Страница 11 из 232
В детских играх своих назначали врагов.
И злодея следам не давали остыть,
И прекраснейших дам обещали любить,
И друзей успокоив, и близких любя,
Мы на роли героев вводили себя…
Глава третья
‑ Слушай, Кьес, а как это… ну… когда атакует урд‑лава сэй‑горов?…
Кьес‑Ко отвечает, не поворачивая головы. Это признак зрелости и внутреннего равновесия ‑ говорить не поворачиваясь к собеседнику, когда идешь или едешь верхом. Зато если уж ты беседуешь сидя или стоя, то старайся смотреть другу прямо в глаза, открыто и честно, как равный равному. А говоря со старшим, приспускай до половины веки или смотри собеседнику в грудь, демонстрируя уважение к его старшинству…
‑ Атака двух сотен сэй‑горов на урдах ‑ это страшно, Эки. Лохматые разбегаются медленно, но уж когда наберут ход, удар получается небывалый. Обороняющихся бросает назад на полсотни шагов, а передние шеренги расшибает о щиты задних… Правда, и останавливаются они так же медленно, да и править урдом на полном ходу очень непросто. Зато при верховом ударе один урд стоит троих спиров.
‑ Ты ведь видел это сам, да?
‑ Семнадцать лет назад я был в Шри‑хад, когда сэй‑горы последний раз проверяли на прочность наши границы. Нас там было двенадцать сотен против пятнадцати.
‑ И что?
‑ Наш меот‑кортэг, Ригор, выставил на флангах две руки лучших в Приграничье стрелков. Когда сэй‑горы хорошенько разогнались, их авангард просто выкосили стрелами. Первые ряды смешались, задние увязли в них, как кулак в песке, и остановились. Урды мощны и толстошкуры, но ноги у них вполне уязвимы для аркских луков. Когда лава встала, мы ударили по ней сами. Один спир в ближнем бою стоит трех урдов, а один барск спирхэд ‑ пятерых сэй‑горов.
‑ Скажи… А как это… Когда дерешься по‑настоящему? Когда твоя жизнь ‑ против другой жизни?
‑ Трудно объяснить… Если дерешься со сверстниками за отцовский подарок, кости никому не ломаешь и крови льется не больше, чем может вытечь из разбитого носа. И ошибаться можно; худшее, к чему приведет ошибка ‑ это лишняя ссадина. Если же ставка в драке ‑ жизнь, тут уж ошибаться нельзя. Ошибешься ‑ умрешь. А в остальном… Все остальное ‑ дело мастерства. Настоящий бой обычно быстрее и проще учебного.
‑ А ты… убил кого‑нибудь в той стычке у Шри‑хад?
‑ Хм… ‑ произносит Кьес‑Ко и больше не добавляет ничего, а Эки вдруг спохватывается, что вопрос вышел глупый и надолго замолкает, переживая смущение.
* * *
Эки‑Ра ехал в Вирт‑Хорл, сопровождаемый наставником и двумя десятками отборных спирхэдов. Через два дня ему исполнялось двадцать лет. Он готовился вступить в возраст Разума.
По аркским традициям любой фэйюр в первые десять лет своей жизни переживает время Пробуждения. Личность просыпается в новорожденном теле, открывает глаза, рассматривает окружающий мир, учится ходить, говорить, жить. Следующие десять лет ‑ годы Движения ‑ юношей мужского пола обучают ремеслам, наукам, воинскому искусству. Это годы, когда молодому организму требуется двигаться, чтобы познавать, и познавать, чтобы двигаться правильно. За возрастом Движения следует время развития Разума, после пятидесятилетнего рубежа переходящее в годы становления Мастерства, а разменявшие последнюю четверть столетия считаются достигшими возраста Мудрости. Именно этот возраст ‑ своеобразный порог для Избранных Дара. Их время будто бы начинает отсчет заново, последовательно проходя все этапы первой половины жизни ‑ от Движения, до Мудрости. Мудрости Мудрых достигали единицы. О каждом из двухсотлетних старцев рассказывались легенды и даже поговаривали, будто перешагнувших этот рубеж ожидает дорога в Вечность…
У Эки‑Ра не было Дара. Ну, не то чтобы совсем не было, но имеющихся крупиц никак не могло хватить чтобы стать одним из Избранных. Впрочем, в роду правителей Северного Арка сильных издаров и не знали отродясь. Ходили, правда, слухи, будто Бьер‑Рик, старший брат Грид‑одра, отца Эки, проявляет некоторый талант, но… Каких только слухов не ходило про своенравного Бьер‑Рика, последние пять лет безвылазно сидящего в родовой крепости Нага‑Рух.
