Страница 45 из 232
Холодно…
Очень холодно…
Тело мягко качается вверх‑вниз, будто вернулось детство и ты снова в руках у матери, которая качает тебя… качает…
Нежные руки вдруг с силой подбрасывают тело вверх, переворачивают, бьют о камни!… Откуда они здесь, эти камни?… И вода?…
Ну конечно! Ты в реке… И ты еще жив… Ох!…
Течение увлекает вниз, в холодную глубину, где нельзя дышать… Оно кузнечным молотом бьет в грудь, вышибая остатки воздуха… Пей, пей, несчастный!… Воды много!… Тебе в жизни не выпить ее всю!…
Запредельным усилием удается вырваться на поверхность, жадно вдохнуть пронизанный мелкой водяной пылью воздух… Легкие раздирает надсадный кашль…
"Дышать!… Не одаривайте меня всеми сокровищами мира, позвольте только дышать!…"
Ощетинившиеся каменными зубьями пороги сдирают с тела клочья одежды пополам с кожей… Веселые пенные буруны окрашиваются розовым…
"Прими мою жертву, могучий поток… Плоть от плоти моей, кровь от крови… Прими жизнь мою, поток… Прими… жизнь…"
Тишина…
Что остается, когда не остается ничего?…
Тишина…
Покой…
Целая вечность в тишине и покое…
"Но ведь я еще жив… Жив!… Я жив!!!"
И возвращаются звуки, чувства, мысли… боль… Боль сейчас ‑ это спасение. Она доказывает, что борьба еще не окончена, что битва еще не проиграна до конца, Тши‑Хат еще не сбросила дорогу твоей жизни в бездну небытия. Надолго ли?… Неважно!
"Я жив!…"
Кажется, пороги остались позади. Тело качает спокойная волна. Перед открытыми глазами медленно проплывают в небесной бирюзе легкие облака… Странно, что‑то тянет вниз правую руку, скребется по донному песку, сопротивляется течению… Что это? Впрочем, какая разница… Мир уже сузился до пределов искалеченного тела и рассудок не желает мучиться еще и от любопытства…
Сознание удивительным образом плывет вместе с телом… и в то же время ‑ отдельно от него. Оно постепенно раздваивается, расходится в стороны двумя равными половинками… Ты почти без удивления смотришь сам на себя, на свое лицо…
Странное лицо… Одновременно и очень близкое и отталкивающе чужое… Почти лишенное волос, розовокожее, гладкое… Нос слегка заостренный, как у нолк‑лана, но без твердого рогового нароста, он гладкий и розовый, с более узкими, нежели у барска, ноздрями… Лоб широкий, ровный, чуть прикрытый сверху темными мягкими волосами, в беспорядке топорщащимися в разные стороны… Брови густые и тоже темные, сведенные над глазами в две ровные дуги, отчего выражение лица кажется немного мрачным… Глаза… они не такие большие, как у фэйюра, но почти столь же выразительны, зеленовато‑серые, с черными круглыми зрачками в которых плещутся понимание, страх, боль, изумление… Много, ох как много удается прочитать в этих странно знакомых глазах!…
"Ну, здравствуй. Вот и ты," ‑ пытаются прошептать губы. Сил нет даже на полуразборчивый хрип, но тот, другой, понимает.
"Я здесь, ‑ шепчет он в ответ, ‑ я с тобой."
"Я всегда знал, что ты рядом."
Это так хорошо, так легко… Будто говоришь с самим собой, все понимающим, знающим, чувствующим…
"Ты всегда был где‑то рядом… вокруг… внутри…"
"Да," ‑ соглашается тот, другой… Или он сам соглашается с самим собой? С другой половинкой одного "я"?
* * *
Таня не спала. Минут двадцать полежав с открытыми глазами, она встала, включила свет и попыталась читать подаренную Олегом книгу. Роман был действительно интересным, и в любое другое время она, что называется, "проглотила" бы его на одном дыхании… Сейчас почему‑то "чтиво" не шло. Таня мужественно боролась с собой около получаса, надеясь, что чтение утомит ее и навеет сон, потом отложила книгу и встала. Неясная тревога вползла в душу, постепенно усиливаясь и принимая неприятные уродливые формы.
