Страница 71 из 197
ее он сам возносился к покинувшей его подруге, к солнеч¬
ной, влекущей, незабываемой и бессмертной:
«О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна!
Глаза твои голубиные — иод кудрями твоими; волоса
твои как стадо коз, сходящих с горы Галаадской; как лен¬
та алая — губьт твои; два сосца твои как двойни молодой
сериы, пасущиеся между лилиями; живот твой — круглая
чаша, в которой не истощается ароматное вино; чрево
твое — ворох пшеницы, обставленный лилиями; как ты
прекрасна, как привлекательна, возлюбленная; о, как мно¬
го ласки твои лучше вина, и благовоние мастей твоих луч¬
ше всех ароматов! Сотовый мед каплет из уст твоих, неве¬
ста; мед и молоко под языком твоим, и благоухание одеж¬
ды твоей подобпо благоуханию Ливана! Запертый сад —
сестра моя, невеста, заключенный колодезь, запечатанный
источник!»
—
О-о-о! — Стой вырвался из груди Лаши; откуда-то
издалека или пз глубины его сердца нежный, ласковый
голос вновь позвал его:
—
Лаша!.. Лашарела!..
Царь поднялся, открыл дверь и вышел из опочивальни.
Дул ветер, и где-то звонил колокол. Нет, то был не ко¬
локол, это гремели бубенцы жертвенных тельцов Лашар¬
ской святыни, звякали подвешенные к ветвям древнего
дуба на взгорье ожерелья, гудела Арагви в половодье, зве¬
нели оружием идущие в бой дружины.
276
Помчался Лашарелы конь,
Тряхнув гишеровою гривой;
Лаша поскачет — и за ним
Уже туман клубится сивый;
Поможет подданным Лаша,
Везде поспеет конь ретивый.
То была песня воинов или колокольный звон? Долго
звучали в ушах царя этот гул и вой ветра.
С распахнутым воротом, всклокоченными волосами оч¬
нулся Лаша на старом кладбище. Он сам удивился, как
очутился здесь в глухую полночь.
Под деревом сидели могильщики, ели, пили и произ¬
носили здравицы.
—
Знатные поминки справил царь; и иа славу угостил;
как говорится, птичьего молока и того было вдоволь.
—
Говорят, в городе появилась чума. Если это правда,
будет у нас еще много такого птичьего молока.
—
Да, тогда наедимся до отвала.
Царя покоробило откровение могильщиков.
Несчастные, они мечтают о море и чуме, чтобы поесть
вдоволь!
—
Бедный наш царь!— проговорил один из могильщи¬
ков. Лаша прислушался.— Видно, сильно любил свою Ли¬
лэ! И как тоскует — постарел прямо иа глазах.
—
Эх, дружище,— возразил другой.— Царь-то найдет
себе еще красавицу. Ты лучше скажи, как теперь быть
бедному Лухуми. Вот он валяется иа могиле, как бездом¬
ный пес, и воет от тоски.
—
Да уж верно! — согласился первый.— Живую ото¬
брали, хоть мертвая ему достанется. Он любил ее! А царю
что?! Он-то не потревожит себя среди ночи, чтоб оплакать
мертвую наложницу.
Болью отдались эти слова в сердце Лаши.
—
Только плохо будет, если увидят здесь Лухуми,—
продолжал могильщик.— Не дадут ему жену оплакать.
—
Кто же ему помешает? По какому праву?
—
Скажешь тоже!.. По какому праву... Как живую
отобрали, так и мертвую не отдадут...
Царь съежился и, как побитый, побрел дальше.
Еще издали он увидел громадную тень Лухуми, рас¬
простертого на могильном холмике.
277
Подойдя ближе, Лаша услышал его рыдания. Стараясь
не шуметь, царь прислонился к стволу кипариса.
Лухуми медленно поднял голову, встал, глухо причи¬
тая и ударяя себя в грудь. Потом опять свалился и засто¬
нал, не в силах оторваться от могилы.
Когда он снова поднял голову, необычайно красивым
показалось Лаше его обезображенное шрамами лицо. Ни
предательство царя, ни измена жены не смогли вытравить
из души Лухуми любви к Лилэ. Всей силой большого бла¬
городного сердца оплакивал он несчастную жену.
