Страница 15 из 197
пособничестве идолопоклонству.
Церковники распускали в народе слухи, будто царь
воздвиг в Лашарском капище идола в своем обличье, а те¬
перь начал восстанавливать также кумирни в Армази и
Зедазени, разрушенные еще крестительницей Грузии свя¬
той Нино.
Встав утром пораньше, Георгий облачился в парадное
платье. Царь торопился к началу обедни, ее служил сам
католикос.
Над толпой, набившейся в Сионский собор, на целую
голову возвышался велисцихский телохранитель царя.
Зоркими серыми глазами разглядывал он присутствую¬
щих.
Впереди всех по одну сторону амвона стоял царь. Там
же находились Варам Гагели и братья Ахалцихели. По
другую сторону стоял Иванэ Мхаргрдзели и сестра царя
Русудан.
Лухуми во все глаза рассматривал немолодого, но все
еще крепкого, рослого и широкого в плечах атабека. Седи¬
на придавала внушительность его суровому, испещренно¬
му шрамами лицу.
Русудан доверчиво прислонилась к плечу своего воспи¬
тателя. Рука Иванэ лежала на плече его любимицы, и оба
они с благоговением взирали па высокий свод храма, где
были изображены парящие ангелы.
Вот Шалва Ахалцихели на миг поднял голову н, за¬
метив. в толпе нового царского телохранителя, приветливо
ему улыбнулся.
Лухуми просиял. Из всех придворных по душе ему
пришелся один Ахалцихели.
Искренний и прямодушный, Шалва умел враждовать с
врагом и дружить с другом. Он любил Георгия и считал
своим долгом ценить преданных царю людей. Статный,
с могучим разворотом плеч, Шалва выделялся из толпы.
Густые сросшиеся брови хмуро нависали над его больши¬
ми черными глазами и орлиным носом, на левой щеке
оставил глубокую борозду вражеский меч, но шрам этот
не портил его, придавая лишь выражение некоторой суро¬
вости лицу, всегда готовому расплыться в доброй улыбке.
61
Однако при малейшем волнении шрам начинал подерги¬
ваться, искажая всю левую половину лица. Вот и сейчас,
когда Ахалцихели взглянул в сторону атабека, лицо его
искривилось.
Вот так Яче стоял совсем недавно перед амвоном Мхар¬
грдзели — спокойный, степенный. Но тогда рядом с ним
стояла его дочь, красавица Тамта.
Безжалостно оторвал от сердца родную дочь честолю¬
бивый Иванэ и забросил ее далеко к берегам Ванского
озера. Отдав дочь в руки нечестивого мусульманина, он
погубил ее душу навеки.
Время от времени до Грузии доходили слухи, будто
мелик Аухад обожает свою молодую супругу, и Тамта
имеет безграничное влияние на него и на все государст¬
венные дела. Жители Хлата слагают хвалебные гимны и
стихи в честь прекрасной грузинки. К числу ее поклон¬
ников прибавился и младший брат мелика — царевич Аш-
раф, мечтавший о смерти Аухада, чтобы заполучить его
красавицу жену.
Шалва верил слухам, ибо лучше других знал ум и кра¬
соту Тамты. Но не мог он поверить, что так быстро угасла
в ее нежном сердце любовь к нему.
Даже здесь, в святом храме, воспоминания одолевали
Шалву. Но вот грянул церковный хор, и он очнулся от
своих мыслей.
На амвон поднялся католикос. В храме воцарилась
мертвая тишина. Католикос трижды осенил собравшихся
крестным знамением.
Атабек перекрестился и, уподобляясь святым мучени¬
кам, сложил на груди руки. Шалва глядел на него, погру¬
женного в религиозный экстаз, и думал о его «самоотвер¬
женной преданности вере».
Легко отказавшись от армянской веры, Мхаргрдзели
принял крещение по грузинскому обычаю. И все это так
просто, без колебаний, словно одежду переменил.
