Мегрэ защищается

— Ну вот! Опять эта старая песня… Но вернемся к Алин. Сегодня ее выслеживает какой-то верзила… Вчера — маленький брюнет… Завтра будет еще кто-то…

Она не может купить пару котлет без того, чтобы кто-нибудь из ваших ребят не следовал за ней по пятам…

Что касается вас, комиссар… Я вас очень люблю…

Но это не повод, чтобы приходить ко мне почти каждый день, как к больному родственнику… Почему бы вам не приносить сладости и цветы!.. Если бы вы хоть раз сказали, что же все-таки хотите выведать у меня…

— Сегодня это сугубо личный вопрос…

— Для кого?

— Вы знаете Николь?

— Какую Николь? Все тротуары Парижа исхожены девушками по имени Николь… А что делает ваша Николь?

— Она посещает лекции в Сорбонне.

— Где?..

— В университете, если так вам больше нравится…

— И я должен знать девушку, которая посещает университет?

— Я вас просто спрашиваю… Ее зовут Николь Приер…

— В жизни не слышал этого имени…

— Она живет с дядей, недалеко отсюда, на бульваре Курсель… Этот дядя, Жан Приер, является докладчиком Государственного совета…

Изумление Манюэля было неподдельным, или же он был еще более способным актером, чем сама Николь.

— Вы говорите серьезно?.. Но Боже мой, я даже не знаю, что такое Государственный совет!.. Вы что же думаете, я знаком с этими шишками?

— И вы также не знаете Дезире, хозяина бистро на улице Сены?

— В первый раз слышу это имя…

— И тех двух молодцов, которые работали сегодня на авеню Виктора Гюго?..

Манюэль выпрямился в своем передвижном кресле:

— Ах вот что!.. Если вы меня угостили всей этой похлебкой, чтобы запутать, я больше не играю… Я вам по-дружески иногда помогал, сообщал кое-что… Чтобы держать бар на площади Пигаль, надо быть в хороших отношениях с полицией!.. Я слушаю радио, как и каждый человек… И знаю, что произошло сегодня утром там, где вы говорите… Но каким образом я могу быть замешан в этой истории? Уже три года, как я не двигаюсь с места и никто ко мне не ходит… Мне бы очень хотелось знать, как я мог участвовать в грабеже… В прошлый раз вы говорили со мной о ювелирном магазине на бульваре Сен-Мартен… А позапрошлый….

— Где Алин?

— Пошла за покупками.

— В этом районе?

— Не знаю… Если вам так хочется знать, она пошла купить себе бюстгальтер… Ваш инспектор сможет это подтвердить…

— А утром она выходила?

— Утром она ходила к зубному врачу, напротив…

Если бы он держал открытым окно, я мог бы видеть ее в зубоврачебном кресле…

Напротив стоял одноэтажный особняк с мансардой.

— Давно у нее болят зубы?

— Уже три дня…

Если бы Алин была у зубного врача до сегодняшнего дня, он бы уже знал об этом из доклада инспекторов, которые следят за ней в течение трех недель.

— Как его зовут?

— Кого?

— Зубного врача.

— Отсюда видна дощечка с его фамилией, но я не вижу так далеко… А вот и Алин!..

Манюэль услышал, как в замке входной двери повернулся ключ.

Глава 4

Алин ничем не выдала, что узнала Мегрэ. Войдя в комнату, где находились мужчины, она прошла мимо комиссара как мимо пустого места и, наклонившись, поцеловала Манюэля в лоб.

— Итак, папа, он опять здесь?!

Ей была двадцать два года. Пальмари приближался к шестидесяти. Однако в обращении «папа» не было ничего дочернего. В устах Алин оно звучало очень нежно. Улыбка на лице Манюэля как бы говорила: «Вы видите, какая это женщина!»

И действительно, девчонку, которая начинала свою карьеру на тротуарах и бульварах Парижа, теперь можно было принять за жену врача, инженера или адвоката.

— Нам уже осталось недолго ждать, когда он принесет сюда свою пижаму и комнатные туфли. Не забыл бы только зубную щетку и бритву…

Она произнесла эту тираду на высоких нотах, с сильным простонародным акцентом. На комиссара она не смотрела. Алин так же, как и Манюэль, с удовольствием играла на публику. Их можно было принять за двух актеров, бросающих друг другу заученные реплики. Каждый знал свою роль назубок.

