Страница 166 из 197
теплом. Под этой лаской забылись сразу и ночная темно¬
та, и жуткий вой собаки, похожий на плач одинокой не¬
счастной женщины, и тоскливое одиночество в бескрайнем
мире, и ощущение беспомощности перед беспредель¬
ностью и темнотой.
Султан сам подивился быстрой перемене своего на¬
строения и тому, что это могла сделать слабая, хрупкая
женщина, былинка, нежный цветочек, вчерашняя девочка,
ие знавшая и не испытавшая ничего в жизни: ни радости
великих побед, ни горечи поражений, ни самого страшно¬
го — крушения надежд, ощущения беспомощности и бли¬
зящегося конца.
Женщины любили Джелал-эд-Дина. Коренастый, смуг¬
лый, черноволосый и весь точно литой, он чем-то неотра¬
621
зимо притягивал к себе женщин. Весь он бьглг налит ка¬
кой-то тревожной, никогда не успокаивающейся силой.
Каждый мускул его был всегда напряжен, играл, как у
породистой лошади. Видимо, эту силу даже на расстоянии
улавливали и чувствовали женщины, и их тянуло к нему.
Привлекала не только нежность, но и жестокость сул¬
тана, ибо нет женщины на свете, которой нравились бы
спокойные, уравновешенные, чуждые волнения мужчины,
которых ничем и никогда нельзя вывести из состояния
покоя и уравновешенности и которые не способны иа по¬
рыв, не способны забыться в объятиях женщины.
Женщины не забывали Джелал-эд-Дина, не могли за¬
быть. Ночь, проведенная с ним, стирала из памяти все
остальные ночи, сколько бы их ни было, а если и вспоми¬
нались другие мужчины и другие объятия, то как блед¬
ные, даже неприятные воспоминания. Женщина, разде¬
лившая ложе с Джелал-эд-Дином, помнила о нем всегда и
даже на пороге гибели, горя в огне или утопая в бурном
потоке, молила аллаха не за свою судьбу и не за свое спа¬
сение, а за спасение и судьбу султана.
Но, пожалуй, ни одна женщина не любила султана так
пылко, как его новая, юная жена, дочь атабека Саади.
В его сильных, порывистых, но и нежных объятиях, она
пробудилась от своего девического полусна и познала ра¬
дость женщины. Она узнала всю тяжесть, весь гнет жела¬
ния и всю легкость, всю сладость утоления его. В этом
была вся ее жизнь, ничего в мире не существовало, кроме
этого. Она не разбиралась в том, что происходит вокруг,
почему теперь поскакали в Мугань, а не в Тавриз, но осо¬
бым женскнм чутьем она чувствовала, что в мире что-то
неладно, неблагополучно, что счастье недолговечно и что
предстоят большие невзгоды. Но чем меньше оставалось
в сосуде ее благополучия, тем жаднее она припадала к не¬
му, используя каждую свободную минуту султана.
В первый день, когда ее привезли и сказали, что она
будет теперь женой великого, доблестного и благородного
Джелал-эд-Дина, она удивилась: где же у властителя ми¬
ра хрустальные дворцы, бесчисленные жемчуга, табуны
арабских лошадей и пышные сады, в которых поют со¬
ловьи над розами? Ее муж ночевал то в лесу, то в степи,
а иногда и всю ночь проводил в седле, торопясь быстрее
преодолеть расстояние от одного места на земле до дру¬
гого.
S2Z
Но удивление скоро прошло. Более того, дочь атабека
сама очень скоро привыкла к образу жизни султана, к
постоянным опасностям, к беспокойному сну то в лесу, то
среди полей, к внезапным пробуждениям и к бегству иа
конях в кромешную тьму.
И где бы ни остановился султан, первым делом уста¬
навливали шатер для его молодой жены, так что ей ни¬
когда не приходилось ждать и прямо с коня она перехо¬
дила в свой привычный шатер, как будто все на том же
месте, и не было скачки, и не осталось за спиной расстоя¬
ния, преодоленного быстрым конем.
Ну, а шатер, где бы ои ни стоял, был убран роскошно,
достойно царицы, и всегда перед сном была широкая го¬
рячая грудь султана, его объятия, после которых спится
так спокойно и крепко.
