Чандрагупта

Итак, все попытки Чанакьи (ведь Чандрагупта и Бхагураян только исполняли его волю) привлечь

министра на свою сторону не увенчались успехом.

Чандрагупта молча взглянул на Бхагураяна. Тот так же, не говоря ни слова, бросил на него ответный

взгляд. Они поняли друг друга. Но Ракшасу смысл этого безмолвного разговора был неясен. Спустя некоторое

время Чандрагупта подал солдатам знак остановить казнь.

— Раз министр здесь, наказывать этого беднягу не нужно. Отпустите его.

— Чандандас, — продолжал Чандрагупта, — ступай с миром, но не покидай Паталипутры. Ты нам

понадобишься. Мы позовем тебя.

Чандрагупта кивнул Бхагураяну и удалился вместе с ним, не глядя на Ракшаса.

После ухода Чандрагупты чандалы отпустили Чандандаса. Он подошел к Ракшасу и припал к ногам

своего спасителя.

— Меня освободили потому, что вы пришли сюда, — сказал Чандандас — Сейчас меня уже не было бы

на свете. Мне даже в голову не могло прийти, что так все может получиться. И какой же я глупец, что не пришел

и не узнал, почему вы решили рыть подземный ход и почему не позвали меня, а прислали письменный приказ.

Пожалуйста, пойдемте теперь ко мне. Ваша жена очень беспокоятся о вас — я ее тоже приведу в свой дом.

Министр слушал Чандандаса, но не мог всецело довериться его словам. Ему казалось, что не все в них

было правдой. И хотя, как считал Ракшас, его друг не мог оказаться предателем, все же министр решил

держаться настороже.

“Если я начну сейчас его расспрашивать, — думал он, — это может вызвать подозрение. Лучше пойти к

нему и незаметно, за разговором узнать обо всем”.

И Ракшас отправился вместе с Чандандасом. Он решил выяснить, что же произошло на самом деле и с

чьей помощью преступники осуществили свой замысел.

Министр знал, что открыто появляться в городе ему пока не следует, ибо народ настроен против него. Но

уйти из Паталипутры, не узнав, как могло случиться, что враги использовали его имя и свалили на него свою

вину, было выше его сил. И хотя Ракшас был уверен, что люди Чанакьи следят за каждым его шагом, он пошел с

Чандандасом, надеясь кое-что разузнать в его доме.

“Если допустить, что меня предали мои люди, — рассуждал он по дороге, — то кто же из них изменник?

На письмах действительно стоит моя печать. Значит, вполне возможно, что предал меня хранитель печати. Ведь

печать всегда находилась у него. Но так же возможно, что Хираньягупта не изменил, а просто из-за его

небрежности печать попала в руки злоумышленнику. Впрочем, заговорщики, конечно, стремились завладеть ею.

И очень вероятно. что печать была похищена. Но, с другой стороны, когда бы я ни потребовал, она всегда была

у Хираньягупты. Выходит все-таки, что печать не украли и Хираньягупта — изменник. Зачем он это сделал!

Надеялся получить деньги? Нет, быть не может! На что же он тогда польстился? Может быть, здесь замешана

женщина?”

Тут Ракшасу показалось, что он кое-что начинает понимать! Тогда министр вздохнул с облегчением и

даже рассмеялся.

— Превосходно! — прошептал он. — Если все на самом деле так, то это действительно превосходно. Ну

конечно… Хираньягупта изменил ради той, кого я сделал своей шпионкой у Мурадеви. Меня поразили моим же

оружием. Да, теперь все, что касается писем, как будто бы ясно. Но вот убийство раджи… Здесь многое еще

непонятно…

Погруженный в свои мысли, Ракшас медленно шел за Чандандасом.

Гла в а XXXVII

ЗАГОВОР ГРЕКОВ

Надежда Чанакьи на то, что Ракшас ради спасения друга примет предложение Бхагураяна, признает

Чандрагупту махараджей и станет помогать ему управлять государством, не оправдалась. Брахману было теперь

совершенно ясно, что все его козни и хитрости здесь бесполезны. Он испытывал неуверенность и искал выход.

