Страница 3 из 197
нию о звездах.
Поддержим пламя Прометол — Амирана. Он был земляком
соотечественников Григола Абашидзе — автора правдивых и та¬
лантливых романов.
Виктор Шкловский
Перевод А. СТАРОСТИНА и Ф. ТВАЛТВАДЗЕ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Толпа молящихся, стоявших всенощную, всколыхну¬
лась: все бросились к церковной ограде — на взгорье
въезжали всадники. Впереди — царь на сером жеребце.
—
Лаша! Лаша!—раздались голоса.
Уставшим от ночного бдения и молитв людям казалось,
что перед ними само победоносное божество Лашари Гля¬
дя на царя, скачущего на коне с развевающейся по ветру
гривой, они благоговейным шепотом повторяли имя могу¬
чего бога — покровителя горцев.
Между тем всадники поднялись на взгорье. Царь спе¬
шился у ограды Пховского храма. Вслед за ним сошли с
коней сопровождавшие его князья и вельможи.
Толпа расступилась. Из храма вышел хевисбери, тор¬
жественно неся в руках зажженные свечи. Приблизившись
к царю, он о чем-то спросил его и, когда тот кивнул, дал
знак служкам.
Те сорвались с места. В толпе послышались возгласы:
—
Дорогу!.. Дорогу!
В ограду ввели бычка с колокольцем на шее. К рогам
его были прикреплены горящие свечи. Четверо дюжих мо¬
лодцов подтащили бычка к краю вырытой для жертво¬
приношения ямы, едва удерживая ревущее животное на
туго натянутых цепях.
Бычок упал на передние ноги и пригнул к земле креп¬
кую шею. Хевисбери подпалил свечой шерсть меж рогов
жертвы и снял колокольчик. Молодой царь, не сводя глаз
с хевисбери как завороженный, приступил к обряду.
Сверкнул клинок, и голова бычка упала на землю.
Священный обряд был окончен. Старший в свите ца¬
ря — Шалва Ахалцихели, поднял руку, призывая народ
к молчанию. Царь Грузии Георгий IV Лаша выступил
вперед и заговорил глубоким звучным голосом.
1
Объяснение непонятных слов и собственных имен дано в
конце книги.
15
Он напомнил о благодеяниях своей покойной матери,
великой царицы Тамар, выразил сожаление, что во вре¬
мена ее царствования пховцы отступились от престола и
церкви, но осудил и слишком суровую расправу с повстан¬
цами, возложив вину за это на своевольных князей. Веру
пховцев он назвал истинной и обещал защищать и укреп¬
лять ее.
Горцы внимательно слушали молодого царя. Когда в
конце своей речи Георгий объявил, что жертвует Лашар-
ской святыне большие земельные наделы и богатые дары,
по толпе прошел радостный гул, раздались крики благодар¬
ности.
Хевисбери и старейшины приблизились к царю, чтобы
коснуться края его одежды. За ними потянулись осталь¬
ные. Толпа заволновалась,— всем хотелось пробраться по¬
ближе к царю. Матери высоко поднимали детей, калеки и
немощные упорно прокладывали себе дорогу к царю в на¬
дежде на исцеление.
—
Лаша! Лашарела! — гремело кругом.
Особенно настойчиво пробиралась вперед немолодая
женщина, подталкивая девушку лет пятнадцати, ошелом¬
ленную шумом и давкой и растерянно оглядывавшуюся по
сторонам. Вдруг взгляд девушки остановился на юноше
богатырского сложения, на целую голову возвышавшемся
над толпой. Юноша тоже не сводил с нее взгляда, и де¬
вушка вовсе смешалась. Она попыталась было выбраться
из толпы, но твердая рука матери упорно толкала ее впе¬
ред, туда, где стоял царь.
Они подошли совсем близко. Девушка привстала на
носки, чтобы лучше видеть царя, и едва слышно произ¬
несла:
—
Боже, как он красив!
Всего несколько человек отделяло ее от Георгия, когда
она вдруг почувствовала, что мать убрала с ее плеча руку.
Она обернулась. Прикрыв лицо платком, словно боясь
быть узнанной, мать выбиралась из толпы. Девушка про¬
водила ее удивленным взглядом, но, поддавшись безотчет¬
ному страху, поспешила вслед за нею.