* * *
‑ Кьес, а каким был Сард‑одр? Ты ведь знал его.
Вопрос этот нолк‑лан слышал от юного хальгира в последний раз четыре года назад. Они тогда так же, как и теперь, проезжали мимо построенного дедом Эки гигантского акведука, снабжающего Арк‑Хорл и Вирт‑Хорл чистейшей водой прямо из высокогорной реки.
‑ Сард‑одр был сильным хорлом, ‑ говорит Кьес‑Ко. ‑ Он был похож на этот акведук, свое детище ‑ прочный камень снаружи, а внутри живой бурный поток.
‑ Знаю, он был великим воином, ‑ заявляет серьезно Эки. В его голосе слышится гордость. Еще бы ‑речь ведь идет о его деде, Сард‑одре, твердом как камень и бурном как поток…
"Власть не испортила его с годами, ‑ вспоминает Кьес‑Ко, ‑ не сделала его своим рабом. Странное дело ‑ он действительно не любил власть, но умел использовать ее и сохранять у других веру в правильность своих поступков. Сард и впрямь был очень сильным и очень жестким в своих решениях… иногда до жестокости. Его сын, отец Эки, многое унаследовал из этих черт, но не сохранил и половины той твердости, что имел Сард‑одр. Сэй‑горы боялись старика, как степного пожара. Он правил Долиной почти семьдесят лет. За все это время "погонщики урдов" приходили с немирьем дважды и дважды уходили битые, без славы и добычи.
А еще он выстроил незримую стену между собой и своей женой. Она так и не простила ему до конца своих дней резни в Перт‑Сар, где великий хорл задавил в зародыше так и не начавшийся бунт гордых западных акихаров. Сард‑одр был сильным правителем, но плохим дипломатом. Договору с тамошней знатью он предпочел демонстрацию силы. И восемь знатных барсков в одну темную ночь стали жертвами "ночных вольпов", убийц с аркских дорог. Среди убитых оказались двое родственников матери Грид‑одра. Она не смогла точно узнать, был ли муж прямым виновником их смерти, но подозрение навсегда отравило им совместную жизнь… Жаль, что в семейном отношении сын оказался так же похож на отца, как и во всем остальном."
Кьес‑Ко хорошо помнит все это, ибо уже тогда, почти полсотни лет назад, он, молодой виша‑рукх, учил воинов хорла искусству боя. Именно он готовил тогда отряд "ночных вольпов" и был одним из немногих посвященных в тайну Перт‑Сарской резни. Зная, и помня о тех событиях, он никогда бы не стал рассказывать про них Эки… По крайней мере, не сейчас.
* * *
Отец Холод в Долине окончательно сдавал свои права на владение Матери Жизни. Он еще ворчал и постоянно ссорился с ней, не желая мириться с издревле установленным Законом, но поделать ничего не мог. Камадиль‑весна, дочь Матери и Отца, вошла в Арк радостной светлой волной. Пока Великие Родители выясняли свои непростые отношения, править над Виар‑Та‑Мирра приходилось ей. Их ссоры огорчали чувствительное нежное сердце Камадиль и она плакала, заливая землю прохладными дождями. Погода менялась едва ли не каждый день. То светила Мирра, то небо вдруг затягивали угрюмые тучи и стена ливня прибивала к едва отмерзшей земле все, что было едва тоньше молодого деревца‑энбаль. Иногда с неба еще сыпался снег, а по ночам Отец тайком пробирался в Долину и затягивал лужи во дворах тонким слоем узорчатого льда.
Несколько дней назад Седобородый вдруг разбушевался не на шутку и в Долину из‑за Гор Надежд ворвался буйный Хэд, верный слуга Отца. Воин‑ветер валил деревья, срывал и уносил недостаточно прочно сработанные крыши домов, даже умудрился поднять верхушку Надвратной башни в Лилап‑Рха и швырнуть ее за пределы замковой стены. Потоки воды непрерывно поливали Долинное Гнездо двое суток кряду, а потом Хэд выдохся и ушел, небо очистилось от туч и установилась прекрасная теплая погода.