Страница 37 из 197
Малодушие и безволие, проявляемые царем на каждом
шагу, приводили в отчаяние даже самых преданных ему
людей. Самовольно совершив безрассудную вылазку и
подвергнув смертельной опасности и себя и войско, он
после этого не нашел ничего лучше, как униженно каять¬
ся, стоя на коленях перед своим заклятым врагом.
Военный совет не удосужился даже выслушать Геор¬
гия, когда он заговорил было о блестящей победе над ган-
дзийцами и кипчаками в ту злосчастную ночь. Нет. Совет
счел превыше всего порядок в войске и вынес решение,
унизительное для царя.
Лаша оказался в одиночестве против всех эриста¬
ви и вельмож. Его сверстники, одержавшие победу вме¬
сте с ним, находились под арестом. Один из братьев Ахал¬
цихели осуждал его поступок, а другой, тяжело ранен¬
ный, скорее всего тоже разделял мнение старшего
брата.
Не зная, у кого искать утешения, Лаша вспомнил о
своем преданном телохранителе, никогда не покидавшем
его, и приказал разузнать, где он. Ему доложили, что Лу¬
хуми тяжело ранен. Царь устремился к шатру, где лежа¬
ли раненые.
В скудно освещенном помещении он услышал стоны
раненых. Жертвы его легкомыслия боролись здесь со
смертью, призывали в бреду близких.
Лекарь повел его туда, где лежал Мигриаули. Какой-
то совсем юный воин узнал царя и приподнялся на под¬
стилке.
—
Царь жив! Да здравствует наш царь! — вскричал
он и снова свалился в беспамятстве.
Лекарь бросился к нему, взял за руку и нащупал
пульс. Георгий ждал. Лекарь безнадежно махнул рукой.
—
Что он? Жив? — спросил в смятении Лаша.
—
Скончался,— сухо ответил лекарь.
Два служителя положили юношу на носилки. Юный
богатырь едва уместился на них.
№
Лаша не мог оторвать от него глаз, застланных сле¬
зами.
Мигриаули лежал в самом конце шатра. Возле него
суетилось несколько человек — меняли повязку. Лаша
не узнал Лухуми, до того было изуродовано его лицо.
—
Вот это и есть царский телохранитель,— сказал ле¬
карь и громко возвестил: — Государь пожаловал!
Стоявшие возле раненого обернулись, поклонились
и снова занялись своим делом. С головы Мигриаули сняли
повязку.
Георгий подошел ближе.
Глубокая рана наискось пересекала лоб Лухуми и спу¬
скалась на щеку. Вместо глаза зиял кроваво-красный
провал.
Царь был потрясен, ледяная дрожь пробежала по телу.
Он резко повернулся и пошел к выходу.
—
О себе не тужу,— долетела до слуха Лаши жалоба
одного из раненых.— Пусть умру во славу царя и отече¬
ства, да стариков родителей жалко, один я у них...
—
А у меня дома жена молодая. Неделя всего, как
женился. Хоть бы сына родила после моей смерти... Ох,
сил нет! — застонал другой.
Георгий не шел, он бежал. Скорее! Подальше отсюда.
Ему казалось, что стоны и причитания сотен матерей
и жен, плач детей несутся за ним вслед.
Рана Шалвы Ахалцихедд оказалась неопасной и быст¬
ро заживала.
Он лежал у себя в шатре, его старший брат Иванэ
и Турман Торели находились при нем неотлучно. Торели
принадлежал к младшей ветви рода Ахалцихели.
С отроческих лет любивший поэзию и музыку, Турман
обладал прекрасным голосом. В детстве он часто пел
в церкви.
Когда над губой у Турмана появился первый пушок
и голос его окреп, девушки и молодые женщины, скуча¬
ющие жены и дочери именитых вельмож и богатых куп¬
цов стали усердно посещать церковные службы, чтобы
послушать пение красивого юноши.
Все думали, что Торели изберет себе духовную карь¬
еру. Хорошее воспитание, тихий нрав и приятная внеш¬
ность, казалось, сулили ему здесь успех. Однако сердце
влекло Турмана к иному.