Чем хуже складывались дела султана, тем чаще и
жаднее обращался он к своей последней любви, стремясь
не то забыться, не то насладиться за все те будущие годы,
которые могли бы быть, но которых, как говорило пред¬
чувствие, не будет.
Но любовь не ослабляла тоски, и приговор судьбы не
отдалялся после любовной ночи.
И сейчас, войдя в шатер, султан набросился на сонную
молодую жену. Ее тепло, тепло постели, тепло сонного
женского тела ударили в голову темным дурманом. Ни¬
когда еще его ласки не были столь ненасытны и требова¬
тельны, и пикогда еще молодая жена ие отвечала на них
столь самозабвенно и щедро.
Отдыхая, женщина пригубливала шербет, отщипывала
понемногу от крыла турача. Султан же ел жадно, как буд¬
то три дня ничего не было во рту, и пил из большой чаши,
то и дело наполняя ее душистым красным вином.
Они не знали, что это была их последняя ночь.
Захмелевшему султану захотелось видеть перед собой
сотрапезника, собутыльника, собеседника. Он, покачива¬
ясь, вышел из шатра и отправился к Несеви. Чутье кош¬
ки, чутье ночного зверя подсказало ему, что как будто кто-
то из темноты следит за каждым его движением и готов
наброситься, но хмель притупил инстинкт самосохране¬
ния, к тому же шатер Несеви был рядом, и султан вва¬
лился в него.
Мохаммед сидел за столом и писал послание, которое
следовало отправить в Иконию и Хлат. Джелал-эд-Дин
623
бесцеремонно тяжело сел, почти упал иа стул против Не¬
севи, сгреб одной рукой листы бумаги с невысохшими чер¬
нилами на них, смял и швырнул в темный угол шатра.
У Несеви слезились глаза от бессонных ночей, прово¬
димых за бумагами султана. Он схватил было повелителя
за руку, когда тот скомкал все его старания и труды, но
тотчас отдернул руку, как от раскаленного железа, и,
оправдываясь, сказал:
—
Это письма к правителям Иконии и Хлата, мой гос¬
подин.
—
В тартарары Иконию и Хлат! Нашему делу не по¬
мочь. Прикажи-ка лучше накрыть на стол.— Султан пер¬
вый захлопал в ладоши, вызвал слуг.
За столом сидели двое — султан и его верный, пожа¬
луй, самый верный, единственный верный слуга и летопи¬
сец Несеви. Султан пил, потеряв всякую меру. Одну за
другой он опрокидывал в себя чаши, полные терпкого ви¬
на. Мохаммед был непривычен к вину, с отвращением оп
подиосил к губам чашу, немного отхлебывал от нее. Но
так как подносить чашу к губам приходилось часто, то у
Мохаммеда появилось тошнотворное чувство, как будто он
отпивал из чаши не дорогое вино, а отвратительную
отраву.
Султан позвал музыкантов. Сначала он заставил их иг¬
рать, а потом начал поить вином. Музыканты отказыва¬
лись, но султан чуть не насильно вливал им в глотки вино
из своей огромной чаши. Наконец ему надоело упрямст¬
во музыкантов, и он выгнал их из шатра, наподдав каж¬
дому ногой.
Казалось, разум совсем покинул Джелал-эд-Дина. Он
говорил бессвязно, перескакивая с одного на другое, но
неожиданно угомонился, пододвинул свой стул к Несеви,
обнял его за плечи и тихо заговорил:
—
Вот уж пятую ночь не отстает от меня мой отец,
великий, доблестный хорезмшах.
—
Что ему надо от тебя,— нахмурился Несеви,— хо¬
резмшах принял мученическую смерть и теперь блажен¬
ствует в обители аллаха в одеждах, сотканных из света...
—
Нет, как только закрою глаза, так ои тут как тут.
Он по-прежнему властитель мира, но зовет меня зачем-то
ка остров, где пирует с рабами, покрытыми проказой, и
мне предлагает место на этом ужасном пиру. Ха-ха-ха-ха-
ха! Джелал-эд-Дин, пирующий с прокаженными рабами,
024
разве не великолепная картина, разве не достойный ко¬