Около полудня было позволено приступить к трапезе.
Пологие склоны холма покрылись белыми и синими ска¬
тертями.
Богомольцы, собравшиеся со всех уголков Пхови, а
1G
также пховцы, приехавшие из Кахети, куда их переселили
совсем недавно, расположились группами.
Пахучий пар, словно туман, курился над огромными
котлами, тугие бурдюки валились набок, как пьяные дэвы,
оседая и съеживаясь по мере того, как иссякали в них ка¬
хетинское вино, горское пиво и крепкая водка.
Царь и его свита — Шалва Ахалцихели и Торгва Пан-
кели, Турман Торели и Гварам Маргвели, Мемни Боцосдзе
и Библа Гуркели — вместе с пховскими старейшинами и
хевисбери сидели за отдельной скатертью, накрытой на
самой вершине холма.
Отсюда все было видно как на ладони: там и сям стоя¬
ли распряженные арбы с навесами, валялись пестрые хур-
джини со снедыо, от одной группы к другой бродили под¬
выпившие горцы в одежде, расшитой яркими узорами.
Беспорядочный гомон мешался с песнями. Кругом ца¬
рило буйное веселье, и только за царским столом соблю¬
дался строгий порядок. Тамадой здесь был Торгва Панке-
ли, человек, близкий к пховцам.
У Торгвы Панкели было легко на душе. Сбылась его
давнишняя мечта: он добился прочного, как ему казалось,
примирения пховцев с грузинским престолом. Произнеся
очередную здравицу, тамада передавал хевисбери огром¬
ный турий рог с отменным кахетинским вином.
В спокойной задумчивости сидел за столом богатырь
Шалва Ахалцихели. Старший в царской свите, знамени¬
тый военачальник, герой Шамхорской битвы, Шалва был
немногословен. Он поднимался неторопливо, с завидной
легкостью осушал рог с вином и снова опускался на свое
место, погружаясь в прежнюю задумчивость. Время от
времени, когда кто-нибудь затягивал песню, он, как бы
очнувшись, вторил поющим своим низким басом.
Из общего хора выделялся мелодичный мягкий голос
придворного стихотворца Турмана Торели. Вот кто весе¬
лился от всей души! Стоило где-нибудь забренчать панду¬
ри, как он был уже там и внимательно слушал пховских
певцов-сказителей.
Вот он снова исчез куда-то и вернулся к столу, ведя
за собой слепого пандуриста-хевсура. За ними шел еще
какой-то старец, судя по одежде — хевисбери. Торели по¬
дал слепцу рог с вином:
—
Выпей за здоровье царя, а потом спой нам что-ни¬
будь.
17
Слепой отложил пандури, взял обеими руками рог и
произнес здравицу в честь царя.
—
Будь здоров и ты, хевсур! — ответил Георгий.—
А теперь садись с нами, послушаем песни твои!
Осушив рог и утерев губы, хевсур стал искать пандури,
беспомощно шаря руками.
Торели подал ему пандури и усадил рядом с собой.
—
Эх, что же спеть мне, чтобы угодить царю и не раз¬
гневать придворных! — Улыбка сомнения прошла по лицу
слепого. Не дожидаясь ответа, он тронул струны.
Я сложу тебе крылатый
Стих, родившийся в огне,
Коль умру, живых порадуй,
Им напомни обо мне.
Под пандури напевая,
Люди вспомнят песнь мою.
Будет мир цвести, играя,—
Я в сырой земле сгнию.
Пандурисг тихо перебирал струны маленького горского
пандури, и голос его был проникнут печалью. Казалось,
поет он о своей тоске, о несбывшихся надеждах, о жажде
славы и бессмертия. Лицо его, обращенное к царю, ста¬
новилось то багровым от приливавшей крови, то мертвен¬
но-бледным.
Лишь бы в будущие годы
Эта песня донеслась,
Лишь бы в памяти народа
Эта песня прижилась.
Лишь бы дерн моей могилы
Цвел веселым цветником,
И вдова бы не забыла,
И не рушился бы дом.
Плакали слепые очи хевсура, плакали, ибо он, и незря¬
чий, видел свою горькую судьбу, судьбу бедняка, забытого