая.

- Почему вас не видно вечером на палубе, капитан?

- Мне положен отдых, мадам.

- Отдых? От чего?

- От дел.

- О, простите! А когда же вы их начинаете?

- В четыре утра, на рассвете.

- Что вы говорите? То-то вас не видно в обществе!

На следующий день Анна Семеновна с трудом продрала глаза в четыре часа ночи («утра»!) и, пошатываясь, вышла на палубу. В кресле курил мужской силуэт. В полумраке это было очень красиво.

- Позвольте огоньку? - хрипло обратилась Анна Семеновна к силуэту и: - Позволите? - села рядом.

Силуэт щелкнул зажигалкой. Колеблющийся свет упал на лицо.

- Это вы, капитан? - Анна Семеновна задула огонек. - Предпочитаю прикуривать. Старая военная привычка.

- Воевали?

- У Доватора. А вы?

- В разведке.

- Швейцария, Берн?

- В Швейцарии, точно, Берн, а в Полесье болота. «Беломор»?

- Какое зрение у вас!

- По запаху.

- «Беломор», кэп. Это, капитан, наша общая с вами судьба. Но скажи мне кто повторить ее еще раз - ни за что!

- Женщине подходит имя Нетнетнизачто, - сказал капитан. - Я несколько месяцев провел на Севере. С берега наблюдал за передвижением кораблей. У меня тогда был один только шоколад и трава. Шоколад кусковой, горький, приличный шоколад, сейчас такого нет. Мешочек сухарей. Ручей с хорошей водой. Фляжка со спиртом. И нескончаемые дни и ночи, закаты и рассветы.

- Как хорошо вот так встретить утро, рассвет... Полюбоваться луной... Завидная у вас профессия, капитан! Везет же мужчинам: вы можете быть капитанами!

- Кому везет - тот и везет.

Ответ Дрейка привел Анну Семеновну в восторг.

- Все-таки как мало у нас женщин не только капитанов, но и в политике, - продолжила она, собираясь затем перевести разговор на себя. - Оттого и безобразий много, и жизнь плоха.

- Женщины идут в политику не от хорошей жизни, а - к хорошей.

- Все-таки в политику идет больше мужчин.

- Вот не думал, что вы феминистка. Не спится?

- Да вот что-то... - Анна Семеновна сбилась с мысли, зябко поежилась. - Свежо, однако. Не мерзнете?

- Надо чем-нибудь заняться, - посоветовал капитан, - коль не спится.

- Пробовала. Не получается. Разве что - спиться?

- Понарошку пробовали, - не отреагировал Дрейк. - А вы займитесь всерьез. Прямо сейчас.

- Вы серьезно? Чем?

- Поднимайте своих олухов на генеральную репетицию! Кстати, в десять часов будем в Константиновке.

- Да что вы говорите! В десять часов? Где тут у вас колокольчик?

- Есть ревун.

- А можно?

- Почему ж нельзя? Гена! Гена! Уснул, что ли? Посмотри, там впереди никого?

- Пусто, вроде.

- Ну-ка ревани!

- Да вы что, капитан!

- Ревани, ревани! Аврал!

От рева пробудился весь корабль. Кто выскочил, кто выполз на палубу.

- Что? Что случилось? Пожар? Тонем?

- Внимание! - раздался усиленный мегафоном голос Анны Семеновны. - Начинаем генеральную репетицию! Рейд Первой Конной!

Труба разбудила мертвых. Птицы заорали по берегам.

- Первая Конная! Запе-е-вай! «Мы красная кавалерия, и про нас буденовцы речистые ведут рассказ!» - Анна Семеновна маршировала, а ей в затылок выстроились ряды горластых и не протрезвевших буденовцев. От выдыхаемого ими перегара чайки с высоты падали замертво, а внизу их добивали стальные звуки трубы и мужских глоток. Девицы от восторга шалели. Орали кавалеристы отчаянно. От топота их ног проседала палуба, и корма виляла, как зад трусливого пса. Утренняя зорька стыдливо вспыхнула, но ее тут же безжалостно смял лихой эскадрон. Эх, где там Исаак Бабель? Вниз по реке с песнями и плясками сплавлялся то ли пиратский барк, то ли баржа с анархистами. Два рыбака в плоскодонке справа по борту побросали снасти, улов и попрыгали в воду. Дрейк давно не получал такого кайфа. Разве что, когда испанское корыто делало на его глазах поворот оверкиль. А так - это скользящий на полном вооружении кильватерный строй!

- Мадам! Я немею! Я тащусь! - Дрейк удивился: откуда у него эти слова? Не иначе, от студентов набрался.

Анна Семеновна, потеряв в этом реве лет тридцать, блестела глазами и играла телом. Концы красной косынки трепетали вокруг ее головы. По швам расползалась кофтенка. Белые спортивные тапочки не поспевали за ногами. И разве прав тот брюзга, кто уверяет: чем меньше остается жить, тем меньше, кажется, жил?