Алин кинула покупки на диван и продолжала говорить, нарочно употребляя жаргон парижских предместий:

— Что ему надо на этот раз?

— Не будь такой злой с ним, Алин. Ты ведь знаешь, что комиссар мой друг.

— Может быть, твой друг, но не мой… И я терпеть не могу запах его противной трубки.

Мегрэ нисколько не был шокирован поведением Алин. Он смотрел на нее, медленно посасывая трубку.

— Может быть, ты знаешь кого-нибудь из Государственного совета, а? — с иронией спросил у нее калека.

— Если он этим интересуется, то скажи ему, что я даже не знаю, что это такое…

В это время зазвонил телефон. Манюэль нахмурился, посмотрел на аппарат, затем на комиссара.

— Алло… Да, он здесь… Это вас, господин Мегрэ…

— Что я говорила!.. Ему скоро станут присылать письма на наш адрес.

— Алло… Да… Я слушаю…

Это был Жанвье. Он звонил из маленького кафе на той же улице.

— Звоню на всякий случай, патрон… Лурти стоит возле меня… Девчонка сумела увильнуть от него… Выйдя из дому, она направилась прямо к станции метро «Терн»… Взяла билет первого класса и сошла на платформе той линии, что ведет на площадь Звезды. Лурти следовал за ней… Когда она вошла в вагон, он проскользнул туда через другую дверь… В тот момент, когда дверь закрывалась, Алин выскочила на платформу, а Лурти не успел… Он вернулся сюда, а она только что приехала на такси…

— Благодарю.

Алин уселась на диван рядом со своими пакетами, положив ногу на ногу. Она продолжала смотреть на Манюэля, а не на гостя, будто поклялась никогда с ним не разговаривать.

— Эти полицейские… Сколько бы они ни сменяли друг друга, я сразу узнаю их… У сегодняшнего верзилы был такой вид, будто его вот-вот хватит удар…

— Скажи мне, малютка…

— По-моему, папа, мы с ним вместе свиней не пасли…

— Я буду называть вас мадемуазель…

— А не будет ли правильней, чтоб он называл меня мадам?

Она издевалась над комиссаром. Манюэль, гордясь своим детищем, смотрел на нее с нежностью.

— Уверяю тебя, Алин, что он не хочет нам плохого…

— Почему вы увильнули от полицейского, который шел за вами?

— А разве ему самому никогда не приходилось менять свои намерения в последнюю минуту? — Она все еще продолжала обращаться к Манюэлю. — Сначала я собиралась поехать в «Галери»… А как только вошла в метро, подумала, что найду все, что мне надо, в своем районе…

Эта маленькая война длилась уже давно. Задолго до появления Алин. Она началась между Пальмари и комиссаром еще тогда, когда Манюэль, молодой, тощий и без гроша за душой, купил вдруг за наличные деньги бар на улице Фонтен. Это произошло через несколько недель после ограбления одного ювелирного магазина.

Налетчики действовали необычайно дерзко. Двое разбили витрину ударом молотка, набрали драгоценностей, сколько можно было захватить в пригоршни, совершенно не обращая внимания на прохожих, слишком ошеломленных, чтобы как-то реагировать, и на владельца магазина, онемевшего за прилавком. Затем они вскочили в автомашину, где их ждал сообщник, и растворились в уличном движении.

Ни драгоценностей, ни преступников так и не нашли. В течение последующих двух лет было произведено до десятка подобных налетов, пока наконец не поймали одного из налетчиков — молодого, еще не обстрелянного Ханаро. Он никого не выдал и получил пять лет.

Пальмари, все более и более процветая, превратил свой кабачок в элегантный бар, а затем и в дорогой ресторан.

«Дела идут неплохо, — обычно отвечал он Мегрэ, когда тот с невинным видом спрашивал его. — Я еще недурно зарабатываю и на лошадках…»

И действительно, по воскресным дням он закрывал свое заведение и отправлялся либо в Отей, либо в Лонгшам, либо в Венсен — в зависимости от времени года.

Три раза грабители ювелирных магазинов попадали за решетку. Почти все они были клиентами «Золотого бутона». Никто не назвал людей, которые помогали им сбывать краденый товар.