Новые доказательства твердости Ракшаса еще сильнее распаляли в нем желание обрести для своего

воспитанника нерушимую опору в лице министра. Чанакья старался все взвесить, прежде чем принять какое-

либо решение. Брахман знал, что погибли не все Нанды и что Ракшас будет стремиться к восстановлению их

прав в Магадхе, ставя своей целью свержение Чандрагупты. Чанакья предполагал, что скорее всего министр

обратится за помощью к Малаякету, сыну Парватешвара.

“Но Малаякету один не отважится напасть на Магадху, — рассуждал брахман. — Он будет искать

поддержки. А сейчас помощь ему может оказать только один правитель. Это греческий наместник Селевк

Никатор. Даже если Селевк и Малаякету объединятся, бояться нам особенно нечего. Но если с ними будет такой

человек, как министр Ракшас, то часть народа может поддержать их. Вот этого и нельзя допустить, В самой

Магадхе не должно быть никаких волнений. Если возникнут беспорядки, их нужно сразу устранить. Победа

всегда будет за мной, пока я жив. Но ведь я не вечен и могу умереть. Чтобы дела у Чандрагупты шли хорошо,

нужен Ракшас. Однако путь, по которому мы шли до сих пор, ни к чему не ведет. Министр отказался помогать

нам, даже когда его другу грозила смерть. Он был готов отдать свою жизнь и погубить семью, но сохранить

верность Нандам. Теперь я должен встретиться с ним сам и рассказать все начистоту. Бессмысленно

придумывать еще что-нибудь и терять время.

С людьми министра удалось легко справиться, — говорил себе Чанакья. — У всех есть слабости: одни

честолюбивы и завистливы, другие любят деньги, а третьи не могут устоять перед женщинами. Иные же просто

глупы. Но Ракшас — человек совсем другого склада. Можно было обмануть Ракшаса, ослепленного своей

самоуверенностью, но как расположить к себе Ракшаса, который знает, что был обманут? Существует много

способов подчинить человека. Можно завоевать его доверие, можно подкупить, наказать, еще можно

перехитрить. Три последних способа сейчас бесполезны. Министра необходимо расположить к нам, а этого

никто не добьется, кроме меня. И я должен это сделать. Но теперь следует действовать по-другому. Хитрость

необходима там, где от нее есть польза. А здесь требуется прямота и честность. Всегда важна цель, а не пути ее

достижения. Сегодня идешь по одному пути, завтра по другому, а потом по третьему. Нужно выбирать удобное

средство и добиваться своего. Это и есть политика. Ракшас гордится Нандами. Я напомню ему о величии их

рода, буду говорить, что Магадхе грозит нашествие греков и страна может погибнуть. Министр просто не

сможет не поддержать нас”.

Чанакья всегда выполнял задуманное и ни перед чем не останавливался, он и теперь шел до конца.

Брахман был готов, если придется, умолять Ракшаса и унижаться перед ним. Цель для него оправдывала

средства еще и потому, что Чанакья знал — если министр примет его сторону и согласится помогать

Чандрагупте, он уже не предаст никогда. Однако брахману захотелось немного изменить свой план.

“Может быть, сначала мне самому и не стоит говорить с Ракшасом, — думал Чанакья. — Лучше, если к

нему обратится Чандрагупта, который якобы поссорился со мной. Министр, конечно, узнает об этом и,

возможно, поверит в ссору. А потом Чандрагупта попытается убедить Ракшаса в том, что презирает меня, и

завоюет его доверие. Царевич скажет, что убийца Нандов — это я, что сначала было решено арестовать

Дханананда, но у меня будто бы были другие намерения, которые я скрывал, и все обнаружилось, когда

преступление было совершено.

Но, возможно, Ракшас возразит, что если Чандрагупта не знал о моем замысле и теперь раскаивается, то

он не должен стремиться к власти. Министр будет говорить о возрождении рода Нандов, о Сарвартхасиддхи,

который может стать их преемником. И Чандрагупте нечего будет ответить на это. Нет, ничего не получится.

Так Ракшаса не возьмешь. Преданность и любовь к Магадхе — вот слабость министра, именно ее и нужно