147
С детства сочинял он стихи и мечтал о славе при¬
дворного поэта. Но его влиятельные родственники, Шал¬
ва и Иванэ Ахалцихели, не придавали большого значения
поэтическим опытам мальчика.
А Турман мечтал о том, как он покажет свои стихи ве¬
ликому Шота Руставели, услышит его мнение. Но хотя
от Торп до Рустави было совсем недалеко, пройти этот
путь молодой человек оказался не в силах: он робел перед
славой знаменитого поэта, и собственные стихи казались
ему ничтожными, когда он мысленно обращался к созда¬
телю «Витязя в тигровой шкуре».
И все же Турман, как птица, рожденная для песни, не
мог не петь.
Рано потеряв отца, Турман рос в нужде. Именитые
родственники его добыли себе славу и богатство мечом.
Турман хорошо владел оружием, но не жаждал ратных
подвигов. Только поэзия заполняла все его мысли. Толь¬
ко пером хотел он добыть себе славу.
Юноша много писал о любви, подражая Руставели
и Саргису Тмогвели, но его длинные поэмы носили скорее
печать опьянения прочитанным, нежели пережитого им
самим.
Торели был молод. Юношеская цельность натуры
и почти детская наивность еще не покинули его. Бездумно
и легко смотрел он иа жизнь, окутанный дымкой отроче¬
ских грез.
Но судьбе угодно было развеять этот романтиче¬
ский туман, нанести мечтателю удар, который чуть было
не сбил его с ног.
Когда-то летом в Тори приехал Иванэ Мхаргрдзели со
своим семейством. Встреча с прославленным героем была
для Турмана событием необычайным. Атабека сопровож¬
дали братья Ахалцихели. Они и представили гостю своего
юного родственника и рассказали ему о тяге юноши
к наукам и книгам, об успехах в музыке.
Мхаргрдзели понравился скромный и застенчивый
Турман, он дружелюбно заговорил с ним и попросил что-
нибудь спеть.
Турман настраивал струны своего чанги, когда вошла
дочь Иванэ Тамта. В то же мгновение все вокруг словно
залилось ослепительным сиянием. Новое, неведомое преж¬
де чувство проникло в сердце юноши, вознесло его над
землей. Ошеломленный Турман не знал, сидит ли он еще
148
в покоях Ахалцихели или, обретя крылья, парит в выши¬
не, устремляется в безграничную даль, в царство ослепи¬
тельного света и чарующей музыки. Он сам не слышал,
как пел, хмельной от переполнявшего его чувства. И к
песне присоединялся еще какой-то другой, внутренний,
голос, разбуженный и вызванный из глубины его юного
еердца. Это самозабвенное пение так заворожило само¬
го Турмана, что только громкие рукоплескания вывели
его из забытья, вернули из мира грез.
Он поднял голову — на глазах слушателей блестела
слезы.
11 вдруг он увидел, что Тамта и Шалва глядели друг
на друга широко раскрытыми, блестящими от волнения
глазами. Волшебством музыки слитые в одно, они никого
не замечали вокруг себя и продолжали безмолвно чистую
песнь любви, понятную только им одним.
В тот самый миг Торели проник в сокровенные думы
влюбленных, он сразу почувствовал обреченность своего
восторженного стремления, ощутил свою первую беду.
Отбросив чанги, юноша со слезами на глазах выбежал
из покоев.
Два дня атабек гостил в Тори, и за это время Турман
ие показался ни разу. Не видели его с того дня и родствен¬
ники.
Из Тори, из маленького своего гнезда, он вылетел, как
слабый, неоперившийся птенец. Порывом сильного ветра
сбросило его с ветки и отнесло вдаль. Но слабым крыльям
суждено было окрепнуть в полете, чтобы вынести его на
жизиенпый простор.
Юноша, впервые так безжалостно раненный стрелою
любви, очнулся от грез, пришел понемногу в себя и заду¬
мался над своей жизнью.
Тамта и Шалва любят друг друга, рассуждал он.
У моего дяди и славное имя, и большое поместье. У меня
же одна только любовь и никому не нужные песни да