Не раз вспоминал Шалва, что брат атабека Захария,
мужественный амирспасалар грузинского войска, с рез¬
костью и прямотой воина заявил царю, что не переменит
вероисповедания, и, презрев выгоды вступления под эгиду
новой церкви, остался верен прежней религии.
Католикос постепенно возвышал голос, он громил
язычников и проклинал их.
Он приводил верующим примеры из Ветхого завета,
62
говорил о том, как были повержены перед истинной верой
ложные кумиры и идолы.
Царь с удивлением наблюдал обуреваемого яростыо
престарелого католикоса и не мог согнать с лица насмеш¬
ливой улыбки.
Лаша, воспитанный на учении византийских и грузин¬
ских неоплатоников, считал религиозный фанатизм коры¬
столюбивых епископов и монахов лишь ловко носимой
маской.
Юный царь, любивший веселье и пиры, не находил
ничего привлекательного в христианской проповеди
умерщвления плоти. Перед ним, ценителем мужества и
красоты, язычество со своими наивными аллегориями,
пышными празднествами, торжеством плотской силы и мо¬
щи представало в романтическом ореоле. Георгий называл
язычество религией героев, а христианство он считал при¬
бежищем немощных духом и рабов. Царь с болью в душе
замечал, как под натиском православия гибнет культ ры¬
царства и геройства. В низменных районах Грузии язы¬
чество было уже почти истреблено, и только в горах на¬
селение сохраняло некоторые пережитки древних суеве¬
рий. Но и там язычество применялось к новым условиям.
Языческие празднества, посвященные солнцу и луне,
справлялись теперь в честь святого Георгия и богоматери,
и священники часто отправляли церковную службу рядом
с хевисбери и провидцами.
Лаша хорошо видел отрицательные стороны христиан¬
ства.
Когда-то поборник новизны, христианская церковь те¬
перь сама боролась со всем новым и передовым. Ее служи¬
тели проповедовали аскетизм и покорность богу, а сами
соперничали в роскоши с вельможами и купцами.
Царь не выносил нескончаемых споров между церков¬
никами, их нетерпимости в вопросах веры.
Сам он принимал участие не только в языческих празд¬
нествах, таких, как лашароба и лампроба, но также лю¬
бил посещать армянские богослужения и мусульмански^
мечети. Во всех этих — то занимательных, то скучных —
ритуалах его привлекала внешняя сторона.
Георгий потешался над долгими спорами между сек¬
тантами и догматиками. Сам Лаша не придерживался
твердо ни одной из религий. Всякая новая вера легко
увлекала его вначале, но так же быстро надоедала ему,
63
Увлеченный неоплатонизмом, он одно время сблизился с
суфиями — мусульманскими мистиками, но вскоре отошел
от их аскетизма, так же как раньше отошел от аскетизма!
христианского. Молодого государя, привыкшего проводить
время на охоте и пирах, готового за один взгляд кра¬
савицы отдать целый мир, стихи Омара Хайяма привлека¬
ли куда больше, чем Коран и Евангелие, а чтение Гомера
и Горация услаждало несравненно сильнее, чем заучива¬
ние христианских догм.
Католикос все больше распалялся. Посрамив ересь,
он принялся рассказывать историю византийского кесаря
Юлиана, прозванного Отступником. Его возвращение к
язычеству он заклеймил как неразумную попытку возвра¬
та к варварству.
Рассказ католикоса напомнил царю о том, что он чи¬
тал о Юлиане. Георгий ясно представлял себе Юлиана,
гонимого своим же двоюродным братом Констанцием.
Просвещенный и отважный Юлиан был поднят на щит
легионерами и провозглашен императором.
Ученик философов Ливания и Эдессия, Юлиан смело
повел борьбу с ненавистным ему христианством и начал
восстанавливать прекрасную эллинскую веру. Но поэти¬
чески настроенный кесарь оказался слишком оторванным
от действительности и сложил голову в благородной,
но неравной борьбе.
Лаша Георгий понимал всю безнадежность попытки
Юлиана, и все же у него щемило сердце, когда он думал
о печальной судьбе императора, пытавшегося повернуть