Лаше захотелось подойти к нему, обнять и плакать
вместе с ним над той, которую с такой нечеловеческой си¬
лой любили они оба.
Он готов был уже шагнуть вперед, как слова могиль¬
щика снова зазвучали у него в ушах:
«Живую отобрали, хоть мертвая ему достанется...»
Смятение охватило царя. Он понял, что своим появле¬
нием может оскорбить Лухуми в его безутешном горе.
«Живую отобрали и мертвую не дадут оплакать...»
«По какому праву?» — повторял Лаша слова могиль¬
щиков.
Он повернулся и крадучись направился к железным
кладбищенским воротам, черным драконом разверзшим
перед ним свою пасть. А сзади чей-то голос нашепты¬
вал ему:
«В одном городе были два человека. Один богатый, а
другой бедный. У богатого было очень много мелкого и
крупного скота. А у бедного ничего, кроме одной овеч¬
ки...»
Лаша обернулся: ему показалось, что кто-то гонится
за ним. Теперь другой голос твердил, словно отвечая
первому:
«Крепка, как смерть, любовь, жестока, как ад, рев¬
ность, стрелы ее — стрелы огненные, она пламень весьма
сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки
не зальют ее».
—
Господи, спаси меня!.. Господи, спаси!..— шептал
Лаша, крестясь, и шел, все ускоряя шаг.
Прекратились пиры и веселье при царском дворе, не
устраивались охоты, не затевались игры.
Любители развлечений заскучали и старались держать¬
ся подальше от дворца. Разъехались охотники, которым
278
надоело длительное безделье. Тосковали по крикам доез¬
жачих и по звукам охотничьего рога бесчисленные борзые
и гончие; нахохлившись, сидели на своих жердочках со¬
колы и ястребы; скаковые лошади томились в своих стой¬
лах в ожидании щелканья плети.
Царь отказался от всех своих любимых занятий, от
привычного уклада жизни, обратился к посту и молитве.
Он ежедневно посещал Сионский собор и выстаивал
всю обедню.
Теперь он щедро одаривал монастыри и церкви земель¬
ными наделами и крепостными крестьянами, раздавал
щедрую милостыню вдовам и сиротам. Занялся достраива¬
нием неоконченных церквей. Торопился завершить Цуг-
ругашенский и Питаретский храмы, расширял Гелатскую
и Икалтойскую академии.
Обрадованный рвением царя, католикос, когда-то люто
ненавидевший его, теперь ликовал, всенародно восхвалял
его, служил торжественные молебны во здравие царя, на¬
ставлял его в долготерпении и сулил блаженство райское
иа том свете и спасение души.
Царь призвал к себе прославленного зодчего, строите¬
ля Питаретского храма, Качибаисдзе, и повелел возвести
надгробие над могилой Лилэ.
Над саркофагом из печального серого мрамора возвы¬
шались четыре высокие колонны из болнисского камня,
поддерживающие купол из чистого золота... Под ним стоя¬
ли богоматерь и устремленная к ней с протянутыми рука¬
ми Лилэ, босая, с распущенными волосами. Ее настигала
свора свирепых псов. Прекрасное лицо Лилэ выражало
страх и отчаяние. Она молила богородицу о спасении.
У подножья саркофага стоял мраморный олень. Изну¬
ренный жаждой, в отчаянии, вскинул он голову к небу,
лишившему его последней надежды.
В этом олене, склонившемся над иссякшим родником,
художник, но общему мнению, изобразил убитого горем
царя. Что касается преследующих Лилэ псов, то одни ви¬
дели в них земные прегрешения покойницы, от которых
она искала спасения под сенью церкви, другие усматрива¬
ли царедворцев, безжалостно подвергавших ее гонению.
Но такие догадки никто не высказывал вслух.
Все кладбище было приведено в порядок. Обновили
ограду, засыпали гравием дорожки, высадили множество
цветов и кипарисов.
279
Когда все работы были закончены, царь пригласил са¬
мого католикоса и попросил его освятить это место скор¬