"Что происходит с Олежей? Он так странно выглядит и говорит… не оставляло чувство, что вообще не со мной говорит. И смотрит, будто насквозь. Бледный такой… и холодный…"
‑ Это паранойя, ‑ собственный голос прозвучал в тишине чуждо, незнакомо, сорвался на последнем слоге… Таня подошла к висящему на стене небольшому зеркалу и решительно проговорила, давя разгорающийся страх:
‑ Дура! Истеричка!
Стало только хуже. Она вышла в темный коридор, немного постояла в нерешительности… и вернулась в комнату.
‑ Еще и трусиха, ‑ добавила она к списку "комплиментов" самой себе.
"Что же ты делаешь! ‑ пронзила внезапная мысль. ‑ Ну, что ты мечешься по комнате! Ты же нужна ему! Знаешь, что нужна! Чувствуешь это!…"
Таня глубоко вздохнула и как в омут шагнула к двери…
В этот самый момент настольная лампа за ее спиной мигнула и погасла…
* * *
"Пора, ‑ шевельнулся в сознании тот, другой. ‑ Мне пора…"
"Нет! ‑ крикнул ему Олег. ‑ Не сейчас! Ты не можешь, не имеешь права бросить меня, когда мы нашли друг друга по‑настоящему!"
"Прости… Я умираю…"
"Нет! Я не позволю тебе!"
"Ты… не можешь…"
"Могу!" ‑ его мысленный крик вонзился в пустоту, увяз в ней и рассеялся, не находя дороги.
"Что ты делаешь?…"
"Могу !!" ‑ вопль разума ударил стену Бесконечности, растекся по ней, ища канал… трещину… щель… Где же она?! Откуда тянется незримая нить Связи?! Откуда летит сквозь бездны иных пространств стон умирающего друга?! Другая часть погибающего собственного "я"…
"Что ты делаешь?!… Не надо!…"
"Держись!!!"
Он нашел его ‑ этот проход, эту крошечную прореху в теле Вселенной. Нить Связи звала его и проклинала, ненадежная и спасительная, как Нить Ариадны в смертельных объятиях Лабиринта…
"Не надо!… Я… не позволю… тебе!…"
"Ты не можешь!" ‑ зарычал он в ответ, устремляясь в проход всем своим существом…
* * *
Тело Олега выгнулось. Мышцы, сведенные страшной судорогой, будто окаменели. На прикушенной губе выступила капля крови. Рубиновая струйка побежала по подбородку. Пальцы впились в простыню с такой силой, что ткань не выдержала ‑ затрещала, поползла, разрезаемая ломающимися ногтями…
‑ Олег! Олежка! Что с тобой?!
Таня бросилась к вздрагивающему на постели телу, обняла его, прижала к диванным подушкам. Она не знала что ей делать, но чувствовала, что прямо здесь и сейчас у нее на глазах происходит что‑то страшное, непоправимое…
‑ Олеженька!… Ми‑илый!… Не на‑а‑адо!…
Он был как камень ‑ горячий, раскаленный камень. Камень, скрипящий зубами, стонущий, всхлипывающий, хрипящий…
‑ Проснись!… Прошу тебя!… Просни‑ись!…
‑ И‑и‑и‑ду‑у‑у!… ‑ послышалось ей сквозь стон…
И в этот момент дверь прихожей буквально влетела в квартиру от страшного удара снаружи. Облако цементной пыли заполнило комнату, мешая мрак коридора с серой клубящейся мутью. Оттуда, из этой жуткой каши в гостиную шагнули двое…
Странно, но Таня узнала их сразу ‑ того, кто шел первым, и другого, его сопровождавшего… Закутанные в серые плащи, высокие, плечистые, со светящимися как зеленые неоновые лампочки глазами… Демоны из ночных кошмаров… Люди‑кошки… Плоды воображения Олега… Фэйюры ! Настоящие! Реальные, как сама жизнь! Несущие с собой весь ужас и всю прелесть невозможного!…
Тот, что вошел первым, в два шага покрыл расстояние до дивана, на котором судорога ломала Олега. Он грозовой тучей навис над скорчившейся на полу девушкой. Его страшные, тускло мерцающие глаза впились взглядом в Таню, потом переместились на Олега.